Старообрядческая литература и издательство книг. Богослужебные книги и молитвенный устав

Раскол в русской церкви и его сущность, В XVII в. церковь оставалась единственным институтом феодального государства, нарушавшим принцип централизации. Этому способствовало установление в 1589 г. патриаршества. Патриарх подчинял себе все церковные организации и оказывал большое влияние на царя. Государство стремилось подчи­нить себе церковь, и первым шагом к этому было создание в 1649 г. Монастырского приказа, изымавшего из ведения церкви судопроиз­водства над людьми, живущими в церковных владениях.

Постепенная утрата церковью былого авторитета в общественной и личной жизни, падение нравственности среди служителей культа вызывали тревогу правящих верхов. В связи с этим в 40-е годы XVII в. встал вопрос о проведении церковной реформы. При царском духов­нике Стефане Вонифатьеве создается кружок «ревнителей древлего благочестия», куда входят представители московского духовенства (Никон-архимандрит Новоспасский, Иван Неронов-протопоп Казанского собора, Федор Иванов - дьякон Благовещенского собо­ра), представители светской власти (окольничий Ф. М. Ртищев) и провинциальные протопопы (Аввакум, Даниил Логгин).

Кружок ставил целью поднять религиозный и нравственный уро­вень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе. Ревнители «древлего благочестия» добились замены «козлогласования» единогласным пением и введения в церквах живой проповеди.

В то же время «справщики» печатного двора пришли к мысли о необходимости исправления богослужебных книг по греческим по­длинникам, и к этой работе приступили в 1650 г. прибывшие из Киева ученые-монахи. Часть кружка «ревнителей» считала необходимым исправить книги не по греческим образцам, а по старым русским рукописям и постановлениям Стоглавого собора.

В 1652 г. умер патриарх Иосиф, и на патриарший престол был избран деятельный, энергичный и властолюбивый митрополит новго­родский Никон. Сын мордовского крестьянина, он сделал головокру­жительную церковную карьеру, став патриархом, провел церковную реформу, разослав по церквам 14 марта 1653 г. «память», где в соответствии с обрядами греческой церкви предписывал заменить земные поклоны поясными, а двоеперстное крестное знамение трое­перстным. Таким образом, реформа была сведена к внешней обрядовой стороне, хотя и ставила своей целью укрепление церковной феодальной организации. По существу, реформа знаменовала новый этап подчи­нения церкви светской власти, поэтому ее активно поддерживало правительство Алексея Михайловича: окончательно она была закреп­лена постановлениями соборов 1654 и 1655 гг. Когда же Никон попытался противопоставить власть патриарха власти царя, выдвинув доктрину - «священство выше царства», он был низведен с патриар­шего престола, осужден и выслан в 1666 г. в Ферапонтов монастырь.

Реформа вызвала появление мощного антифеодального, антипра­вительственного движения -раскола, или старообрядчества. В мо­мент своего возникновения это движение носило демократический размах, который придавало ему активное участие крестьянства и посадского населения. Неприятием Никоновой реформы народные массы выражали протест против феодальной эксплуатации, освящен­ной церковью.

Активное участие в движении приняло сельское духовенство, стра­давшее от постоянных притеснений светских и духовных властей. Прим­кнула к расколу и часть родовитого боярства (боярыня Ф. П. Морозова, ее сестра Е. П. Урусова, князья Хованский, Мышецкий, Потемкин, Соковнин), видевшая в реформе средство усиления царской власти.

Таким образом, раскол объединил на первых порах представителей различных классов и социальных групп. Этот временный союз всех оппозиционных элементов придал большую силу движению, но под общим лозунгом борьбы за «старую веру» скрывались различные классовые интересы.

Однако общим идеалом старообрядцев была уходившая в прошлое жизнь с ее устоявшимися формами бытового и религиозного уклада 1 . Они выступали активными борцами против всего нового и постепенно превращались в оплот реакции (конец XVII -начало XVIII в.), ста­равшейся повернуть колесо истории вспять и воспрепятствовать евро­пеизации жизни России.

Противоречивая сущность раскола сказалась на деятельности иде­олога старообрядчества протопопа Аввакума - талантливейшего пи­сателя второй половины XVII в. Литературное наследие Аввакума привлекало и привлекает к себе внимание русских, советских и зарубежных ученых.

Аввакум (1621-1682). Перу «огнепалъного» протопопа принадлежит около 80 сочинений, из них 64 написаны в условиях последнего, пятнадцатилетнего заточения в земляном срубе Пустозерска на берегу Ледовитого океана, «месте тундряном, студеном и безлесном». Сам Аввакум так описывает тюрьму, где он сидел вместе со своими единомышленниками попом Лазарем, старцем Епифанием и дьяконом Федором: «Осыпали нас землею: струб в земле, и паки около земли другой струб, и паки около всех общая ограда за четырьмя замками».

Из этой земляной тюрьмы, огороженной «тыном вострым», Авва­кум руководит борьбой единомышленников, рассылая свои «беседы», «послания» по всем городам Руси, учит и «одобряет детей духовных», обличает врагов, призывает стойко бороться за «древлее благочестие». «Мне ведь неколи плакать: всегда играю со человеки. В нощи, что пособеру, а в день и рассыплю»,- пишет он.

Связь с внешним миром Аввакум поддерживает через свою же стражу - стрельцов, которые, по-видимому, сочувственно относились к охраняемым узникам, а возможно, даже разделяли их убеждения.

Натура страстного и непримиримого борца, гневного обличителя «сильных мира сего»: воевод-бояр, патриарха и даже самого царя; печальника о народном горе и ревностного фанатика, считавшего себя апостолом «истинной веры»,- вот те противоречивые черты личности Аввакума, отразившиеся в его сочинениях.

Никакие пытки и истязания, ссылки, гонения, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не могли заставить Аввакума прекратить борьбу против «блудни еретической» - Никоновой реформы. «Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!» - под этим девизом прошла вся жизнь протопопа, ярко описанная им в лучшем его творении - «Житии», созданном в 1672-1673 гг.

«Ж и т и е п р о т о п о п а А в в а к у м а и м с а м и м н а п и ­с а н н о е». Аввакум так определяет рамки своего повествования: «...предлагаю житие свое от юности до лет пятидесят пяти годов». Он отбирает лишь самые важные, самые главные вехи своей биографии: рождение в семье сельского священника-пьяницы («...отец же мой прилежаше пития хмельнова»), первые испытания во время пребывания в Лопатицах и Юрьевце-Повольском; начало борьбы с Никоном и ссылка в Тобольск, а затем в Даурию; возвращение на Русь («...три года ехал из Даур»), пребывание в Москве и подмосковных монастыр­ских темницах и, наконец, лишение сана и последняя ссылка в Пустозерск.

Центральная тема жития - тема личной жизни Аввакума, неотде­лимая от борьбы за «древлее благочестие» против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола «начальников»-воевод, обличения «шиша антихристова» Никона и его приспешников, утверждавших новую веру «кнутом и виселицами».

На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей.

Аввакум проявляет себя и в отношениях к «робяткам» и верной спутнице жизни, преданной и стойкой Анастасии Марковне, и в отношении к патриарху, царю, и простому народу, к своим единомыш­ленникам, соратникам по борьбе. Поражает необычайная искренность его взволнованной исповеди: горемыке-протопопу, обреченному на смерть, нечего лукавить, нечего скрывать. Он откровенно пишет о том, как прибегнул к обману, спасая жизнь одного «замотая» - гонимого человека, которому грозила смерть. Вспоминает о своих тяжких раз­думьях и колебаниях, когда в порыве отчаяния, истерзанный пытками, гонениями, он готов был молить о пощаде и прекратить борьбу.

Аввакум - поборник справедливости: он не терпит насилия силь­ного над слабым. Он заступается за девицу, которую «начальник» пытался отнять у вдовы; защищает двух престарелых вдов, которых самодур-воевода Пашков решил выдать замуж. Выступая защитником слабых и угнетенных, Аввакум переносит, однако, решение вопроса социального в область религиозно-моральную, развивая евангельскую идею равенства всех людей «в духе», идею одинакового их подчинения богу.

Суров и непримирим Аввакум к своим идейным противникам - Никону и его приверженцам. Используя иронию и гротеск, он создает их яркие сатирические образы. На первый план выдвигается лицемерие и коварство Никона, который перед избранием в патриархи ведет себя, «яко лис, челом да здорово» (явная перекличка с сатирической «Повестью о Куре и Лисице»); а после «друзей не стал и в крестовую (приемную, патриаршую палату) пускать». В изображении Аввакума Никон - это «плутишка», «носатый, брюхатый борзый кобель», «шиш антихристов», «волк», «пестрообразный зверь», «адов пес». Он подчеркивает жестокость Никона, который «жжет огнем», пытает и мучает своих противников; говорит о распутной жизни патриарха. Под стать Никону и его соратники. Аввакум в одном из сочинений дает гротескный образ рязанского архиепископа Илариона: «В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушки, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площаде, чтобы черницы-ворухиниянки любили».

Обличает Аввакум сребролюбие никонианского духовенства: дьяк тобольского архиепископа Иван Струна за полтину оставляет безна­казанным «грех» кровосмесительства.

Изображает в житии Аввакум и представителей светской власти. Один из них избивает протопопа в церкви, а дома «у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих». Этот же «начальник» пытается застрелить протопопа из пищали и, пользуясь своей властью, изгоняет его, «всего ограбя и на дорогу хлеба» не дав. За отказ благословить «сына бритобрадца» боярин Шереметев приказывает бросить строптивого попа в Волгу, где его в студеной воде, «много томя, протолкали». Жестокостью превосходит всех остальных «начальников» воевода Паш­ков - «суров человек»: «...беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет». Он нещадно избивает Аввакума, нанося ему три удара чеканом (боевым топориком с молотком вместо обуха) и 72 удара кнутом, после чего в Братском остроге протопоп «все на брюхе лежал: спина гнила». Пашков «выбивает» Аввакума из дощаника и, издеваясь над ним, заставляет идти пешком через непроходимые таежные дебри. Подчиненных ему людей суровый воевода морит на работе.

«Лес гнали хоромной и городовой. Стала нечева есть: люди учали с голоду мереть и от работныя водяные бродни. Река мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки болшие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие - огонь да встряска»,- так описывает Аввакум положение подчиненных Пашкову людей.

Обличая представителей церковной и светской власти, Аввакум не щадит и самого царя, хотя царскую власть он считает незыблемой. С царем Аввакум познакомился еще в молодости, когда, изгнанный воеводой из Лопатиц, он «прибрел» к Москве. Бегство протопопа от

мятежной паствы из Юрьевца-Повольского вызвало «кручину» - гнев« государя: «На што-де город покинул?» «Яко ангела божия» принимает его царь после возвращения из даурской ссылки. «Государь меня тотчас к руке поставить велел и слова милостивые говорил: «Здорово ли-де, протопоп, живешь? еще-де видатца Бог велел!»

Проходя часто мимо монастырского подворья, где жил Аввакум, царь раскланивается «низенько-таки» с протопопом. В то же время он дает приказ боярину Стрешневу уговорить Аввакума, чтобы тот молчал. Но это было не в характере «огнепального» протопопа, и он «паки заворчал», подав царю свою челобитную, чтобы тот взыскал «древлее благочестие». Это вызвало гнев и раздражение Алексея Михайловича. Сосланный в Пустозерск, Аввакум в своих посланиях переходит к обличению «бедного и худого царишки», который ко всем поддерживает «еретиков». Не считаясь с авторитетом царской власти, Аввакум пред­рекает Алексею Михайловичу адские мучения.

Характерно, что царь Федор Алексеевич, принимая решение о казни Аввакума в 1682 г., выносит постановление: сжечь его «за великая на царский дом хулы».

Если Аввакум непримирим и беспощаден к своим противникам, то он ласков, отзывчив, чуток и заботлив по отношению к своим сподвижникам, к своей семье. Иван Неронов, Даниил Логгин, Лазарь, Епифаний, дьякон Федор, юродивый Федор, «христовы мученицы» Федосья Прокопьевна Морозова и Евдокия Прокопьевна Урусова изображаются протопопом в житии с большой симпатией и любовью.

Он образцовый семьянин. Он любит «своих робяток», печалится об их горькой участи и о своей разлуке с ними (семья протопопа была сослана на Мезень). С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли «никони­анство» и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т. е. заключенные в земляную темницу). С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нее иногда щедрые подачки.

Наиболее значителен в житии образ спутницы жизни Аввакума, его жены Анастасии Марковны. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище - московскую однорядку (верхнюю одежду из шерстяной ткани), а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти; Марковна помогает мужу морально переносить все невзгоды, которые обрушивает на него жизнь. Лишь раз из истерзанной груди женщины вырвался крик отчаяния и протеста: «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» Но стоило мужу вместо утешения сказать: «Марковна, до самыя смерти!», как, собрав все свои силы и волю, она, вздохнув, ответила: «Добро, Петрович, ино еще побредем!» И какая красота души, сколько благородства, самоотверженности скрыто в этом простом ответе русской женщины, готовой делить все муки, все тяготы и невзгоды жизни с любимым человеком! По возвращении из ссылки протопоп, опечалившись по поводу того, что «ничтож успевает, но паче молва бывает», решает, что ему делать: проповедовать ли «слово божье» или скрыться, «понеже жена и дети связали» его. И видя печального супруга, протопопица говорит: «Аз тя и с детми благослов­ляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи... Поди, поди в церковь, Петрович, - обличай блудню еретическую!»

Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Авва­кум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита «древлего благочестия» превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений «старой веры», подкрепляя их ссылками на авторитет «отцов церкви» и реши­тельно заявляя: «Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю». Собственная его жизнь служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропаган­дистом которой он выступает.

Ж а н р и с т и л ь ж и т и я. Житие Аввакума - это первая в исто­рии нашей литературы автобиография-исповедь, в которой рассказ о злоключениях собственной жизни сочетается с гневным сатирическим обличением правящих верхов, с публицистической проповедью «ис­тинной веры».

Тесное переплетение личного и общественного превращает житие из автобиографического повествования в широкую картину социаль­ной и общественно-политической жизни своего времени. Житие вби­рает в себя и этнографические описания далекого сибирского края, его рек, флоры и фауны.

С традиционными формами агиографической литературы житие связывает немногое: наличие вступления, ссылки на авторитет «отцов церкви», присутствие религиозной фантастики, хотя характер ее резко изменился по сравнению с традиционными житиями; использование ряда образно-изобразительных средств агиографической литературы - например, олицетворением судьбы выступает корабль, а жизнь чело­веческая уподобляется плаванию.

Религиозная традиционная фантастика под пером Аввакума при­обретает реальные бытовые очертания. Вот, например, «чудо, которое происходит в темнице Андрониева монастыря: три дня сидит здесь в темнице на цепи томимый голодом Аввакум, и перед ним предстает то ли ангел, то ли человек, и дает ему похлебать щей - «зело привкусны, хороши!» Или пищаль, из которой пытается убить Аввакума «началь­ник», трижды не стреляет, и протопоп объясняет это промыслом Божиим. И еще «чудо»: Бог помогает Аввакуму наловить много рыбы там, где ее никто не лавливал и т. п. Таким образом, все «чудеса», описываемые Аввакумом, не выходят за пределы реального бытового плана.

Новаторство жития Аввакума особенно ярко обнаруживается в его языке и стиле. Он пишет «русским природным языком», о своей любви к которому заявляет во вступлении: «И аще реченно просто, и вы, Господа ради..., не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природной язык, виршами философскими не обык речи красить». Говорить «природным языком» призывает он и царя: « Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком, не уничижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах».

В стиле жития протопоп использует форму сказа - неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к старцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую

аудиторию своих еди­номышленников. Но, как отметил В. В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-про­сторечными и даже диалектными.

Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования. Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на острых конф­ликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти дра­матические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо не­годует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе.

Житие - это мастерский изустный рассказ, не связанный ника­кими условностями. Рассказчик часто любит забегать вперед, возвра­щаться к ранее рассказанным эпизодам; он не следит за точной хронологической последовательностью повествования. Аввакум ис­пользует народные пословицы, поговорки, каламбуры, в которых подчас скрыта тонкая ирония. Например: «Любил протопоп со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца»; «Бес – от веть не мужик: батога не боится».

Исследователи стиля Аввакума в местах наиболее драматических отмечают наличие ритма и рифмы, звуковых повторов, аллитераций и ассонансов. Например: «У церкви за волосы дерут, и под бока толкают и за чепь торгают и в глаза плюют». Или: «Среди улицы били батожъем и топтали и бабы были с рычагами».

Свое эстетическое кредо Аввакум излагает в четвертой «беседе», посвященной иконному писанию. Он не принимает нового направле­ния русской иконописи, теоретическое обоснование которому дали в эстетических трактатах знаменитый художник Симон Ушаков и Иосиф Владимиров. Аввакум отвергает новую живописную манеру. Протопо­па возмущают иконы, писанные «по плотскому умыслу, понеже сами еретицы» (никониане.- В. К.) «возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя». Аввакум сторонник «тонкностных чувств», «гор­него» в иконописи. Он считает, что иконы нельзя «будто живыя писать» «по фряжьскому, сиречь по немецкому» обычаю. Ведь фряги, отмечает Аввакум, пишут «Богородицу чревату в благовещение», «а Христа на кресте раздутова: толстехунек, миленькой, стоит, и ноги -те у него, что стульчики. Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелося немецких поступков и обычаев!»

Теоретически отвергая «живство» в иконном писании, Аввакум в своих сочинениях постоянно к нему обращался. Он предельно конк­ретизировал абстрактные религиозные понятия и представления, на­полнял их реальным бытовым содержанием, которое позволяло ему делать психологические и морально-философские обобщения.

Небесная иерархия получает у Аввакума реальное земное осмыс­ление. Ту духовную пищу, которую он раздает своим «питомникам», протопоп, подобно нищему, собирает по богатым дворам: «У богатова человека, царя Христа, из Евангелия ломоть хлеба выпрошу; у Павла апостола, у богатова гостя, из полатей его хлеба выпрошу; у Златоуста, у торговова человека, кусок слова его получю: У Давыда царя и у Исайи пророка, у посадцких людей, по четвертинке хлеба выпросил. Набрал кошель, да и вам даю, жителям в дому Бога моего».

Тексты «священного писания» в истолковании Аввакума приобре­тают бытовую конкретность, которая сочетается с широкими обобще­ниями. Так, в толковании книги «Бытие» Аввакум изображает грехопадение Адама и Евы. В раю случилось, считает протопоп, то же самое, что «до днесь творится... в слабоумных человеках»: «Потчивают друг друга зелием неравстворенным, сиречь зеленым вином процеженным и прочими питии и сладкими брашны. А после и посмехают друг друга, упившегося до пьяна». Совершив грехопадение, Адам стыдится при­знаться в своей вине Богу, ему не велит этого «лукавая совесть», и он «коварством хочет грех загладить, да и на людей переводит». Адам торопится свалить вину на Еву, а Ева на «змею». «Каков муж, такова и жена; оба бражники, а у детей и давно добра нечева спра­шивать, волочатся ни сыты, ни голодны»,- заключает Аввакум.

Особенности стиля жития и других сочинений Аввакума позволяют говорить о неповторимой творческой индивидуальности этого талан­тливейшего писателя второй половины XVII в., ярко отразившего характерные черты переходной эпохи.

Тесная связь Аввакума с демократическими слоями населения, участвовавшими в движении раскольников, определила новаторство его стиля. Стиль писаний Аввакума привлекал к нему внимание писателей XIX в. И. С. Тургенев, не одобряя личности Аввакума, восторгался его «живой речью московской» и отмечал, что он «писал таким языком, что каждому писателю следует изучать его».

В начале XX в. декадентствующие литераторы пытались поднять на щит образ невинного страдальца и видели в нем выразителя сущности национального народного духа, заключающегося якобы в безмерной любви к страданиям. Против такой трактовки выступил А. М. Горький, отметивший боевой демократический характер Авва­кума. «Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Жития» его остаются непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучить­ся»,- писал он. Стиль жития высоко ценил А Н. Толстой. Создавая «Петра I», он использовал живую разговорную речь Аввакума для передачи исторического колорита эпохи.

«Повесть о житии боярыни Морозовой». Среди произведений старооб­рядческой литературы обращает на себя внимание «Повесть о житии боярыни Морозовой», созданная в конце 70-х - начале 80-х годов XVII в. На первый взгляд она написана в традиционной агиографиче­ской манере XVI в. с явным преобладанием риторического украшен­ного стиля. Героиня повести «блаженная и приснопамятная» родилась «от родителю благородну и благочестну». Она научена «добродетельному житию и правым дагматом священномучеником Аввакумом», творит безмерную милостыню, постнические подвиги, жаждет «иноческого образа и жития» и становится инокиней Феодорой. Жизнь ее подобна жизни первых христианских мучениц. Однако в повести нет ни рито­рического вступления, ни плача, ни похвалы, ни посмертных чудес. И сама героиня никаких чудес при жизни не совершает, и только «видение» Мелании является доказательством святости Морозовой. «Повесть о житии боярыни Морозовой» не столько автобиография, сколько жизнеописание, в котором раскрывается мужественный, стой­кий характер русской женщины, отстаивающей свои убеждения. По­весть подчеркивает моральную красоту Федосьи Прокопьевны. Она не поддается ни уговорам, ни угрозам, отказывается участвовать в брачной церемонии царя с Натальей Нарышкиной, «понеже тамо в титле царя благоверным нарицати и руку его целовати», ходить в никонианскую церковь. Вместе с сестрой Евдокией ее заковывают «в железа», заточают в темницу Алексеевского монастыря, а затем подворья Печерского монастыря. Мужественно переносит она разлуку с отроком сыном Иваном, его преждевременную смерть. В словопрениях она побеждает рязанского митрополита Илариона и самого патриарха Питирима. Тщетно Алексей Михайлович пытается уговорить боярыню, льстит ей, называя второй Екатериной мученицей, и просит только для вида поднять руку и показать сложенное троеперстное знамение. Морозова не идет ни на какие компромиссы, ни с властями светскими, ни с церковными. Тогда царь велит перевести ее в Новодевичий монастырь, а затем в Боровск в земляную тюрьму, где она умирает вместе с сестрой Евдокией голодной «смертью нужною и напрасною и безгодною».

В драматической форме переданы в повести последние дни геро­ини. Терзаемая муками голода, узница обращается к охраннику: «Умилосердися, раб Христов! Зело изнемогох от глада и алчю ясти, помилуй мя, даждь ми калачика». Он же рече: «Ни, госпоже, боюся». И глагола мученица: «И ты поне хлебца». И рече: «Не смею». И паки мученица: «Поне мало сухариков». И глагола: «Не смею». И глагола Феодора: «Не смееши ли, ино принеси поне яблоко, или огурчик». И глагола: «Не смею».

К «Повести о житии боярыни Морозовой» во второй половине XIX в. обратились художник В. И. Суриков и поэт А. А. Навроцкий.

Помимо агиографических произведений, в старообрядческой ли­тературе большое распространение получили жанры полемических посланий, трактатов, воззваний, обращенных к демократическому читателю. Чтобы сделать эти произведения понятными, их авторы «выработали особый тип письменности просторечия - «вякания», как называл его Аввакум по контрасту с книжной речью».

Итак, во второй половине XVII столетия создается и развивается новая демократическая литература. Отражая художественные вкусы посадского населения, она разрабатывает светскую тематику, смело опирается на устное народное творчество, широко использует его образы, сюжеты, жанрово-стилистические особенности.

В центре внимания демократической литературы - судьба обык­новенного посадского человека, пытающегося строить жизнь по своей воле и разуму. И хотя эти попытки не всегда удачны, и молодой человек зачастую терпит поражение, само внимание литературы к этим вопро­сам характерно для переходной эпохи.

Самым примечательным фактом литературного развития второй половины XVII в. явилось возникновение демократической антифео­дальной сатиры, обличавшей важнейшие институты сословно-монархического государства: церковь и суд.

В русле демократической литературы развивалось и творчество протопопа Аввакума, отразившее рост самосознания личности и ут­вердившее ее неповторимую индивидуальную ценность.

Демократическая литература XVII в. разрушает прежний, некогда целостный художественный метод литературы XI-XVI вв. Его ведущие принципы - символизм, этикетность-уступают место «живству», народно-поэтической символике.

Существенное изменение вносит демократическая литература в жанровую систему: трансформируются старые и появляются новые жанры, лишенные пока четких очертаний. Жанровой «пестроте» де­мократической литературы соответствует пестрота ее стилей, где рядом с элементами книжного языка соседствуют просторечия, деловой канцелярский язык и язык устной народной поэзии.

Раскол в русской церкви и его сущность. В XVII в. церковь оставалась единственным институтом феодального государства, нарушавшим принцип централизации. Этому способствовало установление в 1589 г. патриаршества. Патриарх подчинял себе все церковные организации и оказывал большое влияние на царя. Государство стремилось подчинить себе церковь, и первым шагом к этому было создание в 1649 г. Монастырского приказа, изымавшего из ведения церкви судопроизводства над людьми, живущими в церковных владениях.

Постепенная утрата церковью былого авторитета в общественной и личной жизни, падение нравственности среди служителей культа вызывали тревогу правящих верхов. В связи с этим в 40-е годы XVII в. встал вопрос о проведении церковной реформы. При царском духовнике Стефане Вонифатьеве создается кружок "ревнителей древлего благочестия", куда входят представители московского духовенства (Никон-архимандрит Новоспасский, Иван Неронов-протопоп Казанского собора, Федор Иванов - дьякон Благовещенского собора), представители светской власти (окольничий Ф.М. Ртищев) и провинциальные протопопы (Аввакум, Даниил Логгин).

Кружок ставил целью поднять религиозный и нравственный уровень духовенства, придать благообразие и чинность беспорядочной и суетной церковной службе. Ревнители "древлего благочестия" добились замены "козлогласования" единогласным пением и введения в церквах живой проповеди.

В то же время "справщики" печатного двора пришли к мысли о необходимости исправления богослужебных книг по греческим подлинникам, и к этой работе приступили в 1650 г. прибывшие из Киева ученые-монахи. Часть кружка "ревнителей" считала необходимым исправить книги не по греческим образцам, а по старым русским рукописям и постановлениям Стоглавого собора.

В 1652 г. умер патриарх Иосиф, и на патриарший престол был избран деятельный, энергичный и властолюбивый митрополит новгородский Никон. Сын мордовского крестьянина, он сделал головокружительную церковную карьеру, став патриархом, провел церковную реформу, разослав по церквам 14 марта 1653 г. "память", где в соответствии с обрядами греческой церкви предписывал заменить земные поклоны поясными, а двоеперстное крестное знамение троеперстным. Таким образом, реформа была сведена к внешней обрядовой стороне, хотя и ставила своей целью укрепление церковной феодальной организации. По существу, реформа знаменовала новый этап подчинения церкви светской власти, поэтому ее активно поддерживало правительство Алексея Михайловича: окончательно она была закреплена постановлениями соборов 1654 и 1655 гг. Когда же Никон попытался противопоставить власть патриарха власти царя, выдвинув доктрину - "священство выше царства", он был низведен с патриаршего престола, осужден и выслан в 1666 г. в Ферапонтов монастырь.

Реформа вызвала появление мощного антифеодального, антиправительственного движения-раскола, или старообрядчества. В момент своего возникновения это движение носило демократический размах, который придавало ему активное участие крестьянства и посадского населения. Неприятием Никоновой реформы народные массы выражали протест против феодальной эксплуатации, освященной церковью.

Активное участие в движении приняло сельское духовенство, страдавшее от постоянных притеснений светских и духовных властей. Примкнула к расколу и часть родовитого боярства (боярыня Ф.П. Морозова, ее сестра Е.П. Урусова, князья Хованский, Мышецкий, Потемкин, Соковнин), видевшая в реформе средство усиления царской власти.

Таким образом, раскол объединил на первых порах представителей различных классов и социальных групп. Этот временный союз всех оппозиционных элементов придал большую силу движению, но под общим лозунгом борьбы за "старую веру" скрывались различные классовые интересы.

Однако общим идеалом старообрядцев была уходившая в прошлое жизнь с ее устоявшимися формами бытового и религиозного уклада 1 . Они выступали активными борцами против всего нового и постепенно превращались в оплот реакции (конец XVII-начало XVIII в.), старавшейся повернуть колесо истории вспять и воспрепятствовать европеизации жизни России.

Противоречивая сущность раскола сказалась на деятельности идеолога старообрядчества протопопа Аввакума - талантливейшего писателя второй половины XVII в. Литературное наследие Аввакума привлекало и привлекает к себе внимание русских, советских и зарубежных ученых.

Аввакум (1621-1682). Перу "огнепалъного" протопопа принадлежит около 80 сочинений, из них 64 написаны в условиях последнего, пятнадцатилетнего заточения в земляном срубе Пустозерска на берегу Ледовитого океана, "месте тундряном, студеном и безлесном". Сам Аввакум так описывает тюрьму, где он сидел вместе со своими единомышленниками попом Лазарем, старцем Епифанием и дьяконом Федором: "Осыпали нас землею: струб в земле, и паки около земли другой струб, и паки около всех общая ограда за четырьмя замками".

Из этой земляной тюрьмы, огороженной "тыном вострым", Аввакум руководит борьбой единомышленников, рассылая свои "беседы", "послания" по всем городам Руси, учит и "одобряет детей духовных", обличает врагов, призывает стойко бороться за "древлее благочестие". "Мне ведь неколи плакать: всегда играю со человеки. В нощи, что пособеру, а в день и рассыплю", - пишет он.

Связь с внешним миром Аввакум поддерживает через свою же стражу - стрельцов, которые, по-видимому, сочувственно относились к охраняемым узникам, а возможно, даже разделяли их убеждения.

Натура страстного и непримиримого борца, гневного обличителя "сильных мира сего": воевод-бояр, патриарха и даже самого царя; печальника о народном горе и ревностного фанатика, считавшего себя апостолом "истинной веры", - вот те противоречивые черты личности Аввакума, отразившиеся в его сочинениях.

Никакие пытки и истязания, ссылки, гонения, уговоры царя и бояр, обещания земных благ за отказ от своих убеждений не могли заставить Аввакума прекратить борьбу против "блудни еретической" - Никоновой реформы. "Держу до смерти, яко же приях; не прелагаю предел вечных, до нас положено: лежи оно так во веки веком!" - под этим девизом прошла вся жизнь протопопа, ярко описанная им в лучшем его творении - "Житии", созданном в 1672-1673 гг.

"Житие протопопа Аввакума им самим написанное". Аввакум так определяет рамки своего повествования: "... предлагаю житие свое от юности до лет пятидесят пяти годов". Он отбирает лишь самые важные, самые главные вехи своей биографии: рождение в семье сельского священника-пьяницы ("...отец же мой прилежаше пития хмельнова"), первые испытания во время пребывания в Лопатицах и Юрьевце-Повольском; начало борьбы с Никоном и ссылка в Тобольск, а затем в Даурию; возвращение на Русь ("...три года ехал из Даур"), пребывание в Москве и подмосковных монастырских темницах и, наконец, лишение сана и последняя ссылка в Пустозерск.

Центральная тема жития - тема личной жизни Аввакума, неотделимая от борьбы за "древлее благочестие" против Никоновых новшеств. Она тесно переплетается с темой изображения жестокости и произвола "начальников"-воевод, обличения "шиша антихристова" Никона и его приспешников, утверждавших новую веру "кнутом и виселицами".

На страницах жития во весь свой гигантский рост встает образ незаурядного русского человека, необычайно стойкого, мужественного и бескомпромиссного. Характер Аввакума раскрывается в житии как в семейно-бытовом плане, так и в плане его общественных связей.

Аввакум проявляет себя и в отношениях к "робяткам" и верной спутнице жизни, преданной и стойкой Анастасии Марковне, и в отношении к патриарху, царю, и простому народу, к своим единомышленникам, соратникам по борьбе. Поражает необычайная искренность его взволнованной исповеди: горемыке-протопопу, обреченному на смерть, нечего лукавить, нечего скрывать. Он откровенно пишет о том, как прибегнул к обману, спасая жизнь одного "замотая" - гонимого человека, которому грозила смерть. Вспоминает о своих тяжких раздумьях и колебаниях, когда в порыве отчаяния, истерзанный пытками, гонениями, он готов был молить о пощаде и прекратить борьбу.

Аввакум - поборник справедливости: он не терпит насилия сильного над слабым. Он заступается за девицу, которую "начальник" пытался отнять у вдовы; защищает двух престарелых вдов, которых самодур-воевода Пашков решил выдать замуж. Выступая защитником слабых и угнетенных, Аввакум переносит, однако, решение вопроса социального в область религиозно-моральную, развивая евангельскую идею равенства всех людей "в духе", идею одинакового их подчинения богу.

Суров и непримирим Аввакум к своим идейным противникам - Никону и его приверженцам. Используя иронию и гротеск, он создает их яркие сатирические образы. На первый план выдвигается лицемерие и коварство Никона, который перед избранием в патриархи ведет себя, "яко лис, челом да здорово" (явная перекличка с сатирической "Повестью о Куре и Лисице"); а после "друзей не стал и в крестовую (приемную, патриаршую палату) пускать". В изображении Аввакума Никон - это "плутишка", "носатый, брюхатый борзый кобель", "шиш антихристов", "волк", "пестрообразный зверь", "адов пес". Он подчеркивает жестокость Никона, который "жжет огнем", пытает и мучает своих противников; говорит о распутной жизни патриарха. Под стать Никону и его соратники. Аввакум в одном из сочинений дает гротескный образ рязанского архиепископа Илариона: "В карету сядет, растопырится, что пузырь на воде, сидя в карете на подушки, расчесав волосы, что девка, да едет, выставя рожу на площаде, чтобы черницы-ворухиниянки любили".

Обличает Аввакум сребролюбие никонианского духовенства: дьяк тобольского архиепископа Иван Струна за полтину оставляет безнаказанным "грех" кровосмесительства.

Изображает в житии Аввакум и представителей светской власти. Один из них избивает протопопа в церкви, а дома "у руки отгрыз персты, яко пес, зубами. И егда наполнилась гортань его крови, тогда руку мою испустил из зубов своих". Этот же "начальник" пытается застрелить протопопа из пищали и, пользуясь своей властью, изгоняет его, "всего ограбя и на дорогу хлеба" не дав. За отказ благословить "сына бритобрадца" боярин Шереметев приказывает бросить строптивого попа в Волгу, где его в студеной воде, "много томя, протолкали". Жестокостью превосходит всех остальных "начальников" воевода Пашков - "суров человек": "...беспрестанно людей жжет, и мучит, и бьет". Он нещадно избивает Аввакума, нанося ему три удара чеканом (боевым топориком с молотком вместо обуха) и 72 удара кнутом, после чего в Братском остроге протопоп "все на брюхе лежал: спина гнила". Пашков "выбивает" Аввакума из дощаника и, издеваясь над ним, заставляет идти пешком через непроходимые таежные дебри. Подчиненных ему людей суровый воевода морит на работе.

"Лес гнали хоромной и городовой. Стала нечева есть: люди учали с голоду мереть и от работныя водяные бродни. Река мелкая, плоты тяжелые, приставы немилостивые, палки болшие, батоги суковатые, кнуты острые, пытки жестокие - огонь да встряска", - так описывает Аввакум положение подчиненных Пашкову людей.

Обличая представителей церковной и светской власти, Аввакум не щадит и самого царя, хотя царскую власть он считает незыблемой. С царем Аввакум познакомился еще в молодости, когда, изгнанный воеводой из Лопатиц, он "прибрел" к Москве. Бегство протопопа от мятежной паствы из Юрьевца-Повольского вызвало "кручину" - гнев" государя: "На што-де город покинул?" "Яко ангела божия" принимает его царь после возвращения из даурской ссылки. "Государь меня тотчас к руке поставить велел и слова милостивые говорил: "Здорово ли-де, протопоп, живешь? еще-де видатца Бог велел!".

Проходя часто мимо монастырского подворья, где жил Аввакум, царь раскланивается "низенько-таки" с протопопом. В то же время он дает приказ боярину Стрешневу уговорить Аввакума, чтобы тот молчал. Но это было не в характере "огнепального" протопопа, и он "паки заворчал", подав царю свою челобитную, чтобы тот взыскал "древлее благочестие". Это вызвало гнев и раздражение Алексея Михайловича. Сосланный в Пустозерск, Аввакум в своих посланиях переходит к обличению "бедного и худого царишки", который ко всем поддерживает "еретиков". Не считаясь с авторитетом царской власти, Аввакум предрекает Алексею Михайловичу адские мучения.

Характерно, что царь Федор Алексеевич, принимая решение о казни Аввакума в 1682 г., выносит постановление: сжечь его "за великая на царский дом хулы".

Если Аввакум непримирим и беспощаден к своим противникам, то он ласков, отзывчив, чуток и заботлив по отношению к своим сподвижникам, к своей семье. Иван Неронов, Даниил Логгин, Лазарь, Епифаний, дьякон Федор, юродивый Федор, "христовы мученицы" Федосья Прокопьевна Морозова и Евдокия Прокопьевна Урусова изображаются протопопом в житии с большой симпатией и любовью.

Он образцовый семьянин. Он любит "своих робяток", печалится об их горькой участи и о своей разлуке с ними (семья протопопа была сослана на Мезень). С грустью говорит Аввакум о своих сыновьях Прокопии и Иване, которые, испугавшись смерти, приняли "никонианство" и теперь мучаются вместе с матерью, закопанные живыми в землю (т. е. заключенные в земляную темницу). С любовью говорит протопоп и о дочери своей Аграфене, которая вынуждена была в Даурии ходить под окно к воеводской снохе и приносить от нее иногда щедрые подачки.

Наиболее значителен в житии образ спутницы жизни Аввакума, его жены Анастасии Марковны. Безропотно идет она вместе с мужем в далекую сибирскую ссылку: рожает и хоронит по дороге детей, спасает их во время бури, за четыре мешка ржи во время голода отдает свое единственное сокровище - московскую однорядку (верхнюю одежду из шерстяной ткани), а затем копает коренья, толчет сосновую кору, подбирает недоеденные волками объедки, спасая детей от голодной смерти; Марковна помогает мужу морально переносить все невзгоды, которые обрушивает на него жизнь. Лишь раз из истерзанной груди женщины вырвался крик отчаяния и протеста: "Долго ли муки сея, протопоп, будет?" Но стоило мужу вместо утешения сказать: "Марковна, до самыя смерти!", как, собрав все свои силы и волю, она, вздохнув, ответила: "Добро, Петрович, ино еще побредем!" И какая красота души, сколько благородства, самоотверженности скрыто в этом простом ответе русской женщины, готовой делить все муки, все тяготы и невзгоды жизни с любимым человеком! По возвращении из ссылки протопоп, опечалившись по поводу того, что "ничтож успевает, но паче молва бывает", решает, что ему делать: проповедовать ли "слово божье" или скрыться, "понеже жена и дети связали" его. И видя печального супруга, протопопица говорит: "Аз тя и с детми благословляю: дерзай проповедати слово Божие по-прежнему, а о нас не тужи... Поди, поди в церковь, Петрович, - обличай блудню еретическую!".

Изображая себя в обстановке семейно-бытовых отношений, Аввакум стремится подчеркнуть неразрывную связь бытового уклада с церковью. Патриархальный уклад, охраняемый старым обрядом, и защищает он. Он стремится доказать, что старый обряд тесно связан с самой жизнью, ее национальными основами, а новый обряд ведет к утрате этих основ. Страстная защита "древлего благочестия" превращает житие в яркий публицистический документ эпохи. Не случайно свое житие протопоп начинает с изложения основных положений "старой веры", подкрепляя их ссылками на авторитет "отцов церкви" и решительно заявляя: "Сице аз, протопоп Аввакум, верую, сице исповедаю, с сим живу и умираю". Собственная его жизнь служит лишь примером доказательства истинности положений той веры, борцом и пропагандистом которой он выступает.

Жанр и стиль жития. Житие Аввакума - это первая в истории нашей литературы автобиография-исповедь, в которой рассказ о злоключениях собственной жизни сочетается с гневным сатирическим обличением правящих верхов, с публицистической проповедью "истинной веры".

Тесное переплетение личного и общественного превращает житие из автобиографического повествования в широкую картину социальной и общественно-политической жизни своего времени. Житие вбирает в себя и этнографические описания далекого сибирского края, его рек, флоры и фауны.

С традиционными формами агиографической литературы житие связывает немногое: наличие вступления, ссылки на авторитет "отцов церкви", присутствие религиозной фантастики, хотя характер ее резко изменился по сравнению с традиционными житиями; использование ряда образно-изобразительных средств агиографической литературы - например, олицетворением судьбы выступает корабль, а жизнь человеческая уподобляется плаванию.

Религиозная традиционная фантастика под пером Аввакума приобретает реальные бытовые очертания. Вот, например, "чудо, которое происходит в темнице Андрониева монастыря: три дня сидит здесь в темнице на цепи томимый голодом Аввакум, и перед ним предстает то ли ангел, то ли человек, и дает ему похлебать щей - "зело привкусны, хороши!" Или пищаль, из которой пытается убить Аввакума "начальник", трижды не стреляет, и протопоп объясняет это промыслом Божиим. И еще "чудо": Бог помогает Аввакуму наловить много рыбы там, где ее никто не лавливал и т. п. Таким образом, все "чудеса", описываемые Аввакумом, не выходят за пределы реального бытового плана.

Новаторство жития Аввакума особенно ярко обнаруживается в его языке и стиле. Он пишет "русским природным языком", о своей любви к которому заявляет во вступлении: "И аще реченно просто, и вы, Господа ради..., не позазрите просторечию нашему, понеже люблю свой русский природной язык, виршами философскими не обык речи красить". Говорить "природным языком" призывает он и царя: "Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек. Говори своим природным языком, не уничижай его и в церкви, и в дому, и в пословицах".

В стиле жития протопоп использует форму сказа - неторопливого рассказа от первого лица, обращенного к старцу Епифанию, но в то же время подразумевающего и более широкую аудиторию своих единомышленников. Но, как отметил В.В. Виноградов, в стиле жития сказовая форма сочетается с проповедью, и это обусловило тесное переплетение церковно-книжных элементов языка с разговорно-просторечными и даже диалектными.

Для стиля Аввакума характерно отсутствие спокойного эпического повествования. Его житие состоит из ряда искусно нарисованных правдивых драматических сцен, построенных всегда на острых конфликтах: социального, религиозного или этического порядка. Эти драматические сцены соединены между собой лирическими и публицистическими отступлениями. Аввакум либо скорбит, либо негодует, либо иронизирует над противниками и самим собой, либо горячо сочувствует единомышленникам и печалится об их судьбе.

Житие - это мастерский изустный рассказ, не связанный никакими условностями. Рассказчик часто любит забегать вперед, возвращаться к ранее рассказанным эпизодам; он не следит за точной хронологической последовательностью повествования. Аввакум использует народные пословицы, поговорки, каламбуры, в которых подчас скрыта тонкая ирония. Например: "Любил протопоп со славными знатца, люби же и терпеть, горемыка, до конца"; "Бес - от веть не мужик: батога не боится".

Исследователи стиля Аввакума в местах наиболее драматических отмечают наличие ритма и рифмы, звуковых повторов, аллитераций и ассонансов. Например: "У церкви за волосы дерут, и под бока толкают и за чепь торгают и в глаза плюют". Или: "Среди улицы били батожъем и топтали и бабы были с рычагами".

Свое эстетическое кредо Аввакум излагает в четвертой "беседе", посвященной иконному писанию. Он не принимает нового направления русской иконописи, теоретическое обоснование которому дали в эстетических трактатах знаменитый художник Симон Ушаков и Иосиф Владимиров. Аввакум отвергает новую живописную манеру. Протопопа возмущают иконы, писанные "по плотскому умыслу, понеже сами еретицы" (никониане. - В.К.) "возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя". Аввакум сторонник "тонкностных чувств", "горнего" в иконописи. Он считает, что иконы нельзя "будто живыя писать" "по фряжьскому, сиречь по немецкому" обычаю. Ведь фряги, отмечает Аввакум, пишут "Богородицу чревату в благовещение", "а Христа на кресте раздутова: толстехунек, миленькой, стоит, и ноги -те у него, что стульчики. Ох, ох, бедная Русь, чего-то тебе захотелося немецких поступков и обычаев!".

Теоретически отвергая "живство" в иконном писании, Аввакум в своих сочинениях постоянно к нему обращался. Он предельно конкретизировал абстрактные религиозные понятия и представления, наполнял их реальным бытовым содержанием, которое позволяло ему делать психологические и морально-философские обобщения.

Небесная иерархия получает у Аввакума реальное земное осмысление. Ту духовную пищу, которую он раздает своим "питомникам", протопоп, подобно нищему, собирает по богатым дворам: "У богатова человека, царя Христа, из Евангелия ломоть хлеба выпрошу; у Павла апостола, у богатова гостя, из полатей его хлеба выпрошу; у Златоуста, у торговова человека, кусок слова его получю: У Давыда царя и у Исайи пророка, у посадцких людей, по четвертинке хлеба выпросил. Набрал кошель, да и вам даю, жителям в дому Бога моего".

Тексты "священного писания" в истолковании Аввакума приобретают бытовую конкретность, которая сочетается с широкими обобщениями. Так, в толковании книги "Бытие" Аввакум изображает грехопадение Адама и Евы. В раю случилось, считает протопоп, то же самое, что "до днесь творится... в слабоумных человеках": "Потчивают друг друга зелием неравстворенным, сиречь зеленым вином процеженным и прочими питии и сладкими брашны. А после и посмехают друг друга, упившегося до пьяна". Совершив грехопадение, Адам стыдится признаться в своей вине Богу, ему не велит этого "лукавая совесть", и он "коварством хочет грех загладить, да и на людей переводит". Адам торопится свалить вину на Еву, а Ева на "змею". "Каков муж, такова и жена; оба бражники, а у детей и давно добра нечева спрашивать, волочатся ни сыты, ни голодны", - заключает Аввакум.

Особенности стиля жития и других сочинений Аввакума позволяют говорить о неповторимой творческой индивидуальности этого талантливейшего писателя второй половины XVII в., ярко отразившего характерные черты переходной эпохи.

Тесная связь Аввакума с демократическими слоями населения, участвовавшими в движении раскольников, определила новаторство его стиля. Стиль писаний Аввакума привлекал к нему внимание писателей XIX в. И.С. Тургенев, не одобряя личности Аввакума, восторгался его "живой речью московской" и отмечал, что он "писал таким языком, что каждому писателю следует изучать его".

В начале XX в. декадентствующие литераторы пытались поднять на щит образ невинного страдальца и видели в нем выразителя сущности национального народного духа, заключающегося якобы в безмерной любви к страданиям. Против такой трактовки выступил А.М. Горький, отметивший боевой демократический характер Аввакума. "Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и "Жития" его остаются непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться", - писал он. Стиль жития высоко ценил А Н. Толстой. Создавая "Петра I", он использовал живую разговорную речь Аввакума для передачи исторического колорита эпохи.

"Повесть о житии боярыни Морозовой". Среди произведений старообрядческой литературы обращает на себя внимание "Повесть о житии боярыни Морозовой", созданная в конце 70-х - начале 80-х годов XVII в. На первый взгляд она написана в традиционной агиографической манере XVI в. с явным преобладанием риторического украшенного стиля. Героиня повести "блаженная и приснопамятная" родилась "от родителю благородну и благочестну". Она научена "добродетельному житию и правым дагматом священномучеником Аввакумом", творит безмерную милостыню, постнические подвиги, жаждет "иноческого образа и жития" и становится инокиней Феодорой. Жизнь ее подобна жизни первых христианских мучениц. Однако в повести нет ни риторического вступления, ни плача, ни похвалы, ни посмертных чудес. И сама героиня никаких чудес при жизни не совершает, и только "видение" Мелании является доказательством святости Морозовой. "Повесть о житии боярыни Морозовой" не столько автобиография, сколько жизнеописание, в котором раскрывается мужественный, стойкий характер русской женщины, отстаивающей свои убеждения. Повесть подчеркивает моральную красоту Федосьи Прокопьевны. Она не поддается ни уговорам, ни угрозам, отказывается участвовать в брачной церемонии царя с Натальей Нарышкиной, "понеже тамо в титле царя благоверным нарицати и руку его целовати", ходить в никонианскую церковь. Вместе с сестрой Евдокией ее заковывают "в железа", заточают в темницу Алексеевского монастыря, а затем подворья Печерского монастыря. Мужественно переносит она разлуку с отроком сыном Иваном, его преждевременную смерть. В словопрениях она побеждает рязанского митрополита Илариона и самого патриарха Питирима. Тщетно Алексей Михайлович пытается уговорить боярыню, льстит ей, называя второй Екатериной мученицей, и просит только для вида поднять руку и показать сложенное троеперстное знамение. Морозова не идет ни на какие компромиссы, ни с властями светскими, ни с церковными. Тогда царь велит перевести ее в Новодевичий монастырь, а затем в Боровск в земляную тюрьму, где она умирает вместе с сестрой Евдокией голодной "смертью нужною и напрасною и безгодною".

В драматической форме переданы в повести последние дни героини. Терзаемая муками голода, узница обращается к охраннику: "Умилосердися, раб Христов! Зело изнемогох от глада и алчю ясти, помилуй мя, даждь ми калачика". Он же рече: "Ни, госпоже, боюся". И глагола мученица: "И ты поне хлебца". И рече: "Не смею". И паки мученица: "Поне мало сухариков". И глагола: "Не смею". И глагола Феодора: "Не смееши ли, ино принеси поне яблоко, или огурчик". И глагола: "Не смею".

К "Повести о житии боярыни Морозовой" во второй половине XIX в. обратились художник В.И. Суриков и поэт А.А. Навроцкий.

Помимо агиографических произведений, в старообрядческой литературе большое распространение получили жанры полемических посланий, трактатов, воззваний, обращенных к демократическому читателю. Чтобы сделать эти произведения понятными, их авторы "выработали особый тип письменности просторечия - "вякания", как называл его Аввакум по контрасту с книжной речью".

Итак, во второй половине XVII столетия создается и развивается новая демократическая литература. Отражая художественные вкусы посадского населения, она разрабатывает светскую тематику, смело опирается на устное народное творчество, широко использует его образы, сюжеты, жанрово-стилистические особенности.

В центре внимания демократической литературы - судьба обыкновенного посадского человека, пытающегося строить жизнь по своей воле и разуму. И хотя эти попытки не всегда удачны, и молодой человек зачастую терпит поражение, само внимание литературы к этим вопросам характерно для переходной эпохи.

Самым примечательным фактом литературного развития второй половины XVII в. явилось возникновение демократической антифеодальной сатиры, обличавшей важнейшие институты сословно-монархического государства: церковь и суд.

В русле демократической литературы развивалось и творчество протопопа Аввакума, отразившее рост самосознания личности и утвердившее ее неповторимую индивидуальную ценность.

Демократическая литература XVII в. разрушает прежний, некогда целостный художественный метод литературы XI-XVI вв. Его ведущие принципы - символизм, этикетность-уступают место "живству", народно-поэтической символике.

Существенное изменение вносит демократическая литература в жанровую систему: трансформируются старые и появляются новые жанры, лишенные пока четких очертаний. Жанровой "пестроте" демократической литературы соответствует пестрота ее стилей, где рядом с элементами книжного языка соседствуют просторечия, деловой канцелярский язык и язык устной народной поэзии.

Старообрядческая литература золотого века выросла и развилась из литературы предыдущего периода, и большинство писателей этого века начали свою литературную работу в предшествующее ему время. Общее направление старообрядческой письменности создал епископ Арсений (Онисим Васильевич Швецов) еще задолго до свобод. Знаменитая его книга "Истинность старообрядчествующей иерархии противу возводимых на нее обвинений" издана еще в 1885 г. в им же организованной типографии в старообрядческом Мануйловском монастыре, в Молдавии . Другие его капитальные сочинения: "Оправдание старообрядческой Церкви", "Показание всеобдержности двуперстного сложения в древней православной церкви и погрешностей противу св. Евангелия в новообрядствующей церкви" и "Об антихристе" - напечатаны в 1888 г. в "типографии Б.Н.П...къ, Яссы", как значилось на их обложках. Уже по одним титулам всех этих книг видно, что литература эта была полемической и апологетической. В отражение миссионерских нападок и обвинений, старообрядцы вынуждены были писать преимущественно такого рода сочинения. Духовно-нравственных и исторических книг они за это время почти не писали . Другие многочисленные сочинения Швецова печатались гектографическим способом или переписывались от руки. Это был наиболее плодовитый старообрядческий писатель. Однако в золотой период епископ Арсений уже не мог обогатить старообрядческую литературу новыми выдающимися произведениями, будучи весьма занятым иерархическими и церковно-общественными делами; да и прожил он при свободе слишком мало времени. Но вся новая старообрядческая литература создавалась и развивалась под воздействием всех его прежних сочинений. Она, однако, отличается от его трудов важными новыми качествами: во-первых, стилем; он писал еще полуцерковным слогом, тогда как его ученики и преемники писали уже чисто русским, вполне литературным стилем. Во-вторых, обилием новой аргументации, широким использованием новых ученых трудов профессоров духовных Академий и Университетов по разным религиозным, богословским, церковным и историческим вопросам и даже светской литературы. В-третьих, постановкой и разработкой новых вопросов: о цезарепапизме в господствующей церкви, о ее внутреннем антиканоническом строе и разложении, о ее догматических и богословских заблуждениях; о внутренней сущности старообрядчества, о его духе, его истинной соборности и подлинной церковности, его национализме и патриотизме, его культурном строительстве, просвещении, экономике, социальных вопросах и мн. др., что отсутствует в прежней старообрядческой литературе. В этот период начала создаваться и противосектантская старообрядческая литература.

Появление капитальных сочинений И.Г. Усова, (впоследствии м. Иннокентия) еще до свобод: "Разбор ответов на 105 вопросов" и "Церковь временно без епископа" - было для врагов старообрядческой Церкви ошеломляющим. Написанные хорошим литературным языком, снабженные новыми аргументами в защиту св. Церкви, новыми выводами и положениями, они производят сильное впечатление. "Разбор" решает вопросы главным образом никоновской реформы и созданного ею раскола русской Церкви. А книга "Церковь временно без епископа" посвящена исключительно бывшему положению старообрядческой древлеправославной Церкви без личного присутствия в ней своего единоверного епископа в течение 180 лет. Это состояние церкви было главным обвинением против старообрядчества со стороны миссионеров. На эту тему ими написаны и изданы сотни книг и брошюр. Весьма сильно и убедительно были написаны сочинения на эту тему и в оправдание старообрядческой Церкви тем же еп. Арсением (Швецовым). Но И.Г. Усовым скомбинирована была эта защита в названной его книге еще более убедительно, подкрепленная новыми соображениями, новыми выводами и новыми текстами. Написанная в форме диалога, она постепенно и в логической последовательности сокрушительно разбивает все вражеские нападки на древлеправославную Церковь, все построения и всю аргументацию казенных миссионеров и в то же время твердо и несокрушимо воздвигает оправдание и защиту Церкви в ее временном безъепископском состоянии . Любопытно, что за опровержение книги "Церковь временно без епископа" брались многие миссионеры. Но их преследовал какой-то странный рок: одни их них умирали почти в начале своей работы (Головкин, Картушин), другие бросали свой труд на полдороге (Круглов и др.). Так всероссийское миссионерство и не смогло справиться с книгой Усова. Она осталась не опровергнутой и стала лучшим руководством для старообрядческих начетчиков по разработанному в ней вопросу. Написал владыка Иннокентий немало сочинений и на другие темы, например, "О крещении греческой церкви и митрополита Амвросия", "О жалованье м. Амвросию", "Об исповеди м. Амвросия" и мн. др.

Ф.Е. Мельников, о которым мы уже говорили выше, как о церковно-общественном деятеле и начетчике, отчасти и писателе (издавал в Румынии газету "Слово Правды"), прославился как писатель всецело в золотом периоде. До свобод, в юношеские еще годы, им были написаны лишь два сочинения: "Ответы на десять вопросов Смежницкого" (миссионера) и "Беседы братьев Мельниковых в п. Городец с миссионером священником Елеонским в 1891 г." Из крупных сочинений Мельникова назовем "Испытание и победа Церкви Христовой", "Исследование о крещении и святительском достоинстве м. Амвросия" , "В защиту старообрядческой иерархии" (два выпуска), "Конец сомнениям в законности старообрядческой иерархии", "Современные запросы старообрядчеству", "Возможно ли объединение старообрядчества в одну Церковь", "Рассмотрение книги "Пращица" и подложного соборного Деяния на Мартина Армянина", "Блуждающее богословие. Обзор вероучений господствующей церкви" (выпуск первый) . Это последнее сочинение было наиболее выдающимся, вызвавшим большой переполох в среде миссионеров и богословов новообрядческой церкви. Принято думать, что старообрядчество отличается от казенного "православия" лишь некоторыми обрядами да разницей в богослужении. Догматы же у них одни и те же. В книге Мельникова показано и доказано, что "православие" заражено многими догматическими заблуждениями, что вообще все это богословие "блуждающее" - смесь латинства и протестантизма, что ни по одному церковному таинству нет у него единого, твердо и непреложно установленного верования и учения. Книга Мельникова осталась не опровергнутой, между тем, на нее было сделано указание даже с трибуны Государственной Думы, именно, что православные миссионеры и богословы оказались бессильными перед ней.

Многочисленные статьи Ф.Е. на разные темы, главным образом на современные, печатались преимущественно в ж. "Церковь" и "Слово Церкви" . Он же состоял и фактическим редактором этих журналов, а также и предшествовавших им "Голоса старообрядца", "Слова правды" (московского издания) и "Изборников".

Две большие книги выпустил М.И. Бриллиантов, неоднократно упоминавшийся выше: "Бремя правды" и "Шувойская беседа". В первой раскрываются многочисленные подлоги, подделки, подчистки, обманы, вымыслы, созданные и узаконенные в господствующей церкви. Вторая книга заключает в себе богатый и редкостный материал по вопросу неокружнического раздора. Немало и других сочинений написано М.И. Бриллиантовым.

Крупным и [выдающимся] писателем, именно только золотого периода, был И.А. Кириллов. Его сочинения по своим темам совершенно отличны от основной старообрядческой литературы, преимущественно полемической и апологетической. Он писал, главным образом, о старообрядческой культуре, просвещении, быте, по вопросам социальным, экономическим и другим подобным же. Из-под его пера вышла весьма богатая по материалам и по особому освещению старообрядчества книга "Правда старой веры", составленная из статей, печатавшихся предварительно в ж. "Церковь".

К новым писателям принадлежит и П.П? Власов (оба москвичи, оба с высшим образованием). Он писал исключительно по историческим и библиографическим вопросам, будучи весьма кропотливым и усердным собирателем исторических материалов по старообрядчеству и ученым их критиком. Вышли его три выпуска "Из истории старообрядческой иерархии" и "Письма старообрядческих деятелей". Немало его исторических статей и записок напечатано в "Церкви".

К золотому периоду принадлежат еще писатели: священник Самуил Фомичев, К.Н. Швецов и И.К. Перетрухин (сын вышеупомянутого Климента Анфиногеновича), все трое - тоже с высшим образованием. О. Самуил писал преимущественно нравоучительного характера статьи и проповеди; Швецов - о колонизации старообрядцев, бытовые и исторические очерки; Перетрухин - полемические статьи и беседы по вопросам, [пререкаемым] с никонианами.

К числу новых писателей нужно отнести и Д.С. Варакина, начетчика, которого мы упоминали выше, он также писал только по вопросам полемики. Лучшее его сочинение - "Рассмотрение примеров, приводимых в защиту реформы Никона".

К прежним писателям, работавшим и раньше, и в описываемый период, принадлежат: Вл.Е. Макаров, И.И. Захаров и А.А. Пашков. Замечательны Макарова "Очерки истории старообрядчества от Никона до наших дней" и "К вопросу о русском расколе". Брошюра Захарова, глубоко патриотическая, - "Мысли старообрядца в смутную годину", прочитанная в виде доклада на Всероссийском Съезде в Москве в декабре 1905 г., - во многом оказалась пророческой. Пашков сотрудничал еще в старом "Слове правды" (румынского издания); известно его сочинение "Нечто о единоверии и единоверцах". В золотой период он дал ряд статей и очерков в ж. "Церковь" и в "Старообрядце".

Из духовно-иерархических писателей необходимо назвать архиепископа Московского Иоанна, епископа Александра Рязанского, епископа Антония Пермского, архимандрита Феофилакта, священника Гр. Карабиновича, священника К. Шадрина, священника И. Кудрина, о. А.Старкова, о. В. Сюткина, о. И. Иголкина, о. Г. Макарова, о. В.Механикова, о. Феодора Гуслякова. Два последних - выдающиеся писатели. Отец Феодор состоял помощником редактора ж. "Церковь" и "Слово Церкви", вел постоянный их отдел "Ответы редакции", богатый всевозможными разъяснениями, советами, справками, указаниями по вопросам богословским, историческим, специально старообрядческим, по церковно-общественным, по церковно-богослужебным, уставным, брачным и т.п. Дал в эти же журналы многочисленные и большие статьи на разные темы. О. В. Механиков повторил собою биографию о. Пафнутия Овчинникова. В служение старообрядческим священником, он составил замечательную книгу "Историко-каноническое обозрение старообрядчества", написанную в сдержанном, мягком тоне; потом отступил от старообрядчества в единоверие по причинам греховным. Вскоре снова вернулся в старообрядчество. Но писательская его роль уже закончилась, хотя он и писал после сего покаянные статьи в "Церковь". Сконфузил он себя еще до отступничества своим неуместным и бестактным писательским выступлением против епископа Арсения (Швецова) по богословским вопросам.

Необходимо отметить еще целый ряд новых писателей: уже хорошо известного нам Я.А. Богатенко, он писал главным образом по методике церковного пения; С.И. Быстрова - писал по многим вопросам, весьма интересна его книга "По Востоку (путешествие старообрядческих епископов)"; В.Е. Мельникова, В.Л. Быстрова, Н.С. Логинова, В.В. Галкина, Н.Д. Зенина, Порфирия Шмакова, Бориса Широкова (два последних - поэты). Все они писали в старообрядческих журналах: "Церковь", "Старообрядец", "Старообрядческая мысль". Заслуживает особого замечания писатель В.Г. Сенатов. Но официальному паспорту он значился единоверцем; но по духу своему, по убеждениям был истинным старообрядцем. Много статей его напечатано в ж. "Церковь", и вышла отдельным изданием его "Философия истории старообрядчества", в двух выпусках. Он выявлял главным образом глубинное содержание старообрядчества, его внутреннюю сущность, его психологию и философию. Самые обряды старообрядческие В.Г. [показывал] богословски и догматически, разъяснял именно догматическое их значение.

Всех старообрядческих писателей не перечесть в краткой Истории. Почти все начетчики были в то же время и писателями. Нельзя не упомянуть, что среди старообрядческих писателей были и женщины. Так, в ж. "Церковь" сотрудничала A.M. Свенцицкая (по девичьей фамилии Вострякова). Ее перу принадлежат очерки "Старообрядческие мученики" и др. статьи.

Весьма солидный вклад в старообрядческую литературу сделал епископ Михаил Канадский, бывший профессор Петроградской духовной академии, своими многочисленными сочинениями по различным вопросам и, прежде всего, по специально старообрядческим. Это не первый случай, когда "пришлец из страны далеча" обогащает старообрядческую литературу.

В 70-х годах прошлого столетия к древлеправославной Церкви присоединился от господствующей церкви Вл.М. Карлович (еврейского происхождения). Он обладал замечательно ярким и пышным литературным слогом, будучи высокообразованным человеком. Тогдашний московский архиепископ Антоний не преминул использовать эти ценные качества г. Карловича: он снабдил его важнейшими материалами по старообрядчеству. Вл.М. изучил их, и из-под его талантливого пера вышли в свет три больших тома "Исторических исследований, служащих к оправданию старообрядцев". Первый том был напечатан в Москве в 1881 г., но тотчас же был конфискован по особому определению Синода , а сам автор был выслан из пределов России. Поселившись в Австрии, вблизи Белокриницкого монастыря, Вл.М. выпустил два следующих тома своих "Исследований". Написанные книжным и ученым языком, они предназначались, главным образом, для интеллигенции и высокообразованных читателей. По объявлении в России религиозной свободы, г. Карлович возвратился и Москву, здесь издал новую книгу: "Краткий обзор преследований христиан первых веков в тесной связи с печальной судьбой старообрядцев" (1907 г.).

Епископ Михаил был превосходным писателем во всех отношениях - не только по многочисленности и необычайному блеску своих творений, но и по широте и глубине трактуемых в них тем. Отметим прежде всего его сочинения по старообрядчеству и никонианству:

Разрушающая церковь (никонианская) .

Апология старообрядчества.

Прошлые и современные задачи старообрядчества.

Разговоры между никонианином и старообрядцем о причинах разделения.

Нужны ли обряды.

Великий разгром (Повесть из времен царевны Софьи).

Горящие огнем (протопоп Аввакум).

Боярыня Морозова (Историческая повесть).

Многострадальная княгиня Анна Кашинская и мн. другие.

Для старообрядческих школ и богословско-учительского института епископом Михаилом написаны:

Учебники по Закону Божию.

Катехизис, или краткое изложение христианской веры.

История христианской церкви с апостольских времен до разделения на Западную и Восточную.

История Восточной и Западной церкви после их разделения.

Учение о Богослужении.

Основное Богословие.

Письма о преподавании Закона Божия и др.

Много статей и целых исследований написано им по вопросам философским и богословским. Отметим хотя некоторые из них:

Новая философия о религии и науке.

О вере и неверии.

Нужны ли догмы.

О телесном

Беседы против сектантства.

Апологетические беседы.

Что такое Церковь и в чем ее признаки (догматические очерки).

Христианская гигиена духа.

Как спастись в миру, и мн. др.

Колоритным изложением отличаются и его повести, очерки, рассказы из жизни христианской и церковной:

На заре христианства.

За Ликом Христовым (церковно-исторические рассказы из V в.).

За иконы (церковно-исторический рассказ).

Прекрасная пустыня (очерк жизни подвижников в III-V вв.).

Второй Рим (картины Византии IX-X в.).

Перед Стоглавым Собором (повесть-хроника). И др.

Кроме того, в каждом номере "Церкви" печатались нравоучительные статьи и проповеди епископа Михаила. В то же время он сотрудничал и в других журналах: "Старообрядец", "Старообрядческая Мысль", а также в светских журналах и газетах. Писательская плодовитость его была колоссальной, трудоспособность его в этой области поразительная, он способен был писать всегда и всюду, при всяких условиях: дома наедине, при людях, на собраниях, в поезде, в трамвае. И каждое сочинение его - это блеск ярких и глубоких мыслей, согревающие лучи духовного солнца. Писал он и светские пьесы и драмы. Не только в старообрядческой литературе, но в общей богословской и общехристианской епископ Михаил оставил после себя яркий и многоцветный след, вернее сказать, целый путь, словно огненный метеор, пролетевший по небу. Жизнь его действительно была какой-то метеорной, вспыхнувшей сильным пламенем, но быстро закатившейся. Он умер, но дела его и подвиги не перестают гореть прежним светом и огнем. Нужно читать его многочисленные творения, чтобы в этом убедиться. Как был подготовлен золотой период в истории старообрядчества ярким старообрядческим светилом - епископом Арсением (Швецовым), так и закончен он был не менее ярким светилом - епископом Михаилом Канадским. Оба они отошли в иной мир, но здесь, на земле, дела их продолжают ученики их и заместители.

В золотой период развилась и старообрядческая журналистика. Выше мы упоминали мимоходом почти все старообрядческие журналы, выходившие в это время. Но первое их основание было положено задолго до религиозной свободы в России. Первый старообрядческий журнал с титулом "Старообрядец" начал выходить с декабря 1878 г. в Австрии, в г. Коломые, под редакцией инока Николы Чернышева. При самых тяжких условиях издания он просуществовал до 1888 г. С 1892 г. инок Никола начал издавать в том же городе "Древнюю Русь", просуществовавшую лишь два года . С 1896 г. в Румынии (в г. Браилове) начала выходить ежемесячная газета "Слово Правды", под редакцией Ф.Е. Мельникова. После его ареста в июне 1897 г. она смогла просуществовать лишь один год.

В России первый старообрядческий журнал (ежемесячник) "Старообрядческий вестник" основал епископ Иннокентий в 1904 г. Печатался он в одной петроградской типографии под строжайшей тайной, но редакция его была указана: Климоуцы (Австрия). С провозглашением свободы уже не было необходимости в такой конспирации. Епископ Иннокентий начал издавать журнал "Старообрядец" (ежемесячник) в Нижнем Новгороде с начала 1906 г., по закрытии которого начал выходить так же журнал - "Старообрядцы". В Москве с начала того же 1906 г. стала выходить основанная П.П. Рябушинским ежедневная "Народная газета" с приложением два раза в неделю "Голоса Старообрядца" и раз в месяц - иллюстрированного "Изборника народной газеты". Газета эта была общеполитической, превратившейся в следующем году в новую ежедневную газету "Утро России". Специально же старообрядческая газета начала выходить в Москве с января 1907 г. два раза в неделю под названием "Слово правды". Но со следующего года вместо нее начал выходить еженедельный, роскошно иллюстрированный журнал "Церковь". В 1914 г. он был закрыт правительством, вместо него стал выходить еженедельник "Слово Церкви", прекратившийся лишь в конце 1917 г., когда закончился и самый век золотой. Фактическим редактором всех перечисленных изданий (кроме "Народной газеты" и нижегородских "Старообрядцев") был Ф.Е. Мельников. Журнал "Церковь" и "Слово Церкви" были во всей России самыми большими еженедельниками: по богатству печатавшихся в них статей и по богословским, философским и вообще церковно-общественным темам и по разнообразию сообщений они превосходили все еженедельники, выходившие в России. При них, кроме того, давалось ежемесячное приложение "Друг земли" - журнал, посвященный вопросам сельского хозяйства, тоже иллюстрированный. Давались еще и другие весьма ценные приложения: книга "Кормчая" с издания патриарха Иосифа (в двух больших томах), "Статьи" инока Никодима, "Исповедь" блаженного Августина, "Священная и церковная История" Сульпиция Севера, "Законопроект о старообрядческих общинах" (полный стенографический отчет о заседаниях Государственной Думы по сему законопроекту). В Москве же издавались журналы "Златоструй" и "Старообрядческий пастырь". В г. Егорьевске Рязанской губернии выходил ежемесячный журнал "Старообрядческая мысль", издание Н.Д. Зенина. К нему даны были ценные приложения: книга блаженного Симеона Солунского, "Летопись" Барония и "Выписки из святоотеческих и других книг", служащие к оправданию старообрядческой Церкви, собранные В.Т. Зеленковым . В Саратове беспоповцы издавали ежемесячник "Щит веры". О певческих старообрядческих журналах мы дали сведения в одной из предыдущих глав.

Как видим, старообрядческие журналы выходили в золотой период в изобилии. Не менее изобильно было за это же время и открытие старообрядческих типографий. В одной Москве было их четыре: [...] типография П.П. Рябушинского, с ротационными и наборными машинами (она, впрочем, была общесветской), в которой печатались и посторонние заказы; типография на Рогожском Кладбище, беспоповская на Преображенском Кладбище и четвертая - беглопоповская. Прекрасно оборудованная типография действовала в г. Уральске - А.В. Симакова. Даже в таком захолустном селе, как Тунка(?) Вятской губернии, была открыта старообрядческая тигюграфия и оловолитня. Во всех этих типографиях печатались, главным образом, церковнобогослужебные книги.

С первых же годов церковного раскола старообрядцы очень нуждались в богослужебных книгах. Старые книги, дониконовского издания, беспощадно истреблялись властями: их сжигали тысячами. В царствование Петра Великого при одном таком сожжении одних медных застежек было "подгреблено" около 4 пудов. В старообрядческих монастырях и скитах весьма усердно эти книги переписывались для богослужебных надобностей. Но труд этот - медленный, кропотливый и дорогой. Да и рукописные книги преследовались и истреблялись. Поэтому старообрядцы при первой же возможности стали пользоваться польскими типографиями, имевшими славянский шрифт: появились книги Виленской печати, Гродненской, Почаевской и др. Широко пользовались старообрядцы и тайными типографиями в России, так называемыми подпольными, хотя таковые и строго преследовались. В царствование императрицы Екатерины Великой старообрядцы оборудовали в п. Клинцах Черниговской губернии большую дозволенную типографию на девять станков для печатания богослужебных и поучительных книг. Но в 1797 г., при Павле Петровиче, она была закрыта . В 1801 г. император Александр I разрешил ее. Однако по указу Синода от 28 июня 1812 г. она снова была "запечатана" и впоследствии передана единоверческой типографии в Москве. Многие старообрядцы пренебрегали книгами, выходившими в единоверческой типографии, и продолжали пользоваться подпольными типографиями до самого последнего времени, т.е. до объявления в России религиозной свободы в 1905 г. С этого времени подпольные типографии прекратили свое существование.

Вышеперечисленные типографии, открытые после 1905 г., начали издавать богослужебные книги в таких больших [количествах], что в течение очень короткого срока напечатали весь круг церковных книг и снабдили ими все старообрядческие приходы по всей России. Из этих типографий вышли даже такие крупнейшие издания, как двенадцать месяцев Служебных миней, двенадцать месяцев четий-миней, трехтолковый Апокалипсис с многочисленными рисунками в красках и с золотом и даже вся Библия - с Острожского издания, тоже с лицевыми изображениями; "Поморские ответы", напечатанные с подлинника. Из типографии г. Симакова в Уральске выходили книги, исправленные под наблюдением епископа Арсения (Швецова). Тут напечатан и им составленный "Устав церковный" - необходимое руководство для ведающих богослужением . В перечисленных типографиях начали печататься и книги апологетические и полемические в защиту старообрядчества.

Кроме типографий, в старообрядчестве образовались и другие книгоиздательства, печатавшие свои издания в чужих типографиях. Так, существовало книгоиздательство московского Братства Честнаго Креста, Союза старообрядческих начетчиков, богословско-учительского Института, Совета Съездов, Заботина, Зенина, Вострякова, Овчинникова, Галкина, Яксанова и др. частных предпринимателей. Старообрядцы переиздали (строка в строку, буква в букву) даже такие никонианские книги, как "Пращица" с подлинным Соборным деянием на небывалого еретика Мартина Армянина и "Оправдание поливательного крещения" Феофана Прокоповича. Все с обширными критическими предисловиями Ф.Е. Мельникова. Эти книги необходимы были для полемики с миссионерами, а, между тем, в продаже их уже не было, почему и потребовалось новое их издание.

Золотой период был роскошно насыщен старообрядческими изданиями и творениями.

Нет каких-либо точных, канонически утвержденных правил совершения домашнего богослужения. Однако, в нашем случае, при большом удалении от храма следует использовать любую возможность приблизить домашнее богослужение к церковному. Делать это нужно, разумеется, сообразуясь со своими силами, знаниями и по совету духовного отца.

Людям, недавно пришедшим в Церковь, не имеющим книг и не умеющим читать по-славянски, следует выучить наизусть основные молитвы: Исусову молитву , «Отче наш », «Достойно есть », «Трисвятое ». При помощи этих молитв и поклонов можно исполнять домашнее правило или даже весь дневной богослужебный круг. Устав исполнения службы поклонами и молитвами имеется в книге Молитвенник, изданной старообрядческой Митрополией. При отсутствии такой книги можно спросить о порядке чтения указанных молитв и поклонов у любого старообрядческого священно- и церковнослужителя. Количество молитв и поклонов домашнего правила лучше обсудить с духовным отцом, который знает уровень вашей духовной и физической подготовки.

Немного о домашнем молитвенном уставе

Несколько более сложной задачей представляется домашнее богослужение по особым богослужебным книгам. Опыт показывает, что в домашних условиях практически невозможно воссоздать полный ежедневный круг богослужения, однако исполнение церковного богослужения по воскресным дням и крупным праздникам представляется вполне осуществимой задачей. Для полноценного богослужения (т. е. вечерня, павечерница, утреня, часы и обедница) необходимы определенные познания в области Устава и полный комплект богослужебной литературы. Большим подспорьем в этом вопросе могут стать специализированные богослужебные календари, издаваемые разными старообрядческими согласиями. Там имеются простые и понятные указания о проведении богослужения в тот или иной праздник.

В случае отсутствия каких-либо богослужебных книг возможна замена частей богослужения кафизмами или канонами. Для таких служб, как Часы и канон в воскресный или праздничный день, достаточно иметь книгу Часослов и сборник канонов, поэтому в удалении от храма они могут читаться в полном виде. Также в условиях домашней молитвы допустимо заменять пение чтением.

По большому счету, домашнее богослужение может приблизиться к монастырскому, исполняемому либо по Иерусалимскому (с использованием богослужебных книг), либо по скитскому Уставу (с заменой частей богослужения чтением Псалтыри, Исусовой молитвой или поклонами). Бывает и так, что в домашней молитве проще следовать требованиям церковного Устава, чем в приходском храме. Скажем, если в храмах установилась сравнительно недавняя традиция совершать Утреню вечером, то никто не мешает дома следовать требованиям Устава и молиться Утреню как и положено - утром. Также можно следовать указаниям устава относительно времени совершения других служб, которые на приходах, ради удобства верующих, проходят в иное время.

Основные книги для домашней молитвы: Псалтырь, Часослов, Часовник, Шестоднев

Практическим минимумом для домашней молитвы является книга . Святитель Василий Великий писал о Псалтыри:

Ни кие же бо иныя книги тако Бога славят, якоже Псалтырь… она… и за весь мiр Бога молит.

Отцы Церкви, как и современные исследователи, сходятся во мнении, что ни в одной другой книге Библии не раскрыт так полно религиозный духовный опыт Ветхого Завета, как в Псалтыри; так и никакая книга Ветхого Завета не играет столь большой роли в жизни Церкви Христовой, как собрание псалмов. Действительно, из Псалмов и их перефразировок состоят большинство частей и элементов богослужения: вечерня, павечерница, полунощница, Часы, Прокимны и т. п. В современных старообрядческих издательствах в последние годы издано несколько вариантов Псалтыри, также нетрудно приобрести издания единоверческой и старообрядческой дореволюционной печати. Псалтырь можно использовать для молитвы за все части богослужения дневного круга. В большинстве изданий Псалтыри также содержатся устав пения Псалтыри, краткие указания о поклонах и другая богослужебная информация. Также можно встретить наиболее распространенные каноны: за болящих, за творящих милостыню (т. е. за благодетеля), за единоумершего, за умерших.

Второй по значимости для домашнего и, пожалуй, важнейшей книгой для церковного богослужения является Часослов . В этой книге содержатся все неподвижные части дневного богослужебного круга: вечерня, великая, средняя и малая павечерницы, повседневная, субботняя и воскресная полунощницы, утреня, часы с почасиями, а также тропари и кондаки - элементы праздничных песнопений на разные дни года. Однако, имея один Часослов, полноценно можно молиться только часы, павечерницу и полунощницу. Для того, чтобы можно было молиться другие службы, нужны дополнительные книги.

Своеобразной разновидностью Часослова является редкая ныне книга - Следованная псалтырь . В ее состав входят неподвижные части богослужения из Часослова, Псалтырь и толкования на избранные псалмы.

Книга - это, наоборот, наиболее сжатый вариант Часослова.

Тексты богослужений, напечатанные в Часовнике, часто идут не «по ряду», то есть непрерывно, а с пропусками, обозначенными указаниями на другие книги. Зато Часовник имеет две редкие службы: воскресный вариант утрени и вечерни шестого гласа с Евангелием, каноном и необходимыми стихерами, и «службу по вся дни ко Господу нашему Исусу Христу», которую можно молиться в любой день. Эти службы, можно сказать, специально адаптированы к домашнему богослужению, позволяют молиться при отсутствии иных книг.

Следующая по важности книга келейного богослужения - Шестоднев . Эта книга является частью более обширной богослужебной книги Октай. В Шестодневе собраны воскресные службы всех восьми гласов, повседневные чтения Апостола и Евангелия, воскресные кондаки и икосы. С помощью Шестоднева можно служить полное богослужение в воскресные дни.

Богослужебные книги: Триодь постная и цветная, Минеи, Апостол, Евангелие и Библия

Триодь постная, Триодь цветная и двенадцать томов Месячных миней содержат изменяющиеся части богослужения: каноны праздникам и святым, тропари и кондаки, стихеры. Полный комплект этих книг редко используется в домашнем богослужении по причине большой громоздкости такой богослужебной библиотеки - 14 крупноформатных книг. Эти книги используются во время богослужения в храме. Приобретать эти книги имеет смысл в случае создания общественной моленной со специально отведенным для этих целей помещением. В домашних условиях лучше приобрести Праздничную и Общую минеи. Первая книга содержит подвижные части служб двунадесятым и другим большим праздникам, а вторая - особые каноны, стихеры и тропари, которые можно использовать при богослужении любому святому.

Также в домашнем обиходе широко используются разные сборники молебных канонов праздникам и избранным святым. Чтение таких канонов не требует особых знаний церковного устава и поэтому может быть рекомендовано для домашней молитвы любому христианину. Обязательными для богослужения и домашнего чтения являются книги Апостол, Евангелие и Библия (Острожского издания Ивана Федорова).

Евангелие напрестольное и Библия Острожская

Что выбрать, богослужение по книгам или поклоны с чтением Исусовой молитвы?

Есть мнение, что в современной домашней молитве ежедневное правило и праздничное богослужение можно заменять поклонами с чтением Исусовой молитвы. Действительно, для начинающих, немощных или не имеющих средств для приобретения книг поклоны могут стать хорошей заменой полноценного богослужения. Остальные же, по возможности, должны стремиться к приобретению богослужебных книг. В наши дни они издаются многими старообрядческими издательствами и имеются в достатке. Молитва по ним помогает в понимании церковного богослужения и догматов веры, заложенных в богослужение отцами Церкви, внутренне дисциплинирует человека, расширяет церковные познания, приносит большую духовную пользу.

Богослужебная реформа Патриарха Никона 1650-1660-х годов унифицировала все обряды по греческим образцам. Она вызвала в Русской Православной Церкви (объединение верующих, относящихся к восточной ветви христианства, принимающих догматы и следующих традициям Православной Церкви) раскол, вследствие которого от основной массы верующих отделились несогласные с новыми правилами богослужебной жизни духовенство и миряне.

Старообрядцев стали считать раскольниками, их преследовали, часто жестоко, однако в XIX веке, по некоторым мнениям, до трети русского населения были старообрядцами. В ХХ веке позиция РПЦ по отношению к старообрядцам смягчилась, однако к молитвенному единению верующих это не привело. Старообрядцы продолжают считать истинным свое учение о вере, относя РПЦ к инославным.

Разграничение понятий «старообрядчество» и «православная церковь» достаточно условно. В старообрядческой церкви принято двуперстное крестное знамение. Два перста - символ двух Ипостасей Спасителя (истинный Бог и истинный человек), три перста - символ Святой Троицы.

Совершенная и единственно признанная форма изображения креста – восьмиконечная. В православии признаются также четырехконечные и шестиконечные кресты. Также православные произносят “Аллилуйя” не дважды, как староверы, а трижды.

В старообрядческой церкви сохраняются некоторые древние написания слов и старые названия. Например, инок вместо иеромонаха, Иеросалим вместо Иерусалима.

Старообрядцы имя Христа пишут как Исус, а православные – Иисус. Также отличаются самые верхние начертания на кресте. У староверов это ЦРЬ СЛВЫ (Царь Славы) и IС ХС (Исус Христос). На православном восьмиконечном кресте написано ИНЦИ (Иисус Назорей Царь Иудейский и IИС ХС (Иисус Христос).

В Символе Веры в православной церкви убрано принятое у староверов противопоставление понятий “рожденна, несотворенна”. В древнем изложении, которое исповедуют староверы, это звучит как “рожденна, а несотворенна”. Также у староверов существует несогласие с тем, что Дух Святой тоже должен исповедоваться, как истинный. В православном символе читаем всего лишь: “Бога истинна от Бога истинна” касаемо Отца и Сына.

В православной церкви богослужения совершаются по Славянскому Типикону, сложившемуся на основе Иерусалимского устава. Старообрядческие службы проходят по Иерусалимскому древнему уставу.

Крестный ход вокруг храма в старообрядческой церкви принято совершать по часовой стрелке, то есть по солнцу (посолонь). В православной церкви крестный ход идет против часовой стрелки.

Вода, освященная в канун Богоявления считается Великой Агиасмой. В православной так называется вода, освященная в день самого праздника.

Четыре раза в году, во второе, третье, четвертое и пятое воскресенье Великого поста в православной церкви совершается Пассия – особая служба, посвященная чтению текстов Евангелия, повествующих о страстях Христовых. В старообрядческой церкви Пассия не служится.

Есть и другие нюансы мало различимые для маловоцерковленного человека.

Религиозный брак старообрядцев, в отличие от религиозных браков прочих конфессий, не признавался государством. До 1874 г. все дети старообрядцев считались незаконнорожденными. А с 1874 г. для старообрядцев был введен гражданский брак: «Браки раскольников приобретают в гражданском отношении, через записание в установленные для сего особые метрические книги, силу и последствия законного брака «.

По отношению к раскольникам ведение всех метрических книг передано из духовного ведомства в гражданское. Этот закон распространялся: 1) на лиц, которые рождены в расколе, существовавшем и признанном в государстве до издания новых правил; 2) условия заключения брака между раскольниками определяются по началам общегражданского брака, заимствованным из канонических правил. Воспрещались и не подлежали записи в метрические книги такие браки раскольников, кои возбранены законами гражданскими. Все эти статьи имели общегражданское значение (запрещают, напр., заключение брака с сумасшедшими, при живой жене и т. д.).

Дети раскольников подлежали записи в метрическую книгу в таком только случае, если брак их родителей записан в такой книге. Но те из них, которые рождены от раскольнических браков до издания этого закона, также в течение первых двух лет после издания его могли быть записываемы в метрическую книгу и в том случае, когда родились прежде записи брака их родителей, если происхождение их от брачного союза, впоследствии записанного, равно как время их рождения, будут удостоверены не менее как двумя свидетелями.

Метрические книги велись в городах и уездах местными полицейскими управлениями, а в столицах — участковыми и частными приставами, по формам, утвержденным министром внутренних дел. И хранились эти книги в архивных разделах документов административно-полицейских учреждений. Но далеко не все родители хотели записывать своих детей в эти книги, поэтому большинство записей о крещении найти в наше время невозможно, однако в архивах сохранились некоторые исповедные книги и иные списки жителей деревень.

Один из крупнейших центров старообрядчества — это Выгорецкая обитель (Выгорецкая пустынь, Выголексинское общежительство, Выговская киновия) - крупный старообрядческий беспоповский центр Поморского согласия, созданный в 1694 году на Русском Севере на территории Обонежской пятины (Олонецкий уезд). В дальнейшем - Выголексинский старообрядческий монастырь в Олонецкой губернии. Территория Выгорецкой обители является местом паломничества старообрядцев из разных стран. Карелия является исторической родиной старообрядческой Поморской церкви: 300 лет тому назад на реке Выг организовался Даниловский монастырь, который стал духовным центром Поморского староверия. 486326, Карелия, Повенец, Петрозаводская ул., 28, «Выгорецкая Обитель».

Градовский А. Д. Начала русского государственного права. Тома I-III. — С.-Петербург, типография М. Стасюлевича, 1875 г. (том I), 1876 г. (том II), 1883 г. (том III)