Философия. Лучший путь к развитию созерцающего (понимающего) разума — глубочайшее усвоение философии, и только мировой философии как вселенской дискуссии

СОЗЕРЦАНИЕ

Философский энциклопедический словарь . 2010 .

СОЗЕРЦА́НИЕ

чувств. ступень познания (см. Отражение , Теория познания). В филос. традиции можно выделить два осн. понимания С., причем оба они непосредственно связаны с понятием интуиции (что выражено в лат. и нем. языках – лат. intuitio, нем. ). Первое из этих пониманий восходит к Платону, у к-рого С. выступало как внечувств. познание идей и составляло основу познания "по истине". Второе связано с именем Канта, к-рый противопоставлял С. как мышлению, так и ощущению и трактовал его как представление о единичном предмете, к-рое должно подвергаться в познании категориальной переработке. Шопенгауэр, полемизируя с Кантом, приписывает С. неосознаваемое интеллектуальное и считает С. "первичным" представлением, а понятие – "вторичным". В феноменологии Гуссерля рассматриваются оба вида С. – "эмпирич." С. (сознание об индивидуальном предмете) и "эйдетическое" С., предметом к-рого является сущность ("эйдос"), В трактовке эйдетического созерцания Гуссерль продолжает линию Платона. См. также Интуиция , Непосредственное знание и лит. при этих статьях.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

СОЗЕРЦАНИЕ

СОЗЕРЦАНИЕ - чувственная ступень познания. В философской традиции можно выделить два основных его пони

мания, причем оба они непосредственно связаны с понятием интуиции (что выражено в лат. и нем. языках - лат. Intuitio, нем. Anschauung). Первое понимание восходит к Платону, у которого созерцание выступало как внечувственное познание идей и составляло основу познания “по истине”. Второе понимание связано с именем Канта, который противопоставлял созерцание как мышлению, так и ощущению и трактовал его как представление о единичном предмете, которое должно подвергаться в познании категориальной переработке. Шопенгауэр, полемизируя с Кантом, приписывал созерцанию неосознаваемое интеллектуальное содержание и считал его “первичным” представлением, а понятие -- “вторичным”. В феноменологии Гуссерля рассматриваются оба вида созерцания - эмпирическое (сознание об индивидуальном предмете) и “эйдетическое”, предметом которого является сущность (“эйдос”). В трактовке эйдетического созерцания 1уссерль продолжил линию Платона. См. также ст. Интуиция .

В. П. Филатов

Новая философская энциклопедия: В 4 тт. М.: Мысль . Под редакцией В. С. Стёпина . 2001 .

Смотреть что такое "СОЗЕРЦАНИЕ" в других словарях:

См … Словарь синонимов

СОЗЕРЦАНИЕ, созерцания, мн. нет, ср. 1. Действие по гл. созерцать (книжн.). Созерцание природы. Погрузиться в созерцание чего нибудь. 2. Мечтательное, самоуглубленное настроение (книжн.). Человек, склонный к созерцанию. 3. То же, что интуиция в 1 … Толковый словарь Ушакова

Созерцание - Созерцание ♦ Contemplation Внимательный и бескорыстный взгляд. Метафорически созерцание означает способность сознания познавать, не стремясь к обладанию, использованию или вынесению суждения о познаваемом. Созерцание есть вершина духовной… … Философский словарь Спонвиля

В философии процесс непосредственного восприятия действительности. В истории философии понятие созерцания нередко связывалось с интуицией … Большой Энциклопедический словарь

Способ познавательной деятельности, реализующийся как непосредственное отношение сознания к предмету. В западно европейской философской традиции выделяют два основных понимания С. Первое из них восходит к Платону. У него С. представляет собой… … Новейший философский словарь

СОЗЕРЦАНИЕ, я, ср. 1. см. созерцать. 2. В философии: процесс непосредственного восприятия действительности, начальная, чувственная ступень познания. От живого созерцания к абстрактному мышлению. Толковый словарь Ожегова. С.И. Ожегов, Н.Ю. Шведова … Толковый словарь Ожегова

Англ. contemplation/meditation; нем. Kontemplation. 1. Эмпирическая ступень познания, основу к рой составляет непосредственное чувственное отражение объекта. 2. Вдумчивое наблюдение, внимательное рассмотрение и изучение; медитация. 3. Духовный… … Энциклопедия социологии

Философия. Лучший путь к развитию созерцающего (понимающего) разума - глубочайшее усвоение философии, и только мировой философии как вселенской дискуссии

Лучший путь к развитию созерцающего (понимающего) разума - глубочайшее усвоение философии, и только мировой философии как вселенской дискуссии, вечного спора всех обо всем интересном и важном для человека. Это лучшая возможность избежать релятивизма в нравственности и познании, а учение об относительности истины как якобы единственной формы ее существования представляет собой одну из самых разрушительных опасностей для отдельного человека и всех людей.

Философия как образование полезна, лишь когда она изучается в качестве истории критики мира, мира естественного и мира культуры, - совместных усилий человечества по выработке истины, принадлежащей всем. Исторические и логические истоки образовательного движения при этом важно понять как постепенное расширение сообщества философов. Научное мировое сообщество неразрывно сливается с мировым образовательным сообществом.

Чтобы стать и оставаться правильным, образование должно распространять дух свободной критики, ориентированный на бесконечные задачи. Дух, творящий новые, бесконечные идеалы, дух универсальной теоретической рефлексии.

Философия... Нам, пожалуй, следует отделять философию как исторический факт своего времени от философии как идеи, идеи бесконечной задачи. Любая исторически действительная философия - это более или менее удавшаяся попытка воплотить руководящую идею бесконечности и даже универсальности истин. Практическим идеалам, от которых человек не смеет отклониться всю свою жизнь без чувства вины и раскаяния, недостает ясности и отчетливости, но они предвосхищаются в многозначной всеобщности.

Естественный человек (скажем, дофилософской эпохи) во всех своих делах и заботах ориентирован на мир. Поле его жизни и деятельности - это пространственно-временной окружающий его мир, в который он включает и самого себя.

То же справедливо и для теоретической установки, которая первоначально есть не, что иное, как установка неучаствующего наблюдателя мира, при этом демифологизируемого.

Философия видит мир как универсум сущего, и мир превращается в объективный мир, противостоящий представлениям о мире. Истина становится, следовательно, объективной истиной.

Философия начинается поэтому как космология; сначала она направляет теоретический интерес на телесную природу, и это будто бы разумеется само собой - ведь все данное в пространстве и времени в любом случае имеет формулой своего существования телесность. Люди и животные не просто тела, но взгляду, направленному на окружающий мир, они являются как нечто телесно сущее, значит, как реальности, включенные в универсальную пространство-временность.

Так что любые душевные явления, явления любого Я - переживание, мышление, желание - характеризуются определенной объективностью. Жизнь сообществ, таких, как семьи, народы и т.п., видится при этом сведенной к жизни отдельных индивидов. Духовная связь благодаря психофизической каузальности лишается чисто духовной преемственности, всюду вторгается физическая природа.

Эта объективная, незаинтересованная, бескорыстная, собственно познавательная теоретическая установка - философская, созерцательная, осмысливающая мир1, - диктует педагогике особую и важную заботу. Она связана с развитием в человеке так называемых дианоэтических добродетелей: созерцания, совершенств любознательного разума. Это благоразумие, мудрость, способность к наукам и искусствам. Созерцательная деятельность разума, созерцательный труд души дают то величайшее и только им свойственное наслаждение, без которого невозможно достижение блаженства как одной из целей жизни.

Самодостаточное, не ориентированное на практику познание - созерцание истины - бесконечно важно не только для личности, но и для человечества. Довлеющее себе познание необходимо для прикладных достижений науки.

Все это, вместе взятое, требует от воспитателя сугубого внимания к развитию теоретической установки у его подопечных.

Как и человечеству в целом, отдельному человеку важно сохранить «удивление» - модификацию исходного природного любопытства - как предпосылку и значительную часть содержания интереса к жизни. (Отметим огромное значение самой проблематики интереса к жизни для педагогики.) Вне постоянно поддерживаемого интереса к неисчерпаемой сложности мира наших воспитанников ждет опасная, разрушительная скука, сплин, хандра (см. «Евгений Онегин» А.С. Пушкина). Без этого интереса человек не сможет желать универсальной жизни и универсальной истины, т.е. собственно человеческой жизни и истины как таковой.

От практической установки познающего субъекта резко отличается в любом смысле непрактическая «теоретическая» установка, установка «удивления», из которой гиганты первого кульминационного периода греческой философии - Платон и Аристотель - выводили начало философии.

Человека охватывает страсть к созерцанию и познанию мира, свободная от всяких практических интересов, и в кругу познавательных действий и посвященного ей времени преследуется и творится не что иное, как чистая «теория». Другими словами, человек становится незаинтересованным наблюдателем, озирающим мир, он превращается в философа; или скорее жизнь его мотивируется новыми, лишь в этой установке возможными целями и методами мышления, и, в конце концов, возникает философия, - и он сам становится философом.

Конечно, рождение теоретической установки, как и все исторически ставшее, имеет свою фактическую мотивировку в конкретной связи исторических событий.

Возникающий теоретический интерес, то самое «удивление», есть модификация любопытства. Его изначальное место - в естественной жизни. Оно объяснимо как участие в «жизни всерьез», как проявление изначально выработанного интереса к жизни или как развлечение зрелищем, когда прямые жизненные потребности удовлетворены или истекли часы службы.

Любопытство (здесь не обыкновенный «порок») - это уже обращение, интерес, отстраняющийся от эмпирических интересов, пренебрегающий ими.

Ориентированный таким образом, этот интерес обращается сначала к многообразию этносов, собственного и чужих. Каждого со своим собственным окружающим миром, с его традициями, богами, демонами, мифическими силами. В этом удивительном сопоставлении возникает различение представления о духовном и реальном мире и встает новый вопрос об истине - не об увязанной с традицией истиной повседневности. Об истине общезначимой, тождественной для всех, кто не ослеплен традиционализмом, об истине самой по себе.

Теоретическая установка философа предполагает также, что он с самого начала твердо решает сделать свою будущую жизнь универсальной жизнью, смысл и задача которой - теория, бесконечное надстраивание теоретического познания.

В отдельных личностях, таких, как Фалес и другие, возникает новое человечество - люди, которые профессионально созидают философскую жизнь, философию как новую форму культуры. Понятно, что вскоре возникает соответствующий новый тип обобщения.

Это идеальное образование - теория - незамедлительно воспринимается и перенимается путем обучения и подражания. Дело

скоро идет к совместной работе и взаимопомощи посредством критики. Даже посторонние, нефилософы обращают внимание на необычные дела и стремления. В попытках понимания они либо сами превращаются в философов, либо, если они слишком связаны профессиональной деятельностью, - в посредников.

Таким образом, философия распространяется двояко: как ширящееся сообщество философов и как сопутствующее образовательное общественное движение. Здесь, однако, коренится впоследствии внутренний роковой раскол единой нации на образованных и необразованных.

Философия, распространяющаяся в форме исследования и образования, оказывает двоякого рода духовное воздействие.

С одной стороны, самое важное в теоретической установке философского человека - это подлинная универсальность критической позиции, решимость не принимать без вопросов ни одного готового мнения, ни единой традиции, чтобы одновременно вопрошать всю традиционно заданную вселенную об истине самой по себе, об идеальности.

Но это не только новая познавательная позиция. Благодаря требованию подчинить всю эмпирию идеальным нормам, а именно нормам безусловной истины, скоро происходят далеко идущие перемены в совокупной практике человеческого существования, следовательно, во всей культурной жизни; она должна теперь удовлетворять нормам объективной истины, а не традиции и наивного опыта повседневности.

Так идеальная истина становится абсолютной ценностью, влекущей за собой - при посредстве образовательного движения и в постоянстве воздействий при воспитании детей - универсально преобразованную практику.

Стоит только подумать над способом этого преобразования, как идея истины самой по себе становится универсальной нормой всех имеющихся в человеческой жизни относительных истин, действительных и возможных. Это касается и всех традиционных норм, норм права, красоты, целесообразности, ценности личности властителей, ценности человеческих характеров и т.д.

Так возникает, следовательно, параллельно с созиданием новой культуры особое человечество и особое жизненное призвание. Философское познание мира дает не только эти своеобразные результаты, но и человеческое отношение, скоро проявляющееся во всей прочей практической жизни со всеми ее потребностями и целями.

Возникает новое сообщество интересов, сообщество людей, живущих философией, соединенных преданностью идеям, которые не только всем полезны, но и всем равно принадлежат. Неизбежно возникает и результат совместной работы и критической взаимовыручки - истина как общее достояние.

Во-вторых, неизбежно проявляется тенденция к размножению интереса, т.е. тенденция включения в сообщество философствующих новых, еще не философствовавших людей. Распространение не может идти исключительно в форме профессионального научного исследования. Оно идет гораздо дальше профессиональных кругов - как образовательное движение.

Здесь следует также принять в расчет, что философия, выросшая из универсальной критической установки по отношению ко всему традиционно данному, в своем распространении не затрудняется никакими национальными границами. Должна быть лишь способность к универсальной критической установке, что, конечно, предполагает относительно высокую донаучную культуру.

Так развивающаяся универсальная наука становится общим достоянием до того чуждых друг другу наций, и большинство наций пронизывает единство научного и образовательного сообществ.

В основном, хотя и схематично, здесь обрисована историческая мотивация, объясняющая, каким образом теперь есть не только соседство различных наций, воздействующих друг на друга лишь в торговой и вооруженной борьбе.

Новый, порожденный философией и ее отдельными науками дух свободной критики, ориентированный на бесконечные задачи, владеет человечеством, творит новые, бесконечные идеалы.

Есть идеалы отдельных людей в каждой нации, есть идеалы самих наций. Но, в конце концов, существуют и бесконечные идеалы все расширяющегося синтеза наций, синтеза, в который каждая из соединенных наций вкладывает лучшее, что у нее есть, приобретенное благодаря стремлению в духе бесконечности ставить собственные идеальные задачи. Так, даруя и принимая, сверхнациональное целое со всеми своими социумами разного уровня восходит к единой бесконечной задаче.

В этой идеально ориентированной социальности сама философия продолжает выполнять ведущую функцию и решать свою собственную бесконечную задачу - функцию свободной и универсальной теоретической рефлексии, охватывающей также все идеалы и всеобщий идеал, т.е. универсум всех норм.

Разум - широкое понятие. Согласно хорошему старому определению, человек - разумное существо. Он ставит себе цели и ведет себя разумно, обдумывая практические варианты. Новые результаты и методы включаются в традицию, будучи понятыми именно в их рациональности.

Однако если человек представляет собой новую по сравнению с животным ступень одушевленности, то философский разум является новой ступенью человечества и его разума. Ступень человеческого существования и идеального нормирования бесконечных задач, ступень существования с точки зрения вечности возможна лишь в абсолютной универсальности, именно в той, что с самого начала заключена в идее философии.

Универсальная философия с отдельными науками представляет собой, конечно, частичное явление культуры. Смысл всего сказанного заключается, однако, в том, что от нормального функционирования этой части зависит подлинная, здоровая духовность. Человечеству высшей гуманности, или разума, нужна поэтому подлинная философия.

На вопрос об источнике большинства наших трудностей нужно ответить: это объективизм или это психофизическое мировоззрение. Вопреки своей кажущейся самоочевидности они представляют собой наивную односторонность. Реальность духа как якобы реальных придатков к телам, его якобы пространственно-временное бытие внутри природы - бессмыслица.

Забытым оказывается сам работающий субъект, и ученый не становится темой науки. (С этой точки зрения рациональность точных наук попадает в один ряд с рациональностью египетских пирамид.)

Конечно, со времен Канта у нас есть собственная теория познания. С другой стороны, налицо психология, которая с ее претензией на естественнонаучную точность стремится стать всеобщей основной наукой о духе. Однако наша надежда на подлинную рациональность, т.е. на подлинное прозрение, здесь, как и повсюду, не оправдалась.

Психологи даже не замечают, что и они сами по себе, как действующие ученые, и их жизненный мир не являются темой психологии. Они не замечают, что сами себя заранее неизбежно предполагают в качестве живущих в обществе людей, принадлежащих своему миру и историческому времени, принадлежащих хотя бы потому, что ищут значимую вообще, для каждого, истину саму по себе.

По причине этого объективизма психология не может подойти к теме души в присущем ей собственном смысле, т.е. в смысле деятельного и страдающего Я. Она может, расчленив, объективизировав, свести к жизни тела и индуктивно обработать оценочное переживание и опыт воли, но может ли она сделать то же самое с целями, ценностями, нормами? Может ли она взять своей темой разум, хотя бы как «предрасположенность»? Совсем упущено из виду, что объективизм как результат деятельности истинных норм как раз и содержит эти нормы в своих предпосылках, что он вовсе не выводится из фактов, ибо факты при этом уже предполагаются как истины, а не воображаемое.

Конечно, заключающиеся здесь проблемы замечались - так разгорелся спор о психологизме. Однако отказ от психологического обоснования норм, прежде всего истины самой по себе, ни к чему не привел. Все настоятельнее становится потребность в преображении всей психологии. Но еще не понято, что препятствием является ее объективизм, что она вообще не подступалась к собственной сущности духа.

Разумеется, она работала не напрасно и нашла много практически значимых эмпирических правил. Но она представляет собой действительную психологию в столь же малой степени, в какой моральная статистика с ее не менее ценными результатами представляет собой науку о морали.

Повсюду в наше время чувствуется потребность в познании духа, и становится почти невыносимой неясность методологических и предметных взаимоотношений наук о духе и природе.

Дильтей, один из величайших исследователей духа, употребил всю свою жизненную энергию на прояснение отношений природы и духа, на прояснение природы психофизической психологии, которую, как он считал, необходимо дополнить новой описательной аналитической психологией. Но усилия его последователей не принесли, к сожалению, страстно желаемого прозрения. Они не вырвались из оков объективизма.

Улучшения не может наступить, пока не понята наивность объективизма, порожденного естественной установкой на окружающий мир, и пока не прорвется в умы понимание извращенного характера дуалистического мировоззрения, где природа и дух должны трактоваться как реальности сходного рода, хотя каузально закрепленные одна на другой.

Объективной науки о духе, объективного учения о душе - объективного в том смысле, что оно считает души и сообщества личностей существующими внутри пространственно-временных форм, - никогда не было и никогда не будет.

Дух, и только дух, существует в себе самом и для себя самого. Он независим, и в этой независимости, и только в ней, он может изучаться истинно рационально, истинно и изначально научно.

Что же касается природы в ее естественнонаучной истине, то она только по видимости самостоятельна и только по видимости для себя открыта рациональному познанию естественных наук. Ибо истинная природа в ее естественнонаучном смысле есть продукт исследующего природу духа, а следовательно, предполагает науку о духе. Дух по сути своей предназначен к самопознанию, а как научный дух - к научному самопознанию.

Лишь в чистом духовно-научном познании ученый не заслужит упрека в том, что от него скрыт смысл его собственных усилий. Поэтому науки о духе извращаются в борьбе за равноправие с естественными науками. Лишь только они признают за последними их объективность, как сами впадают в объективизм. Но в том виде, в каком они существуют сейчас со всеми своими многообразными дисциплинами, они лишены подлинной, добытой в духовном миросозерцании, рациональности. Именно отсутствие истинной рациональности и есть источник ставшего невыносимым непонимания людьми своего собственного существования и собственных бесконечных задач. Они неразрывно связаны в единой задаче: лишь когда дух из наивной обращенности вовне вернется к себе самому и останется с самим собой, он может удовлетвориться.

Как было положено начало такого самосознания? Начало было невозможным, пока властвовали сенсуализм, психологизм данных, идеи психики как tabula rasa. Лишь Брентано, потребовавший создания психологии как науки об интенциональных переживаниях, дал толчок, который смог привести к дальнейшим результатам, хотя у самого Брентано объективизм и психологический натурализм остались непреодоленными.

Разработка действительного метода постижения сущностной основы духа в его интенциональности и построения на этой основе бесконечной и последовательной аналитики духа привела к созданию трансцендентальной феноменологии. Натуралистический объективизм и любой объективизм вообще она преодолевает единственно возможным способом. Философствующий исследователь начинает с собственного Я, понимаемого как производитель всех смысловых значений. По отношению к этим смыслам он становится чисто теоретическим наблюдателем. В этой установке возможно построение абсолютно независимой науки о духе в форме последовательного самопонимания и понимания мира как продукта духа.

Есть только одна альтернатива: ненависть к духу и впадение в варварство или же возрождение философии благодаря героизму разума, окончательно преодолевающему натурализм.

Величайшая опасность для мира - это усталость. Но если мы будем бороться против этой опасности опасностей с той отвагой, которая не устрашится даже бесконечной борьбы, тогда из уничтожающего пожара неверия, из тлеющего огня сомнений, из пепла усталости восстанет феникс новой жизненности и одухотворенности - общечеловеческий завет философии.

Философская антропология выступает как один из главных источников педагогической антропологии, поскольку представляет собой не только системное и целое, но и всеобъемлющее знание о человеке и мире человека в их единстве. Философская антропология покоится на обширном фундаменте антропологии как науке о роде homo, в свою очередь опирающейся на естественные и гуманитарные области познания.

Психологическая наука, изучающая факты сознания и допускающая интроспекцию в качестве своего метода, дает антропологии непосредственный материал для исключительно важных педагогических интерпретаций, впрочем, также нуждающийся в их самопроверяющем соотнесении с другими науками. Прежде всего - с науками о процессе познания, о творчестве и практической деятельности. Это логика (методы познания), феноменология духа (научное, художественное и религиозное творчество), политическая экономия, право, история.

Философская антропология ценна для педагогической, когда она снимает односторонность и крайности материализма, преодолевая их в рамках философии природы и философии духа. Человек как природное и как духовно-социальное существо рационально познаваем в постоянных переходах его сознания от реального мира к феноменальному, и наоборот. Это взаимодействие объективного и субъективного мира отражается практической философией. Разумеется, и то, и другое интересует педагогику по преимуществу с точки зрения целей и действий воспитателя, но в них в свернутом виде присутствует и мотивационно-волевая сфера воспитуемых и интенциональность воздействий различных социальных кругов в их пересечении.

Мир идеалов, побуждающих людей к творчеству, в теории разделяется на эстетику и этику, осмысливаемые соответственно философией искусства и философией жизни и личности. Однако обе нуждаются еще и философии общества, и в философии истории. Последние особенно ценны для педагогики, поскольку изучают развивающуюся личность в социальном и филогенетическом планах, неизбежно отражающихся в плане онтогенетическом.

Итак, антропология как наука о человеке включает в себя всю систему наук, искусства и религию. Педагогическая антропология в первую очередь привлекает для решения своих проблем содержание и методы психологии, логики и философии.

Психология принадлежит, если не исключительно, то преимущественно, к антропологии. Выходя из теории побуждений, она обрисовывает ряд изменяющихся состояний духа, беспрестанных стремлений, удовлетворяемых в трех главных психических продуктах: в понятии, в сознании, в действии. Эти продукты ложатся в основание трех духовных процессов: процесса познания, процесса внутреннего творчества и процесса внешнего творчества - жизни.

Явления чувства, мысли, воли, явления знания и творчества, область психологии, представляют собой первейший объект внимания философской антропологии.

Можно ли наблюдением психических явлений сблизиться с явлениями физиологическими? И да, и нет.

Бесчисленное множество примеров, неотразимых по своей убедительности, доказывают, что изменение физиологических отправлений влечет за собой необходимое изменение психических явлений в человеке. Психическое состояние имеет влияние на жизненный процесс. Следовательно, связь обоих родов явлений неоспорима. Она есть один из вопросов науки, и по мере более точного исследования этого вопроса можно надеяться, что упомянутая связь будет выказываться все яснее.

Поскольку человечеству высшей гуманности, или разума, нужна подлинная философия, постольку она нужна и образованию:

философский разум является новой, высшей ступенью человеческого разума. Но для этого философия, присваиваемая новыми поколениями, должна быть лишена односторонности, прежде всего - односторонности натурализма.

Дух, идеальное, мысль, философия должны изучаться как независимые сущности, не сводимые ни к физиологии, ни к биохимии мозга, ни к чему бы то ни было иному, ибо любой редукционизм ложен и пагубен. Уместно припомнить здесь страстные протесты зоопсихолога В.А. Вагнера против попыток И.П. Павлова положить в основу психологической науки физиологические наблюдения, сколь угодно гениальные, прозорливые и тысячекратно проверенные. В частности, Вагнер однажды точно сказал: «Физиология, которая хочет проникнуть в душу человека посредством слюнной собачей железы, идет по неверному пути».

Если философское мышление не может остановиться на указанном переходном пункте, то научное исследование долго еще должно его удерживать, если только будет в состоянии когда-нибудь осилить его. И этому есть одна очень важная причина: самый метод исследования. Орудия внешнего наблюдения могут уловить лишь самую грубую часть психических явлений: изменение физиономии, звука голоса, наконец, слово и действие, составляющие окончательный результат часто весьма сложного внутреннего процесса.

Для изучения самого процесса в его оттенках, в его действительной постепенности есть только одно орудие, отличное от всех орудий внешнего наблюдения. Это внутреннее наблюдение, заключенное в психическом явлении сознания.

Вот этот факт сознания составляет до сих пор камень преткновения для всех теорий, объясняющих психические явления с помощью движения. Можно механически объяснить изменение физиономии, изменение звука голоса, процесс слова и деятельности вследствие разных внешних впечатлений. Но говорящий и действующий автомат, с подвижной физиономией и с изменяющимся голосом, не есть еще сознательное существо.

Сознание есть процесс, доступный лишь одному наблюдателю, тому, в котором он происходит, и во всем лексиконе движения для сознания нет еще соответствующего выражения.

Для беспристрастного наблюдателя сознание составляет особое научное явление, и, рассматривая психические отправления как отправления преимущественно сознательные, мы должны отрицать возможность их сближения с физиологическими.

Итак, на вопрос о сближении явлений психики с явлениями физиологии мы можем одновременно ответить: да и нет. Они сближены взаимной зависимостью в едином человеческом существе, сближены во внешнем явлении, в реальном бытии. Они разделены в научном исследовании, в своих существеннейших особенностях и в этом отношении для современной науки совершенно несоизмеримы.

Знание, творчество внутреннее и жизненное нераздельны в действительности. Но наука их различает для удобнейшего изучения и таким образом открывает их законы.

Логика, феноменология духа и наука жизненной деятельности входят в состав антропологии.

Наука жизненной деятельности обнимает все технические знания. Она охватывает законы питания общества, созданного человеком с той же необходимостью, как создаются общества перепончатокрылых (пчел, муравьев), - политическую экономию. Она включает в себя юридические формы, в которых человек попробовал заковать (всегда безуспешно) изменяющийся

идеал справедливого общества, юридические и государственный знания.

Наконец она охватывает процесс образования и распада обществ, нарастания знания, видоизменения внутреннего и внешнего творчества человека. Это значит, что она обнимает всю историю.

И действительно, история есть самый существенный признак, отличающий в глазах науки род homo от других зоологических родов. Может быть, со временем найдутся аналогичные факты и в жизни других животных, но пока лишь человек имеет историю.

История, обнимая процесс нарастания знания, предъявляет неоспоримые права антропологии на все факты знания.

Эти факты сосредоточены в науке о знании - логике, и в науке о внутреннем творчестве - феноменологии духа. Первая обнимает все методы убеждения в достоверности, в вероятности или в ошибочности какого-либо положения. Вторая заключает в себя явления научного творчества, творчества искусств и творчества религий.

Обратим внимание на явления научного творчества в их связи с логикой.

Все обобщения, позволяющие из отрывочных наблюдений составить науку, все формулы, в которых науки видят свои самые блестящие результаты, суть явления этих двух отделов антропологии.

Достоянием логики является научный метод. Метод наведения, или индукции, с помощью которого естественные науки дают свои законы. Аксиоматический метод, который доставляет математическим наукам их неотразимую убедительность. Метод вероятностей большого числа наблюдений, лежащий в основании всех статистических заключений. Метод критики свидетельств, составляющий основание всей истории, всякого научного предания.

В число явлений феноменологии человеческого духа входят также:

понятие о роде и виде;

понятие о сущности и явлении;

понятие о причине и следствии;

понятие о простоте и сложности;

понятия о притяжении, о жизни, об организме, о природе;

определение закона, постановка гипотезы, систематика каждой науки в особенности и всех наук вообще;

число, пространство, время, а следовательно, движение;

наконец бытие и действительность.

Таким образом, научное творчество обнимает все науки в их общих выводах и в их систематическом построении. Логика обнимает все их методы. Отдельные факты, частные результаты, добытые случайным или намеренным исследованием ученых, входят в историю наук. Вся наука в целом своем составе размещается по различным отделам антропологии.

Но научное творчество этим не исчерпывается. Группировка фактов науки, сближение их с помощью гипотез составляет лишь простейшую его часть. Когда наука не может уже идти далее, когда строгий метод не дозволяет совокупить воедино образовавшиеся группы наук, тогда научное творчество продолжает требовать единства и стройности от всех процессов мышления и обстраивает науку более или менее великолепным храмом философской системы.

Посмотрим теперь на антропологию как на философскую систему. Решим вопрос, каким образом представление о человеке может служить в наше время основой для построения цельной системы, охватывающей собой факты науки, не искажая их, и в то же время удовлетворяющей требованиям единства и стройности.

Признавая мышление только обобщением, мы стоим на точке зрения материализма; мысль и все факты сознания получают только феноменальное существование.

Оставаясь в области действительности сознания и признавая мышление только противопоставлением одного процесса сознания другому процессу, мы становимся на точку зрения идеализма. Знание отличается от творчества лишь ступенью, а не сущностью сознаваемого предмета.

Антропологический принцип требует одновременного допущения того и другого содержания в мышлении. Для человеческого мышления мысль не есть только обобщение и не только противопоставление себя самой себе же самой. Она есть то и другое вместе.

Процесс сознания действителен, и мир внешний реален. Это приводит нас к двум отраслям теоретической философии: к философии природы и к философии духа.

Философия природы, опираясь на реальность внешнего мира, должна стремиться построить процесс сознания, как если бы вне вещественного мира не было ничего, кроме феноменов.

Философия духа, опираясь на действительность сознания, должна стремиться построить все сущее как продукт систематического развития мышления.

Но переход между миром реальным и феноменальным может быть еще другим. Мышление переходило от реального бытия к феноменальному в его обобщении и противопоставляло действительному сознанию бытие, которое признавалось реальным, следовательно, в котором отрицалась преобладающая действительность мыслящей личности. В обоих случаях переход с помощью мышления был потерей части бытия или для мыслимого или для мыслящего.

Другой переход должен быть обратным: феномен должен делаться реальным бытием, реальное бытие должно обращаться в действительную личность.

Это имеет место в практической философии. Ее процесс есть действие; личность воплощает свое желание, свое чувство, свое понятие вне себя, в мир реального бытия. Она ставит себе цель, и эта реальная внешняя цель делается действительным побуждением в личности.

Здесь скептическое начало не имеет места, потому что противоположности процессов в обоих случаях не существует. Разница лишь в том, что воплощение желания, чувства, понятия в деятельность может совершиться бессознательно или сознательно. Постановка же цели есть всегда переход реального бытия в сознательную действительность. Первая деятельность обширнее второй, но может более или менее в нее переходить и ни в каком случае ей не противополагается.

Отсюда в основание практической философии ложится принцип практический. В нем выражается независимость личности как действующей от всех вопросов о ее сущности. Личность сознает себя свободной, желающей для себя и ответственной перед собой в своей практической деятельности. Это личный принцип свободы, отделяющий мир практической философии от мира теоретической. На этом принципе зиждется возможность жизненных вопросов, возможность критики человеческой деятельности, возможность требований от человека чего бы то ни было.

Неизменный закон причины и следствия проникает в философию природы, неизменный закон стройного развития создает философию духа, потому что высшее бытие в обоих находится в начале, низшее в конце процесса; мыслимый мир должен подчиниться реальному бытию или строиться по условиям, налагаемым на него мыслящей действительностью.

В практической философии высшее бытие является, в конце концов, воплощением или целью.

Личность практически свободна, и свобода сама является первой ее потребностью.

Как действительная личность в теории противополагала себе реальный мир, единственный источник знаний, так действительная личность на практике противополагает себе идеалы, единственное побуждение к деятельности. В полном представлении реального бытия заключается возрастание знания. В полноте идеалов, которые ставит человек, заключается совершенство его деятельности.

Для определения этих идеалов и для группировки они подвергаются взаимной критике. Одни оказываются взаимно противоречивыми, другие неполными, и окончательно получаем две группы, несоединимые по своей сущности, но соединяемые в идеале действующей личности.

В теоретической философии мы искали отношения между реальным миром и действительным сознанием. Давая поочередно преобладание тому или другому началу, мы имели философию природы и философию духа.

Точно так же здесь нам нужно определить отношение между формой, в которую воплощается деятельность, и содержанием, воплощаемым в эту форму. В одной и той же деятельности человек не может одновременно ставить себе целью прекрасную форму и нравственное содержание. Цель его должна быть одна при каждой деятельности, но действующая личность может ставить себе в одном случае эстетическую, в другом - нравственную цель.

Проникнувшись сознанием того и другого идеала, истинно человечная личность бессознательно нравственна при художественной деятельности, бессознательно художественна при нравственной. Это разделение, требующее нового соединения, дает две отрасли практической философии.

Философия искусства есть философское построение эстетики. В первой части своей, в философии художественного идеала, она ищет идеал прекрасного произведения. Она соединяет реальный художественный идеал - стройную форму - с действительным художественным идеалом - патетическим настроением. Она не отвергает художественные идеалы служения идее, общественным и жизненным целям. Она изучает антропологическое художественное произведение как патетическое воплощение личности художника в стройные формы. Затем она в философии искусств решает вопрос о воплощении различного рода патетического настроения личности в различные формы искусства.

Философия жизни точно так же ищет в этике или в философии личности идеал человеческого достоинства. Доказывая неполноту или внутренние противоречия в идеалах эгоистической, полезной, милосердной, самоотверженной деятельности, она приходит к идеалу справедливой деятельности. Как деятельности, распространяющей на всех людей признание человеческого достоинства и тем восходящей к представлению о равноправном человечестве.

Во имя этого идеала этика защищает положение о том, что человеческое достоинство заключается в справедливой деятельности.

Справедливая деятельность есть воплощение в жизнь идеи равноправности всех людей на всестороннее развитие независимо от патетических настроений действующей личности.

В философии общества она судит с позиций идеала достойной и справедливой личности:

формы семьи, рода, нации;

формы промышленного, сословного, юридического союза;

формы государства, церкви;

человечества и человеческого общества вообще.

Общественный союз является для антропологической системы средством развития личности, средством воплощения в жизнь идеи о личном достоинстве, т.е. идеи справедливости. Отсюда разрешение противоречия между общественной обязанностью и личным стремлением гражданина.

Личность видит в справедливом обществе воплощение своего достоинства. Общество должно иметь целью удовлетворение справедливых требований развития всех своих членов. При столкновении либо личность не уяснила себе требований справедливости и общество обязано развивать личность, либо общество нарушило свои обязанности и обратилось в условную форму без достаточного нравственного содержания.

Но поклонение форме есть идеал искусства, а не нравственности, и нравственная личность обязана стремиться всеми силами внести надлежащее содержание в существующие формы или перестроить формы по требованиям содержания.

Итак, практическая философия приходит к двум одновременным процессам человеческой деятельности. Человек создает прекрасные или только стройные формы, в которые бессознательно вкладывает свое нравственное содержание.

Стройность и красота упрочивают их существование и оставляют их памятником человеческой деятельности. Человек воплощает в жизнь нравственное содержание, ломая и перестраивая формы, в которые он его воплощает, по мере того, как они не удовлетворяют своему содержанию. Оба эти процесса вместе составляют историю человека и приводят к заключительному члену антропологии как стройной философской системы.

Этот заключительный член есть философия истории. Она включает в себя все предыдущее, потому что заключает в процессе развития то, что составляет предмет теоретической и практической философии.

Во всех фактах истории, независимо от всякой критики, присутствует убеждение в действительности человеческого сознания. Постепенно расширяя свое знание, человек все более и более овладевает реальным миром, отличая реальное знание от созданий своей фантазии.

Точно так же история все более выдвигает на передний план личность как источник всякой деятельности. Причины этой деятельности все яснее выказываются как внутренние идеалы, а не как внешние побуждения и принуждения. Все более человек убеждается, что неправильность его деятельности зависит часто от перенесения одного идеала в другую область, ему не принадлежащую.

Наконец, красота (как патетическая стройность) и справедливость (как обобщение личного достоинства) делаются для мыслителя неизбежными источниками художественного творчества и нравственной деятельности в личности и в обществе.

Философия истории есть очертание законов этого развития. Выходя из антропологического начала, она ищет его везде и потому видит в разнообразии исторических измерений повсюду переход из менее сознательного состояния к более сознательному. В теоретической деятельности она видит стремление перейти от верования к знанию, от бессознательного построения мифологических систем к сознательному построению философских систем, возможно ближе подходящих к науке и поставляющих науку как свой окончательный идеал. В практической деятельности она видит стремление заменить повсюду бессознательную деятельность целесообразной.

Теоретическая философия изображает человека как личность действительную, познающую и мыслящую. Практическая философия представляет его как личность сознательно свободную, творческую и человечную (т.е. художническую и справедливую). Философия истории показывает его как личность, развивающуюся в отношении сознания всех своих предыдущих качеств.

Как познающая личность человек беспрестанно расширяет пределы науки и тем дает все новый материал своему мышлению. Как творческая личность он создает все новые идеалы, новые формы и действия для их воплощения, никогда не исчерпывая прекрасных форм, нравственных действий и всегда стремясь далее и далее к осуществлению человечности, которую он в себе сознает.

Эта возможность бесконечного развития, не мешающая законченности философской системы, есть необходимое следствие антропологического начала, и она позволяет построить философию истории, не ограничивая человечество в формах его развития.

Философия есть, вкупе с немногими иными, совершенно необходимая составная часть любого разумного содержания образования. Особенно в юности спасительна хорошая философия как школа продуктивного мышления, любви к истине и метода ее поиска, обнаружения и проверки. Философия призвана научить искусству мыслить не только самостоятельно, но и правильно (И. Кант). Философии надобно учить так, чтобы предотвратить становление в молодежи и скепсиса, и самомнения. Сложная работа по развитию интеллекта у детей начинается с осознания ими повседневных впечатлений и далее продвигается к анализу и синтезу, становлению понятий. Огромную роль в воспитании разума играет тренировка рефлексии - критичности и реалистичности. Соблюдая эти принципы, учитель вводит далее ученика в царство противоречий, и учит их правильно разрешать. Это необходимое лекарство от догматизма, к которому так легко прибегает неопытная душа ребенка. История заблуждений и трагедий разума полезна, чтобы приучить к осторожности, строгости суждений, дать представление о сложности умственной работы, научить уважать ее и проверять ее результаты.

Путь к развитию разума - усвоение мировой философии, когда она изучается как история осмысления естественного и культурного мира. Философское образование невозможно без истории культуры, просвещения, вне рефлексии природы, судеб и прогнозов познания.

«Удивление» - культивированное воспитанием природное любопытство, составляющее предпосылку интереса к жизни, являет собой не только в высшей степени желательную мотивацию учения, но и ценное содержание воспитания. Поэтому в цели воспитания входит стимуляция и поддержание умонастроения удивления перед сложностью, многообразием и таинственностью мира.

Познавательная теоретическая установка дает благоразумие, мудрость, способность к наукам и искусствам, достижение одной из важнейших целей жизни. Самодостаточное познание, созерцание истины делает возможными прикладные достижения науки. Философский разум является новой, высшей ступенью человеческого разума. Но подлинная философия должна быть лишена односторонности, например односторонности натурализма, крайностей материализма и идеализма.

Собственно философская установка особенно полезна в деле воспитания, когда она опережает изучение наук и следует за ними, вновь создавая очередную «зону развития». Философское образование принимает две родственные формы: пропедевтическую и заключающе-обобщающую. При этом обобщающая форма немедленно сама становится пропедевтической, и таким образом философия сопровождает любое образование всегда, бесконечно оставаясь его предпосылкой и завершением, насколько оно возможно.

Эмпирический по своей природе рассудок просветляется только благодаря теоретическому в своей сущности разуму, призванному снабжать рассудок принципами правильного действия. Вот почему так важно присутствие в учебных планах, во всем содержании образования философии как мышления о мышлении, как науки о научном познании, его опасностях и достижениях, его принципах и опыте, его истории, оценке и теории этой истории.

Человеческое сознание, наиболее ценный и собственно человеческий дар, изучается с позиций множества наук (см.: Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л., 1968), среди которых философия занимает настолько значительное место, что есть все основания называть ее «мышлением о мышлении». Для педагогики это означает, что, во-первых, философия есть обязательный (наряду с другими) источник человековедческих знаний и, во-вторых, вкупе с немногими иными, компонент любого учебного плана, совершенно необходимая составная часть любого разумного содержания образования. Императивность этих положений объясняется тем, что без мышления о мышлении нет в высшей степени желательных элементов осознанной мыслительной деятельности, без которой, в свою очередь, нет ни практической, ни теоретической работы. Философия предупреждает некоторые серьезные болезни мышления и лечит их: идиотическую погруженность в повседневность, и только в нее («заботы вечны», по слову Пушкина), некритичность, самодовольство мышления - и то, и другое гибельно для человека и человечества.

Особенно в юности спасительна хорошая философия как школа продуктивного мышления, любви к истине и метода ее поиска, обнаружения и проверки. Науке о науке, мышлению о мышлении, философии желательно учить так, чтобы предотвратить и скепсис, и самомнение. Искусству мыслить не только самостоятельно, но и правильно (И. Кант) призвана философия.

Педагогика с этой точки зрения есть искусство обучать искусству мышления. Оба эти искусства очень сложны, ибо суть дела, истинное, внутреннее, сущностное, сокровенное не находится в

сознании непосредственно, не дается с первого взгляда и внезапным озарением; необходимо размышлять, чтобы добраться до истинного строя предмета. Одно дело - иметь проникнутые мышлением чувства и представления, и другое - иметь мысли о таких чувствах и представлениях. Порожденные размышлением мысли об этих способах сознания составляют рефлексию, рассуждение, т.е. философию. Лишь мышление превращает душу, которой одарено и животное, в дух, и философия есть сознание человеком содержания - духа и его истины.

Развивать мыслительные способности с помощью философии, значит обучать объективной истине. Философия замещает представления мыслями, категориями или, говоря точнее, понятиями. Обладая представлениями, мы еще не знаем лежащих в их основании мыслей и понятий. И наоборот, это не одно и то же - иметь мысли и понятия и знать, какие представления, созерцания, чувства им соответствуют.

Философия, повторял Э.В. Ильенков, концентрирует в себе способ мышления и проясняет его для самого мыслящего человека. С философией не сталкивается лишь тот, кто вообще не мыслит. Ум - плюс ко всему - гигиена духовного здоровья, столь же необходимого для жизни, как и здоровье физическое. А забота о душевном здоровье имеет и прямой социальный, жизненно важный для каждого человека смысл.

Философское образование полезно только в том случае, «если знание, с трудом накопленное человечеством, будет усваиваться как содержательный и умный ответ на мучительные вопросы бытия» (Э.В. Ильенков).

Источником и методом философского познания, обращенного к человеку, его духу и преодолевающего наивный натурализм, является чисто теоретическое исследование Я. Исследование, возможное только в результате присвоения историко-философского богатства, его критической и собственно теоретической установки. Одновременно образованию предстоит оказать помощь молодежи в усвоении целей истории, целей жизни, целей своей деятельности.

Цели преподавания философии многогранны. Ни одна из граней не отменяет другой. Нам нужна философия и как то, и как другое, и как энное.

Главная цель общего образования - духовное развитие личности. Развивающей способности силой обладает не изучение философии, а ее изучение, нацеленное на развитие философского мышления, философствования.

Широкий общеобразовательный контекст любой специализации служит не фоном, не подготовительной ступенькой к профессиональной подготовке, но самодовлеющей ценностью. Стало быть, в нем необходима философия образования и образованности, теория духовного развития (феноменология духа), теория личности (персонология) и теория ценностей (аксиология).

Развитие общих способностей личности предполагает совершенствование генеральной человеческой способности - трудоспособности. Владение общими способами деятельности выступает одной из важнейших предпосылок приращения знаний. Поэтому цель общеобразовательного курса философии включает в себя и праксеологию.

В школах должно учить тому, как делается наука, а не тому только, чего она добилась. Содержание образования включает в себя само исследование, искусство компетентного, точного и доказательного мышления. Оно предполагает овладение научным методом - способностью мыслить и самостоятельно, и правильно. Стало быть, нам необходима философия как «метафизика», как наука о науке, эпистемология, философия познания и философия науки.

Школа призвана ориентировать новые поколения в системе наук и устанавливать плодотворную связь с ними. Поэтому мы нуждаемся в философии классификации наук.

Философское образование обязано развить в человеке способность к самокритике мышления, проверке и очищению его, к постоянной самокорректировке. Цель общеобразовательного курса философии - ввести в искусство философствования как рефлексии, а философию понять и принять как концентрированную и высшую рефлексию духа.

Историческое введение в содержание и метод мировой философской дискуссии обладают мощным общеобразовательным зарядом. Идеи и язык этики, эстетики и философской антропологии составляют важные компоненты образования. Человек, не понимающий философии права, основ договора как сущности политики, способен отказаться от своего человеческого достоинства.

Молодежи предстоит усвоить цели истории, цели жизни, цели своей деятельности. Этому служит философия истории и культуры, раскрывающая драму людей и идей, обобщающую причины успехов и поражений человечества, прогресса, застоя и регресса, преемственности и новаторства, разрушения культурных достижений и варварства.

Новым поколениям необходимо знать способы самоуничтожения человечества, распознавать невежество, жадность, недальновидность. История человеческой глупости во множестве ее проявлений представляет собой ценный компонент образования: учит учиться на уже совершенных ошибках. Одновременно история заблуждений и трагедий разума полезна, чтобы приучить к осторожности, строгости суждений, дать представление о сложности умственной работы, научить уважать ее и проверять ее результаты.

Чтобы системность знаний адекватно отражала системность мира, необходим синтез отдельных учебных курсов с помощью философского образования, как пропедевтического, так и обобщающего, завершающего циклы и полный курс.

Среди мотивов деяний человека выдающееся место занимает обладание смыслом жизни - знанием о том, зачем, с какой целью мы проявляем жизненную активность. Представления, переживания и ожидания человека, связанные со смыслом жизни, смерти и бессмертия, составляют ядро мироотношения. Человек строит свое поведение в соответствии именно со своими осознанными или подсознательными эталонами красоты, добра и правды, ценности и смысла жизни. Вот почему так бесконечно важна история философии как филиация типов наиболее продуманных и серьезных ответов на важнейшие мировоззренческие проблемы, как феноменология и типология мироотношений.

Школьная премудрость непременно должна содержать в себе и философию религии. Далеко не автоматически вера, опыт и разум пронизываются нравственностью. Для этого необходимо специальное воспитание.

Философия искусства занимает выдающееся место в содержании образования. В цели философского образования входит стимуляция и поддержание умонастроения удивления перед сложностью, многообразием и тайнами мира.

Идея этического интеллекта имеет сверхобычное значение для образования, поскольку она предостерегает от развития умственных способностей в отрыве от нравственности. Ум не разыщет истину, обязательно ошибется, если он не бескорыстен и не мужествен. Обучение философии, основанное на глубоком знании моральной организации человека, должно научить терпимости.

В учебном процессе необходимо обсуждений условий успеха в социальной жизни, готовности ответить на вызов времени. Нужна философия как теория искусства счастья.

Аристотель (384-322 до н. э.) - древнегреч. философ и ученый-энциклопедист, к-рого Маркс назвал «величайшим мыслителем древности». Основал собственную школу (Ликей). Подвергнув критике теорию своего учителя Платона об «идеях» как бестелесных формах вещей, создал учение объективного идеализма, охватившее все виды совр. ему знания, в вопросах объяснения природы часто совпадающее с материализмом.

Этике А. посвятил три специальных труда, гл. из к-рых - «Этика Никомаха» - предназначался для его сына. А. считал, что в основе моральной деятельности и нравственных доблестей лежит объективная целесообразность. Высшее благо - это цель , к к-рой люди стремятся ради нее самой. Раскрывает его высшая руководящая наука - политика.

Как самодовлеющее, оно не может состоять ни в материальном богатстве, ни в наслаждении, ни даже в одной добродетели , а определяется назначением человека, к-рое воплощается в прекрасном выполнении разумной деятельности и в согласии каждого дела со специальной, характеризующей его добродетелью. Стремящаяся к высшему благу жизнь может быть только деятельной; добрые качества, не обнаруженные в действии, не дают блаженства.

Кроме высшей цели достижение высшего блага предполагает известное число подчиненных ему низших целей. Достигнуть цели можно, обладая добродетелью, к-рая есть прежде всего умение верно ориентироваться - выбирать среднее между излишеством и недостатком. При этом «середина» не может быть найдена в пределах дурного; выбору подлежит только наилучшее из хорошего. Добродетели А. подразделил на этические, или добродетели характера (напр., щедрость), и дианоэтические, или интеллектуальные (напр., мудрость).

Последние развиваются гл. обр. путем обучения, нуждаются в опыте и во времени. Добродетели - не аффекты и не прирожденные способности, а приобретенные свойства, возникающие при действии, направленном на отыскание «середины» между избытком и недостатком. Поскольку найти такую «середину» трудно, нравственное совершенство - достижение редкое, похвальное и прекрасное. Т. к. деятельность добродетелей проявляется в области средств, ведущих к цели, то, согласно А., во власти человека и добродетельность, и порочность, и воздержание.

Однако стремление к истинной цели не подчиняется личному выбору; человек должен родиться с этим стремлением. Кто от природы в совершенстве владеет им, тот - благородный человек. Степень произвольности действий и приобретенных свойств души, по А., не одна и та же: действия с самого начала и до конца во власти человека, приобретенные же свойства души произвольны лишь вначале, и человек не замечает, как постепенно складывается его характер. Поскольку этическая концепция А. тесно связана с его «Политикой», исследующей общественные отношения, А. ввел в «Этику» вопрос стоимости, проблему к-рой он рассматривает как частный случай проблемы «справедливости».

Анализ «справедливости» развернулся у А. в обстоятельный разбор одного из важных вопросов политической экономии. Несмотря на то что в этом анализе А., как показал Маркс, проявил историческую ограниченность классового мышления, он все же открыл в выражении стоимости товаров непосредственно не видное отношение равенства. Настоящая цель человеческой жизни, по А.,- блаженство, к-рое вызывается деятельностью как таковой. Блаженная жизнь сообразна с важнейшей добродетелью, к-рая присуща лучшей части души. Деятельность последней созерцательна. Но созерцание истины, по А., самая притягательная из. всех деятельностей; ей наиболее свойственна «самодостаточность».

В противоположность деятельности практических добродетелей (военной, политической), к-рая стремится всегда к известной цели и желательна не ради самой себя, созерцательная деятельность разума отличается значимостью и ценностью ради себя самой, не стремится к к.-л. внешней цели и заключает в себе ей одной присущее наслаждение, к-рое усиливает энергию. Именно к такой жизни и должен стремиться человек.

Нравственный идеал А., провозглашающий: высшей доблестью - самодовлеющее, отрешенное от волнений и тревог практической деятельности созерцание истины; предпосылкой философской деятельности - досуг (порождаемый рабским трудом и созданным на основе этого труда достатком) совершеннейшим и самодостаточным созерцанием - пребывающего вне мира и над миром бога, есть отражение в отвлеченной форме идей античного рабовладельческого об-ва.

Божественный образец созерцательной деятельности разума - сложное порождение характерного для греч. полиса второй половины IV в. до н. э. отделения умственного труда от физического, теоретического досуга от практической деятельности, независимости от тревог и превратностей социальной борьбы классов и политических партий. В характерной для этики А. норме «середины» проявились социальные черты носителя и осуществителя этой нормы - гражданина полиса накануне его падения и покорения Македонской монархией.

Сущность названия метода вкратце можно передать так: концентрация, очищение и раскрытие потенциала ума.

В некоторых восточных школах приводят следующий пример. Представьте себе чистейшую хрустальную чашу, наполненную родниковой водой. Кто-то бросил туда горсть песка. Вы взболтали воду, песчинки кружатся и оседают на дно. Вода успокаивается, песчинки остановили свой танец, в чашу проник солнечный луч. В процессе медитативного созерцания сознание наше уподобляется этому солнечному лучу и воде – воедино слитым. Вот это и есть момент медитативной глубины ума. Заметим, что в пифагорейской школе созерцательная деятельность относилась к числу наиболее продуктивных занятий для ума Человека. Термин «медитативное мышление» предвидит умение выработать в себе ровное, спокойное, одновременно сосредоточенное и волевое отношение к событиям, происходящим вокруг тебя. И это не есть уход или отрешение от мира. Расскажу вам одну притчу. Притчу о счастье.

«Один юноша спросил у своего отца:

- Отец! Кто может научить меня счастью?

- Счастью тебя научит мудрец, который живет на далекой горе. – И отец указал точно, где можно найти этого мудреца.

И вот юноша отправился в путешествия и после долгих странствий на вершине горы увидел замок, где жил мудрец. Он поднялся туда и был ослеплен красотою, которой дышало все вокруг. Ему сказали:

- Подожди! Мудрец занят.

Юноша долго просидел у фонтана, думая что же он, наконец, спросит у мудреца. И вот, когда его пригласили к мудрецу, тот спросил:

-…Скажи, друг мой, видел ли ты нимф, которые кружились вокруг тебя, золотых рыбок в бассейне, на берегу которого ты сидел? Видел ли ты цветы и фиалки, благоухающие на подносах гурий лотосы, цветущие в мраморных бассейнах?

- Нет, Учитель, я ничего не видел. Простите, я был поглощен своей мыслью о счастье.

- Дитя мое, сейчас я слишком занят, чтобы объяснять тебе, что такое счастье, пойди погуляй по дворцу. Потом придешь, и я объясню тебе, что такое счастье. Но хорошенько посмотри на все вокруг.

Юноша пошел и стал любоваться нимфами, которые танцевали, лотосами, прекрасными скульптурами. Затем он вернулся к мудрецу.

- Ну что ты видел все это?

- Да, это восхитительно! Это великолепно!

Мудрец сказал:

- Ты понимаешь, друг мой, у меня опять нет времени объяснять, что такое счастье. Возьми-ка ложечку (и он капнул ему в ложечку две капли оливкового масла). Иди, снова посмотри на окружающую тебя красоту, потому что ты еще многого не видел. И возвращайся ко мне через два часа, только так, чтобы не потерять эти капли.

Юноша старательно ходил по дворцу два часа. Потом он вернулся.

- Ну что? Заметил ли ты то, что в прошлый раз ускользнуло от тебя?

- Нет, Учитель, я был поглощен тем, чтобы не потерять масло, которое Вы мне дали.

- Вот видишь, счастье – это способность наслаждаться всей красотой окружающего мира и видеть ее, но не забывать о тех двух каплях масла, которые дает тебе Учитель».

И вот задача медитативного рассуждения – вскрыть Истинное «Я», заставить его вращаться и наполнять собою сферу Настоящей Личности и таким образом соединить Истинное «Я» и Настоящую Личность воедино. Вдумайтесь, что произойдет, когда ваше Истинное «Я» станет вашей подлинной личностью, и когда подлинная ваша личность станет Истинным «Я»? Тогда существование личностной обертки станет невозможным, потому что вам нечего будет скрывать, нечего будет «рисовать на поверхности себя», вам не захочется больше себя «приукрасить». Вы будете собою всегда, во все минуты своего бытия. Вот это и есть задача медитативного анализа, рассуждения и мышления. Таким образом, мы приходим к удивительному выводу, что для того, чтобы расширить ум до бесконечности, вначале нужно дойти до его глубины, до той точки, которая лежит в центре ума, и уже из области этой точки – творить свое мистическое превращение.

Сосредоточенное, спокойное, волевое мышление не есть отрешение от окружающего мира, но это способ наиболее конструктивного и вместе с тем нравственного разрешения существующих проблем. Более того, никакое восприятие прекрасного, никакое вдохновение, являющееся подлинной основой творчества невозможно без медитативного мышления. В жизни каждого Человека можно обнаружить такие моменты: когда сердце и разум останавливаются в безмолвии, и приходит момент знания, покоя и счастья. Мы, может быть, не знаем еще, что это за знание. Этот покой, быть может, страшит нас, но это здесь, мы чувствуем его в себе. Оно в нас. Это момент ощущения себя в Господе. Такое состояние ума тонко передает японский медитатор и мистик Басё:

«Старый пруд,
прыгнула в воду лягушка,
всплеск в тишине».

Ничего больше: пруд, лягушка и всплеск. И это медитация.

К одному тибетскому Учителю все время приставал его ученик:

- Как должно мне медитировать?

- Когда ты медитируешь, сосредоточь свое сознание на том, или ином предмете...

Ученик выполняет указания, а потом опять приходит к Учителю с тем же вопросом.

Однажды во время большого праздника в городе Учитель наблюдал за танцем клоуна, который развлекал собравшихся лам в промежутке между священными танцами, и не заметил, как к нему снова подкрался настырный ученик.

- Учитель, как должно мне медитировать?

- Когда одна старая мысль отшумела, а новая еще не проявилась – ведь между ними еще есть пауза? Не так ли?

- Так.

- Продли ее! Это и есть медитация.

Танцы лам были наполнены мистического смысла, и они вызывали зрителя на внутреннюю работу, на размышление, на концентрацию и, когда вышел клоун все расслабились. Это расслабление тибетский Учитель и сравнил с медитацией. Так вот, существует древнее определение медитации. Это искусство слушать молчание.

В Балканских горах есть пещера Магура – одна из самых глубоких загадочных пещер мира. Расскажу вам о женщине, работавшей там экскурсоводом. Она и сама не знала, что преуспела в медитации. Эта женщина привела нашу группу в самый глубокий грот, названный концертным залом, и попросила:

Дорогие гости Магуры! Пожалуйста, выключите свои фонари, помолчите, вслушайтесь!

В полном мраке мы услышали: кап, кап, кап... Это был момент медитации.

Наша проводница сказала:

Я не знаю, как это объяснить, но когда мне плохо, я спускаюсь сюда (а пещера Магура – это 3,5 км подземных коридоров и гротов), гашу фонарь и слушаю. И вся боль снимается с моей души. Я выхожу очищенной и просветленной.

Раньше она была народной певицей, а потом ушла работать в пещеру Магура. Она знает каждый уголок этого величественного подземелья. И говорит: «Я очищаюсь в этом». Это ее Дом Молчания.

Учитесь находить такие «дома» в вашей жизни, не проходить мимо них. И если медитация – это искусство слушать молчание, то магия есть искусство делать молчание красноречивым.

Во внутреннем дворе египетского святилища часто повторялась одна и та же любопытная сцена: наставник приводил вновь прибывшего (неофита), уже перешагнувшего через порог четырех испытаний (испытание страхом, страстью, совестью и молчанием), например, к дереву и, плавно указав на него рукой, предлагал: «Стань им». Растерявшийся новичок, наивно предполагая, что от него требуется изобразить дерево, широко разводил руки, растопыривал пальцы, делал мрачное, «древесное лицо» – в общем, старался, как мог. Остальные ученики, уже знакомые с этим приемом медитативной тренировки, глядя на него, искренне потешались. Конечно, бедняга, выдохшийся в своих безуспешных попытках врасти в землю, зацвести, покрыться корою и тому подобное, не мог знать, что сейчас просто проверяется его способность сосредоточиваться на дереве и добиться с ним максимально возможного энергетического обмена – отождествления, а точнее (ибо отождествление, Caritas, все-таки термин более терапевтический), трехплановой идентификации.

Трехплановая идентификация – предельная схожесть с выбранным объектом на всех трех Планах, достигаемая за счет его длительного и пассивного медитативного созерцания.

Метод трехплановой идентификации или метод медитативного созерцания предполагает последовательное проникновение в мир идеи данного объекта, в его душу или энергетическое строение и, наконец, как результат – ощущение в себе его физических качеств .

Справедливости ради необходимо заметить, что далеко не каждый новичок реагировал на испытание столь «древесно». Комичным сделалось лицо не новичка, а молодого, самоуверенного наставника из святилища Амена, когда один из недавно допущенных до практических занятий учеников, 14-летний мальчик, на предложение сделаться камнем ответил тем, что спокойно сел перед указанным камнем, скрестив ноги и собрав пальцы в каком-то неизвестном наставнику ключе, и на вопрос смешавшегося наставника «Что ты делаешь, брат мой?» (обращаться надо было – «дитя») спокойно ответил: «Жду, когда камень войдет в меня». Пройдут годы, и этот мальчик станет Иерофантом Горуса и одним из Учителей будущего. Египетский «вундеркинд» был прав – целительная сущность метода медитативного созерцания заключается в том, что мы стремимся стать пассивными по отношению к объекту созерцания или временно стать его пациентами и учениками .

Вы удивитесь: как можно быть пациентом камня? Можно быть пациентом и учеником не только камня, но даже сухой половой тряпки.

В современном энциклопедическом сборнике «120 философов» автор П.С. Таранов (хотя я не во всем могу согласиться с его трактовкой древних эзотерических учений) приводит следующий интересный пример иррационального логического мышления или «нелогичной» логики; вполне характеризующий все только что сказанное о методе медитативного созерцания.

«Открыть каждому из нас для себя Будду не так-то просто, сложная простота его тайны не может быть передана словом или в слове, только через особую организацию слов наставительной мудрости можно попытаться заглянуть туда, где он. Один монах спросил у буддийского адепта: «Кто такой Будда?» «Сухая половая тряпка» – последовал ответ. Возможны и другие варианты ответа, например, три циня хлопка, кипарис во дворе» .

(Таранов П.С. «120 философов».)

А вот так комментирует акт медитативного созерцания этой самой сухой половой тряпки один из Учителей дзен-буддизма Дайсэцу Тэйтаро Судзуки; в его комментарии с особенной ясностью раскрывается целительный, терапевтический эффект медитативного созерцания: «Вот метод. Что бы вы ни делали: сидели или лежали, пусть ваш разум постоянно будет сосредоточен на этой половой тряпке. Настанет время, когда ваш разум неожиданно остановится, подобно крысе, оказавшейся в тупике, затем вы погрузитесь в нечто неизвестное с криком: «А, вот оно!» Когда раздается этот крик, вы открываете себя, в тоже самое время вы обнаруживаете, что все учения древних авторитетов, изложенные в буддийской Трипитаке, даосских писаниях и в конфуцианской классике, являются не чем иным, как простым комментарием к вашему неожиданному возгласу: «А, вот оно!». (Дайсэцу Тэйтаро Судзуки «Основы дзен-буддизма».)

Там, где Судзуки говорит о нашем разуме, неожиданно оказавшемся, подобно крысе, в тупике, по сути, описывается момент проникновения сущности половой тряпки в наше временно сделавшееся пассивным по отношению к ней Истинное «Я». Отсюда следует возможность дальнейшей трехплановой идентификации с тряпкой, ощущение ее вибрации, жизни, наполняющей ее, каждой ее мельчайшей складочки и т.п. Иначе говоря, вы сами становитесь созерцаемым предметом, при этом оставаясь самим собой, не растворяясь в процессе созерцания.

Всякая вещь, в том числе и сухая половая тряпка, три циня хлопка, кипарис во дворе, камень, обладает эйдосом , сущностью и логосом .

Эйдос – есть все, что мы знаем о вещи; все, чего мы о ней еще не знаем; и все, что мы способны о вещи узнать в будущем. Эйдос – это вся вещь во всем ее познанном и непознанном объеме.

Сущность – это божественное содержание вещи или ее Истинное «Я».

Логос – это наш процесс проникновения в вещь, наш процесс познания вещи. Если перевести LOGOS точно как «слово», то словом вещи является то, что вещь начинает нам постепенно о себе рассказывать.

Что такое логос лица вашего ближнего? Когда вы смотрите на лицо вашего ближнего и встречаете Человека с необычными чертами, глубокими глазами, – вы поневоле с интересом думаете: вот Человек необычный, может быть, гений. Вы не физиогномик, вы не владеете данными из области френологии, но просто внутри вас живут те знания, которые были посеяны в вас Творцом давным-давно – при сотворении мира. Вы вгляделись в неизвестное лицо и начинаете в него проникать. Происходит первая фаза трехплановой идентификации – фаза ментального созерцания, когда вы отвечаете себе на какой-то вопрос в своем сознании.

Так вот, если сущность есть Божественное содержание вещи, а Божественная энергия всегда целительна и гармонична – значит такая сущность есть и в тряпке, и в кипарисе, и в дереве, и в камне, и в человеческой личности. И если проявить эту сущность, извлечь ее на поверхность и вступить с ней в контакт – можно воспользоваться огромными, сокрытыми в ней целительными ресурсами.

Однако невозможно говорить о целительной работе лишь внутренних ресурсов созерцаемой вещи, ибо в процессе созерцания происходит также механическая концентрация и активизация всех внутренних сил нашего собственного организма, которые – опять же через созерцание – переходят из пассивного состояния в пробужденное, активное. Это значит, что процесс исцеления своего ума, души и плоти осуществляется двояко: с одной стороны – истинная сущность созерцаемой вещи (например, вазы или камня, или дерева) переходит в вас и раскрывается там; то есть вы добиваетесь максимально возможного, интенсивного энергетического обмена; вы сами становитесь этой вещью и параллельно ваша собственная энергия переходит в пробужденное состояние за счет того, что ум долгое время находился в сосредоточенном, углубленном состоянии.

Гермес, Имхотеп, Будда – Великие Посвященные, они дали нам этот метод, позволяющий через созерцание примитивной тряпки или кипариса, или камня прийти к Господу внутри себя.

Вот великое искусство, Ars Magna, искусство, дающее возможность сделать самый обычный (при других обстоятельствах, возможно, даже бессмысленный) предмет средством и путем внутреннего совершенствования. Вы помните: Будда девять лет медитировал под деревом, которое вся буддийская традиция называет «деревом с 5 тысячами шумящих листьев»? Это значит, что Будда настолько отождествил самого себя с деревом, что он смог почувствовать каждый его листочек и шум каждого листочка – такое колоссальное проникновение в жизнь дерева, листа, камня – всего, что «вовне». Истинно высказывание, что для того, чтобы прийти к Господу, нужно сначала прийти к Нему внутри себя, то есть дойти до своей внутренней Сущности, пробудить ее в себе, заставить ее раскрыться, расшириться. Прежде всего – найти наше Истинное «Я». Оно – есть путь, и только оно лежит в начале всех вещей.

Логика и воля, или созерцательная и волевая составляющая нашего внутреннего внимания работают здесь только на прием, на получение информации, они как бы осознанно подчиняются энергии созерцаемого предмета. Этот предмет за счет того, что оперирующий становится пассивнее его, медленно, постепенно перетекает в психику оперирующего и раскрывается там, освобождая свои внутренние силы.

Объясняется метод медитативного созерцания предельно просто, практическое выполнение тоже не составляет особенного труда; а вот понять его и соответственно не допустить умственных ошибок при его применении – значительно сложнее.

Позволю себе привести короткий отрывок из труда Элизабет Хейч «Посвящение». Автор говорит о методе медитативного созерцания так:

«Следующим заданием была концентрация на пальме, под которой я любила сидеть. Я села там и сосредоточила все свои мысли на этом дереве. Шли часы, настал вечер, и нужно было идти домой. Утром я снова была в храме и после групповых упражнений опять заняла свое место под пальмой. Сначала меня отвлекали посторонние мысли, я была еще в мире мыслей, но я отгоняла их, постепенно погружалась все глубже в себя, в глубину, куда мысли уже не могли следовать и отвлекать. Я думала о пальме, и она медленно наполняла все мое существо. Проходили дни, может быть, недели, я не знаю, я потеряла всякую связь с внешним миром. И вдруг я испытала странное чувство, будто я смотрю на пальму не со стороны, а изнутри. Со все возрастающей силой я стала видеть и переживать ее внутреннюю сущность, сама стала пальмой. И, наконец, наступил момент осознания того, что пальма во мне, а я – в ней, я сама – пальма! Погруженная в себя, я потеряла ощущение времени и пространства. Но вдруг какая-то сила медленно потянула меня назад, в мое личное сознание, и я увидела Иму, стоящего передо мной.»

(Элизабет Хейч «Посвящение». «Сфера», М., 1993.)

Текст весьма примечателен, однако если говорить в целом о труде Э.Хейч, советую его читать с очень большим вниманием – не все в нем равноценно.

Можно выделить два вида медитативного созерцания и три фазы, существующие внутри каждого из видов, через которые следует последовательно пройти для достижения конечного результата – полной трехплановой идентификации .

Виды: 1. углубленное медитативное созерцание; 2. перманентное медитативное созерцание.

Фазы: 1. ментальная; 2. астральная или эмоциональная; 3. трехплановая.

Третья фаза характеризуется постоянным, установившимся состоянием трехплановой идентификации с объектом созерцания. Трехплановая фаза говорит о том, что наш ум, наша душа и наша плоть уже несут в себе совершенный отпечаток созерцаемого нами символа или предмета.

Однако не рекомендую вам начинать метод медитативного созерцания с символов, то есть с объектов, не имеющих физической формы. Если вы созерцаете абстрактный символ – это уже совсем другой метод, он называется методом визуализации , и для его осуществления нужны некоторые иные умения. Полезно начинать медитативную практику созерцания с физических предметов, то есть имеющих физическое тело, энергетическое строение и идею. У символов же есть только идея и энергетическое строение, но нет физического воплощения в виде конкретного предмета.

Вот правило: объект созерцания для начала должен быть выбран из вещей неподвижных, обязательно обладающих материальной формой и хорошо нам известных.

Если, скажем, вы приступаете к созерцанию статуи, истории которой, предназначения и сущности вы не знаете, то для начала придется собрать максимум информации о ней.

Правило говорит о неподвижных вещах. Исключением является вода – созерцать лучше всего текущую воду.

Что касается огня, то здесь существуют особые правила (лучше начинать со свечного огонька, а потом созерцать особым образом приготовленное пламя). И все-таки начинать с огня я не советую. Огонь – великая, мощная сила, но к нему нужно правильно подойти, иначе возобновляющий огонь может превратиться в жгучее пламя.

Углубленное медитативное созерцание, с которого непосредственно и начинается работа, заключается в следующем: на протяжении первых трех дней упражнения – мы посвящаем созерцанию объекта по 30 минут 3 раза в день. Во время каждого отдельного акта созерцания нужно стремиться последовательно пройти через все три фазы (хотя третья фаза может наступить и не сразу, а на второй, на третий день…)

Ментальная фаза – констатация всех зримых и незримых качеств объекта.

Можно сказать, что углубленное медитативное созерцание на ментальной фазе своего развития начинается с медитативного рассуждения: определения всего, что мы знаем об объекте; всего, что мы, вероятно, о нем еще не знаем; предположений о его предназначении; каков он на Физическом Плане – предназначение и роль в физической гармонии Земли или Вселенной; на Астральном Плане – роль в астральной гармонии; на уровне Духа – роль в мысли Творца, чему он служит, его идеи.

Напоминаю, созерцать надо только гармоничные вещи. Лучше всего начинать созерцать шар, хрустальный шар. К одной из моих учениц на второй день такого медитативного созерцания неожиданно начали приходить мысли – с какими цветами она гармонирует, как через нее проходит и преломляется свет… Затем, извините за шутку, она поймала себя на мысли, что она думает…

Другой ученик, который медитировал над ликом Сфинкса, стал ощущать на себе плат Сфинкса. Другой ученик в процессе медитации над понятием «мудрость» не мог отделаться от мысли «Я есть мудрость». Возможны и такие вещи. Но его не надо за это осуждать, это не гордыня – это вхождение в объект, т.н. процесс глубинного самоотождествления с идеей.

Этот метод приносит огромную пользу в раскрытии нашего Я – мы становимся тоньше, чувствительнее, мы начинаем лучше понимать природу вещей.

На ментальной фазе мы просто логически – в процессе созерцания – констатируем все зримые и незримые качества объекта: зримые – его форма, цвет, запах, иные особенности; а незримые – его информационная емкость, его предназначение, цели, та цель, с которой Творец мог замыслить этот объект. Ведь каждая вещь, которая имеет физическую форму на Земле, должна иметь замысел в уме Господа. Вы скажите: при чем здесь замысел Господа, когда эту вещь, скажем, стол, создал плотник Вася? Да, но чтобы создать стол, плотник должен взять эту мысль из универсального Духа. Мысль сначала должна пройти через Ум Господа. Мы с вами ничего не рождаем, мы лишь являемся проводниками Божественной Воли! И многие из тех, что объятые гордыней, почли себя творцами своих плодов и захотели насытиться ими, – жестоко пали. Помните об этом.

Астральная фаза – есть постепенное приведение себя в состояние абсолютной пассивности по отношению к созерцаемому объекту, медленное, последовательное отслаивание всех сознательных мыслей, уход глубоко в себя и спокойное наблюдение объекта там, внутри. Анализ сменяется проникновением, наполнением себя энергией, образом и информацией объекта. Разум не анализирует, он только воспринимает. В этот момент мы ни о чем больше не думаем, мы просто фиксируем свой взгляд на предмете, стремясь к тому, чтобы он ясно отпечатался в нашем уме, был виден даже с закрытыми глазами. Следует стремиться внутри себя почувствовать точно такой же предмет, перенести его вовнутрь самого себя. Именно то, что ответил египетский мальчик – «жду, когда камень войдет в меня».

Трехплановая фаза характеризуется полной идентификацией трехпланового организма созерцающего с объектом созерцания. Она наступает в результате правильного осуществления первой и второй фазы. А именно: констатации всех зримых и незримых качеств объекта, углубленного проникновения в мир его идеи и правильного самоотождествления на астральном уровне – правильного пассивного наблюдения объекта. Трехплановая фаза – когда вы начинаете чувствовать себя созерцаемым объектом – может проявиться через неопределенное время после начала работы.

Только что мы рассмотрели фазы углубленного медитативного созерцания. Все эти фазы можно отметить и в перманентном медитативном созерцании, которое можно охарактеризовать так:

Перманентное медитативное созерцание заключается в создании мыслеформы (образа, фантома, ментальной и астральной копии) созерцаемого объекта и постоянном закреплении этой формы в сознании оперирующего.

Таким образом при помощи перманентного медитативного созерцания мы превращаем тот участок жизни, на пространстве которого мы предаемся созерцанию (несколько дней или даже несколько месяцев, важно лишь не менять объект созерцания), в акт постоянного медитативного созерцания, то есть весь наш участок жизни включается в акт перманентного медитативного созерцания: объект всегда с нами, он медленно, по частичке перетекает в наше сознание и раскрывается там; мы не упускаем его из спектра своего внутреннего внимания, мы постоянно держим его перед собой, мы не думает о нем – мы видим его, мы чувствуем его. Мы одновременно и думаем, и не думаем о нем. Почему? Мы стремимся лишь видеть его картину, лишь держать его в памяти, но не думать о нем. Поэтому верно утверждение, что перманентное медитативное созерцание протекает на уровне астральной и, возможно, трехплановой фазы, без медитативного анализа, без умственных заключений об объекте.

Последовательность и чередование углубленного и перманентного медитативного созерцания следующая: вначале три дня – три раза в день – по 30 минут (это наиболее гармоничная система работы ума) только углубленное созерцание. Осуществляется формирование мыслеформы предмета, которую мы создаем и закрепляем в своем сознании и в области своего астрального тела.

Затем переход к перманентному созерцанию мыслеформы, когда объект постоянно находится перед нашим внутренним зрением. Мы видим его, по выражению Дайсэцу Тэйтаро Судзуки, «что бы мы ни делали: сидели или лежали», но при этом полностью отсутствует ментальная фаза – мы не анализируем, не думаем и не размышляем над эйдосом объекта, мы просто созерцаем, наблюдаем его, позволяем ему войти в нас.

Перманентное медитативное созерцание представлено только второй (астральной) и, возможно, третьей фазой. Ментальная фаза отсутствует.

Необходимо заметить, что переходя ко второму этапу работы – к перманентному, оперирующий не оставляет своих упражнений в углубленном созерцании; ибо так, через сочетание двух этих видов созерцания мы достигаем полноты. То есть три раза в день, но не менее двух раз мы созерцаем объект углубленно, остальное же время заполнено его перманентным созерцанием. Это схоже с тем, что уже говорилось о наблюдении за своими руками: постарайтесь зафиксировать внимание на своих руках и хотя бы три раза в день по 30 минут наблюдать, не упускать их из спектра своего внимания. Вы почувствуете огромное внутреннее раскрытие. Только применяйте закон магов Египта: «Надумал – делай! Благая мысль есть обязанность, помни, что уклонение от обязанности влечет наказание» .

Действительно, можно сказать, что медитативная концентрация ума, представленная изученным нами методом медитативного созерцания, это одновременно ключ и дверь к организации, активизации и очищению своего сознания. Переходим к следующей ступени медитативной работы – к методу визуализации.

Медитативный аспект сознания включает в себя внутреннее внимание и внешнее внимание .

В первом случае мы концентрируемся на внешнем предмете или символе и углубляемся в нечто, не являющееся (по крайней мере, как кажется на первый взгляд) частью нас, т.е. подразумевается ориентация медитативного аспекта сознания во внешний мир. Во втором случае осуществляется концентрация сознания на чем-то внутреннем, являющимся частью нашего Физического или Психического Плана. Таким образом, медитативный аспект сознания ориентируется вовнутрь. И внешнее, и внутреннее внимание можно разделить на две составляющие: созерцательную и волевую .

Задача созерцательной составляющей медитативного аспекта сознания – раскрыть качество созерцаемого объекта в глубине нашего ума и параллельно разбудить наше Истинное «Я» через сам процесс созерцания. Процесс медитативного созерцания построен на прохождении сознания через три фазы: ментальную, астральную и трехплановую. Окончательным же результатом процесса медитативного созерцания какого-либо конкретного физического объекта должно являться полное трехплановое отождествление нашего организма с объектом созерцания, то есть постижение его умственной, идейной природы, энергетического строения и вибрации и, наконец, ощущение в себе его физических свойств.

С одной стороны, Сущность – Божественное содержание вещи – раскрывается и оживает внутри нас, ибо вещь плавно перетекает в наше сознание. С другой стороны, контакт с Сущностью, с Божественным содержанием вскрывает и активизирует нашу собственную Сущность, заставляя ее пробуждаться, расширяться, оживать. Так в целом можно охарактеризовать медитативную созерцательную деятельность – это пассивная медитация. Таким образом терминологически верно утверждение, что процесс медитативного созерцания целиком построен на активизации созерцательной составляющей медитативного аспекта сознания (внешнее внимание). То есть наше внешнее внимание работает на созерцательном, пассивном уровне. Нам достаточно будет посмотреть на схему работы ума, так называемый «треугольник ума», чтобы понять, что созерцательная деятельность нашего ума далеко не исчерпывает медитативных возможностей сознания.

Наша мысль, наш Дух, наш ум вообще имеют три главные свойства: это эссенциальное качество веры или абсолютное знание; качество мудрости (то, что мы называем волей ума, активным и сострадательным проявлением ума) и качество разума или то, что присуще нашей логике, анализированию, исследованию.

За созерцательную деятельность сознания отвечает качество разума, интеллекта, воображения – это пассивная, воспринимающая сторона ума. Основной задачей нашего интеллекта является изначально воспринимать, анализировать, синтезировать. А волевой составляющей нашего внутреннего или внешнего внимания будет качество мудрости или качество воли, то, что проявляется активно. Например, вначале мы созерцаем некий символ, и это – созерцательная составляющая; затем с созерцаемым символом мы осуществляем некое внутреннее или внешнее действие, то есть мы подвергаем символ какому-либо видоизменению либо внутри себя, либо вне себя.

Медитативный процесс может быть построен как целиком на созерцательной деятельности, так и только на волевой деятельности медитативного аспекта сознания. В этом герметическая традиция отличается от некоторых восточных традиций медитации. Изначально герметическая традиция считает, что созерцательная деятельность нашего ума нужна нам только затем, чтобы принять некое качество в себя, взрастить там плоды этого качества и отдать нечто во внешний мир. Глубокий смысл приобретает идея, что главной задачей нашей медитации должно быть активное милосердие. Эта же идея существует в тибетском учении, только там нет понятия волевой составляющей внутреннего или внешнего внимания. Однако крайне важно уяснить: когда мы начинаем делать что-то, кроме пассивного созерцания объекта, включается волевая составляющая внутреннего или внешнего внимания; когда мы выполняем только созерцательную деятельность – работает целиком пассивная, воспринимающая сторона. При этом обе составляющие внутреннего внимания и внешнего внимания как волевая, так и созерцательная могут быть ориентированы во внутренний мир Человека или во внешний мир.

обновлено 06.2008

Аристотель не только основоположник учения о логике, психологии, физике, но и науки о психологической деятельности. Его трактат "О душе" - одно из известнейших его произведений. В нём он рассматривает вопрос о душе, объясняет явления восприятия и памяти.

Под душой Аристотель понимает высшую деятельность человеческого тела, его "действительность" или "энтелехию" (осуществление). В душе есть часть, не возникающая и не исчезающая. Эта часть - ум (noys). За исключением ума все остальные части души подлежат уничтожению, так же естественно, как и тело.

Ум Аристотеля - вечная сущность и причина всех вещей. Ум обладает следующими качествами: во-первых, он составляет сущность всего. Ум - это "эйдос эйдосов", "высшая сущность"; во-вторых, Ум включает в себя собственную чисто умственную материю, как возможность овеществления своей сущности; в-третьих, Ум является перводвигателем всех вещей в мире и самого мира в целом, оставаясь при этом неподвижным; в-четвёртых, Ум имеет "целевую причину" - он движет всем как "предмет любви" а приведённое им движение "движет всё остальное". Ум Аристотеля обладает теми же свойствами, что и любая вещь. Но разница заключается в том, что свойства Ума заложены в нём изначально. По сути, Ум - это Бог, а Бог Аристотеля - это философский Бог. Но это, разумеется, не персонифицированный христианский либо какой-нибудь другой Бог.

В уже указанном трактате "О душе" Аристотель считал, что душа есть не только у человека. Она есть у растений и животных.

Растительная душа обладает способностью роста, питания, размножения. Животная душа отличается от растительной тем, что она содержит в себе все способности растительной, но ещё и обладает чувством. Душа человека - есть разумная душа.

Другое важное свойство души - её бестелесность. Аристотель отстаивал позицию о том, что душа не может быть телом, потому что она есть смысл и форма. Причём, душа как форма живого тела не является внешней формой, а это внутренняя форма живого тела. Вместе с тем, возражая и своему учителю Платону и пифагорийцам, Аристотель считал, что душа неотделима от тела, а потому невозможно переселение души (метемпсихоз). Особенно это положение касается растительных и животных душ.

Здесь очень важно одно серьёзное обстоятельство: дифференцируя растительную, животную и разумную душу, Аристотель не только не противопоставлял их, но и рассматривал их как три ступени в развитии одной и той же души. Животное, по Аристотелю, отличается от растений лишь тем, что оно способно ощущать. Человек же, не утратив свойств и растения, и животного, обладает ещё и разумностью. Следовательно, обладая способностями к передвижению, росту, ощущению, человек в определённом смысле является растением и животным.

Рассматривая проблему души, Аристотель заметил одно очень важное обстоятельство: сравнивая чувства животных и человека, он, верно, фиксирует тот факт, что в осязании человек превосходит все другие существа. И связывает это превосходство с наличием у человека разума. Душа человека, таким образом, находится на кончиках пальцев.

Особой и притом значительной проблемой философии Аристотель выделял этику. Учение о нравственной деятельности и нравственных областях строится у него на основе его объективной теории целесообразности, охватывающей весь мир и всю деятельность человека. Цель, к которой стремятся все люди - высшее благо, блаженство, а раскрывая её (цель) высшая наука - политика. Блаженство не может проявляться ни в материальном богатстве, ни в чувственном наслаждении, ни даже в одной лишь добродетели. Цель и дело человека - разумная деятельность, а назначение совершенного человека - в прекрасном выполнении разумной деятельности.

Центральное понятие этики Аристотеля - понятие середины, под которым он понимает умение, верно, ориентироваться - выбрать надлежащий поступок. Добродетель выбирает среднее между излишеством и недостатком. Цель человека - стать существом добродетельным, а не порочным. Добродетели - это приобретённые качества, предрасположенные к совершению определённых поступков, которые дают наилучшие из возможных результатов. Не может быть никакого сомнения в правильности данного

Аристотелем определения добродетели, когда он говорит о том, что добродетель является причинной склонностью к совершению некоторых определённых поступков: это один из признаков, отличающих добродетель от других вещей. Но добродетель и её антипод - порок являются одновременно и философскими и этическими терминами: используя их правильно, можно с помощью одного из них выразить похвалу, а с помощью другого - порицание. Хвалить же что-то - значит утверждать следующее: либо это что-то само по себе является добром, либо же оно является средством для достижения добра.

Среди качеств добродетели Аристотель вычленяет наиважнейшие - мудрость, рассудительность, мужество, щедрость, великодушие. Гармоничным сочетанием и интегрирующим фактором всех добродетелей является справедливость. Добродетелям можно научиться и нужно научится. Они выступают серединой, компромиссом благоразумного человека, живущего по принципу: "ничего слишком…". Великодушие, например, есть середина между тщеславием и малодушием; мужество - середина между безрассудной отвагой и трусостью; щедрость - середина между расточительством и скупостью. Да и сама этика - это середина абсолютного добра и зла.

Все добродетели Аристотель разделил на два класса: этические (добродетели характера) и дианоэтические (интеллектуальные). Деятельность, сообразна с важнейшей добродетелью и присущая лучшей части души, есть блаженство - подлинная цель человеческой жизни. Высшую доблесть, наиболее совершенный вид блаженства Аристотель усматривает в научном созерцании, созерцании истины: самодовлеющем, отрешённом от тревог и волнений процессе практической жизни. Созерцательная деятельность разума, по Аристотелю, существует ради себя самой, не стремится ни к какой внешней цели и занимает в себе ей одной свойственное наслаждение.

Высшим образом созерцательной деятельности Аристотель считал Бога. Бог для него, как об этом уже говорилось, совершеннейший философ, или мышление, мыслящее свою собственную деятельность. Этику же в целом он понимает и определяет, как практическую философию.