Утешение монаха. Интервью с наместником Валаамского монастыря

Русская православная церковь сама по себе достаточно закрытая организация, а входящие в ее состав монастыри особенно недоступны для внешнего мира - о том, как устроена в них власть и экономика, да и о том, что там вообще происходит, приходится судить в основном по редким рассказам бывших и нынешних монахов.

Сколько в России монастырей и сколько - монахов?

Студенты Московской Сретенской духовной семинарии перед экзаменом в аудитории «Святая земля» на территории Сретенского ставропигиального мужского монастыря, 7 июля 2016 года. Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС

В Русскую православную церковь на сегодня входит почти тысяча монастырей - 455 мужских и 471 женский. Правда, не все они находятся в России: каноническая территория РПЦ включает в себя и Украину, и Белоруссию, и другие страны бывшего СССР, более полусотни монастырей располагаются в странах дальнего зарубежья. Почти все они создавались (или воссоздавались) с нуля после 1988 года: в позднесоветское время действующих монастырей в РПЦ, считая территорию Прибалтики и Украины, было всего четырнадцать.

Сколько всего людей живут в этих монастырях, неясно: такой статистики не существует. Известно, что женские монастыри обычно больше, чем мужские. В Троице-Сергиевой лавре, по официальным данным, около двухсот монахов; это очень много. (Для сравнения: в одной из крупнейших католических обителей Европы - монастыре Святого Креста в Австрии - 92 монаха.) При этом в Трифоно-Печенгском монастыре, который находится на Кольском полуострове на границе с Норвегией (это самая северная православная обитель), - всего пять монахов, и это не уникальный случай: монастыри, население которых не превышает десяти человек, вполне распространены.

Известные монастыри притягивают паломников и становятся туристическими центрами. Они превращаются в своего рода градообразующие предприятия для населенных пунктов, в которых находятся: местные жители во многом кормятся от монастырей, сдавая жилье паломникам и туристам, обеспечивая их едой и сувенирами. Такую роль играют, например, Оптина пустынь для Козельска, Серафимо-Дивеевский монастырь для села Дивеево, Псково-Печерский монастырь для города Печоры.

В самих монастырях зачастую обитают далеко не только сами монахи. Именно там по традиции расположены семинарии, духовные академии и епархиальные училища; часто на территории крупных монастырей находятся административные органы епархий.

Кто управляет монастырями и перед кем они отчитываются?

Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный монастырь в Архангельской области, 21 августа 2016 года. Фото: Сергей Фадеичев / ТАСС / Scanpix / LETA

Монастыри делятся на две категории по типу управления: ставропигиальные и епархиальные. Ставропигиальные - это крупные и (или) исторически значимые обители, которые подчиняются напрямую патриарху (всего их 33). Остальные монастыри подчиняются непосредственно епархиальным архиереям.

Руководят ими игумены и игуменьи. В древности игуменом мог быть обычный монах, но сегодня игумены всегда имеют священнический сан. Если настоятелем монастыря, «священноархимандритом», считается правящий архиерей (такое бывает в особенно значимых для епархии монастырях), то игумен называется наместником, который от имени настоятеля руководит обителью. У женщин все проще: настоятельницы женских монастырей - матушки-игуменьи, которых назначают из числа опытных монахинь (при этом ведут службы и принимают исповеди в женских монастырях священники-мужчины).

Духовной жизнью монастырей руководят духовники - особенно уважаемые, как правило пожилые, монахи, старцы, которые принимают у насельников исповеди и напутствуют их. В женских монастырях игуменьи советуются с духовником о духовной жизни сестер. Но такой идеальный строй сегодня редко встретишь. Чаще всего игуменья сама руководит жизнью монахинь, а ради исповеди и богослужения архиерей присылает в монастырь обычного священника, который, в свою очередь, слушается игуменью как начальника.

Как правило, монастыри регистрируются в органах государственной власти как юридические лица. У них есть банковские счета, куда приходят пожертвования, а также деньги, которые обители получают за паломническую, торговую или любую другую экономическую деятельность. Как у любого юрлица, у монастыря есть директор и бухгалтер. При этом из-за трудностей с отчетностью и налогообложением небольшие монастыри бывают формально приписанными к крупным и сильным обителям.

Управлением монастырскими делами в Патриархии занимается специальное «министерство» - Синодальный отдел по монастырям и монашеству. Монастырская жизнь регулируется уставом РПЦ, «Положением о монастырях и монашествующих» (его новая редакция была принята в январе 2017 года после долгих внутренних дискуссий) и собственным уставом, который есть у каждого монастыря и утверждается епархиальным архиереем.

Как устроена экономика монастырей?

Паломники у иконы Святой Блаженной Матроны Московской в Покровском женском монастыре в Москве. Фото: Ольга Денисова / Фотобанк Лори

Очень по-разному.

А, например, в Пафнутиев Боровский монастырь в Калужской области, где живет, в частности, победитель «Голоса» монах Фотий, приезжают, чтобы попасть к известному старцу Власию. Паломники оставляют пожертвования в ящиках и кружках, покупают книги, свечи, иконки в свечных лавках, разную монастырскую продукцию: пирожки, хлеб, мед, мыло, которое варят монахи, травяные чаи; чем выше проходимость, тем больше денег остается в монастырской казне.

Монастыри участвуют в ярмарках в разных городах - это приносит небольшим монастырям хороший доход. Большие монастыри получают помощь от губернских программ, от массовых мероприятий типа крестных ходов и от треб - когда к чтимым святыням народ идет за молитвой и оставляет деньги на богослужения. Некоторые монастыри живут только своим хозяйством - это, как правило, деревенские, лесные обители.

Есть монастыри, живущие целиком за счет спонсорских пожертвований. О том, кто спонсирует монастырь, часто можно догадаться, изучив памятные доски с благодарностями, которые принято вешать на стены восстановленных храмов, - например, фонд возрождения Свято-Успенского монастыря в Тверской области возглавляет бывший министр Виктор Христенко, а одним из крупнейших благотворителей Ново-Тихвинского женского монастыря в Екатеринбурге является глава «Русской медной компании» Игорь Алтушкин. Но чаще всего спонсорская помощь приходит в монастырь время от времени и расходуется на ремонт, реставрацию и стройку или приобретение производственной техники - во многих монастырях пекут хлеб, варят сыры.

По большей части монастырям приходится как минимум частично самостоятельно обеспечивать свое существование. У монахов, которые работают на подворьях, довольно трудная жизнь: как правило, они занимаются сельским хозяйством - выращивают овощи, работают в коровниках, на пасеках и так далее. Некоторые мужские монастыри осваивают рынок лесозаготовок; многие обители из построенных или возрожденных в постсоветские годы на деле больше похожи на трудовые артели или колхозы. По сути, послушники ведут образ жизни крестьян или фермеров; при этом чаще всего на послушание в монастыри приходят городские жители, не приученные к сельскому труду.

Как люди попадают в монастыри?

Послушник Валдайского Иверского Святоозерского Богородицкого мужского монастыря в Новгородской области ухаживает за грядками. Фото: Михаил Мордасов / ТАСС

На сайте Московской епархии опубликованы анкеты, которые должны заполнять претендующие на поступление в монастырь. В них перечислены стандартные вопросы для поступающих на работу: паспортные данные, образование, родственники, судимость, военнобязанность. Из неожиданного - «Состоял ли в расколе или в других конфессиях или сектах, в каком качестве» и «Состоял ли в какой-либо политической партии или движении». В списке документов копия всех листов паспорта, военный билет, медкнижка, справка о крещении, рекомендация духовника или настоятеля.

Как правило, в монастырь не принимают несовершеннолетних, людей, у которых находятся на иждивении несовершеннолетние или недееспособные родственники, и замужних/женатых без свидетельства о разводе.

Стандартный путь: желающие принять постриг приходят просто трудниками, то есть бесплатными работниками, мирянами, которые не входят в братию и просто живут при монастыре. Они стараются показать себя с хорошей стороны, объявляют о своих намерениях руководству монастыря, к ним начинают присматриваться внимательнее. Через некоторое время принимается решение о включении в братию и дается благословение на ношение подрясника. С этого момента будущий монах становится послушником.

Послушник начинает выполнять монашеское правило, живет по одним правилам с монахами и уже в братском корпусе, а не в паломническом. Ест с братией, а не с трудниками.

На этих этапах еще можно передумать и вернуться в мирскую жизнь без всяких последствий. По правилам в послушниках проводят не меньше трех лет, однако в 1990-е годы, когда шел бурный рост монастырей и нужны были рабочие руки, постригали быстро и без особого разбора (срок испытания зачастую не превышал полугода). Из-за этого происходило много человеческих трагедий: не только монахами, но и священниками оказывались люди, совершенно к этому не готовые, - и, уходя из монастыря, они становились «расстригами». Ушедшие из монастырей монахи могут участвовать в церковной жизни как обычные миряне; если это иеромонах, священник, то сан снимается.

Роман Лазебников

Я родился в очень маленьком городе в Ленинградской области, где наркотики были частью быта. Когда мне было шестнадцать, умер отец. Меня накрыл страх смерти. Я пошел во все тяжкие, были приводы в милицию и так далее. Мама поняла, что не справляется, и отправила к теткам в Москву. Я поступил в педагогический университет, но опять начались и наркотики, и полукриминальные истории, и беспорядочная половая жизнь. Лет до 25 я жил в полной неосознанности. Как-то даже пытался заходить в храм. Но абсолютно ничего не чувствовал. А тем временем моя тетка познакомилась с игуменом из одного из московских монастырей. И я стал к нему захаживать раз в два месяца и „сливать“ ему свою жизнь. Он смиренно все это выслушивал. Когда я заявил, что хочу в монастырь, он мне долго объяснял, что это не вариант. Но я настаивал, начитавшись у Святых Отцов, что надо не отступать от своей идеи. В конце концов он сдался и сказал: „Ладно, приезжай завтра с вещами“. И отправил меня на подворье в Подмосковье.

Анастасия Горшкова

39 лет, журналист, религиовед, сейчас работает в США, провела послушницей в монастырях три года

Мгновенное чудо обретения веры произошло у меня в Оптиной пустыни, куда я приехала просто за компанию со знакомыми. Я училась на журфаке, Ветхий и Новый Завет мы проходили в курсе древней литературы, так что о содержании я имела представление. Но именно там, в очереди к мощам старца Амвросия, меня вдруг как ударило: Христос ведь и за меня распялся. Ну и, конечно, я сразу поняла, что жила неправильно и это надо срочно исправлять. Я осталась в Оптиной, в монастырской гостинице, стала присматриваться, как живут монахи, ездила в Шамордино (женский монастырь неподалеку от Оптиной пустыни - прим.). Потом поехала домой, сварила в черной краске все свои нарядные дорогие шмотки, набила багажник этими вещами и книгами и приехала насовсем.

Сначала меня один старец благословил поехать в монастырь под Тулой. А меня там, такую салагу, сразу стали к постригу готовить. Там тогда было всего семь сестер, из них четыре - схимницы, бабушки такие на колясочках. Я была в очень здоровой духовной атмосфере. Бывали, конечно, случаи, когда приезжали девушки с несчастной любовью и завышенными какими-то ожиданиями, но, как правило, случайные люди сразу видели все трудности, которых не замечали те, кто хотел идти за Христом и не видел для себя возможности делать это в миру. Вчерашние кандидатки наук, блестящие выпускницы консерваторий, которые тяжелее дирижерской палочки ничего в руках не держали, преспокойно каждый день мыли посуду на 100 человек - насельниц монастыря, рабочих и паломников. И никто не роптал.

Иеромонах Иоанн

Я принял постриг 15 лет назад, учась на четвертом курсе института. К тому времени я все свободное время проводил в храме, возле своего духовника. Поэтому для меня это оказалось естественным. Потом рукоположили в дьяконы, через год - в священники. А потом архиерей перевел меня в этот монастырь, где я могу заниматься любимым делом - петь на клиросе, составлять службы. Я никогда не сомневался в выборе своего пути - ни монашеского, ни священнического. Хотя были периоды тяжелых кризисов, когда я жил и служил „на автомате“. Здесь я занимаюсь осмысленным богоугодным делом, а что бы я делал в миру? Ну работал бы от звонка до звонка где-нибудь…

Какие бывают монахи?

Монахини звонят в колокола в Свято-Елисаветинском женском монастыре. Фото: Елена Нагорных / PhotoXPress

Количество так называемых степеней монашества в разных православных традициях варьируется. В РПЦ, как правило, три степени и три пострига: рясофор (или инок), мантия и схима.

В монастырях существуют обязательные должности. Кроме наместника это благочинный, второе лицо, что-то вроде коменданта; казначей - бухгалтер, эконом - аналог завхоза, келарь - заведующий столовой - и ризничий, отвечающий за храмовое имущество. Все они составляют собор - орган принятия основных решений монастырской жизни, который утверждается архиереем.

Монахи могут быть, а могут не быть священниками. Рукоположенный в священнослужители монах может быть иеродиаконом, иеромонахом (аналог священника, или «иерея», в иерархии белого духовенства) или архимандритом (аналог протоиерея). Но только монах может стать епископом - это высшая степень священства (патриарх - тоже епископ, «первый среди равных»). Поэтому считается, что церковная карьера черного духовенства (монахов) более «перспективная», чем белого духовенства (женатых священников). Впрочем, это не означает, что люди идут в монастырь ради карьеры.

Что люди делают в монастырях? Как устроена их жизнь?

Обед в трапезной Иоанно-Богословского мужского монастыря в селе Пощупово в Рязанской области, 21 марта 2016 года. Фото: Александр Рюмин / ТАСС / Scanpix / LETA

Монастырский распорядок жизни подчиняется годовому и суточному кругу богослужения. Обычно утро в монастыре начинается в пять часов с утреннего богослужения.

Посещение обязательно, в некоторых обителях за дисциплиной следит один из монахов, который отмечает присутствие. После литургии насельники перемещаются в трапезную (столовая) на завтрак и около полудня выходят на «послушания» - монастырские работы, которые у всех разные: от уборки территории до ведения бухгалтерии. Дальше обед, краткий отдых - и опять на работу. В пять часов вечера все собираются на обязательное вечернее богослужение. После вечернего богослужения ужин, личное время (используется для чтения, общения), потом монахи собираются на вечернее молитвенное правило в храме или читают его сами по кельям. Есть практика, когда специальный брат обходит обитель и проверяет, чтобы после 23:00 в окнах не горел свет, но обычно все-таки за монахами не следят, как за детьми в лагере.

Распорядок дня одинаков для всех проживающих в монастыре. Но трудники и послушники, младшие братья, могут быть больше задействованы на работах, в том числе и в богослужебное время. Выход за стены монастыря разрешается только по благословению старших братьев. В мужских монастырях часто возникает проблема пьянства, поэтому существует категорический запрет на принесение в обитель алкоголя. Интернет не приветствуется, мобильная связь и доступ в Сеть разрешаются с благословения руководства монастыря. Телевизоров в монашеских кельях нет, только у игумена или старших братьев, смартфоны, компьютеры и интернет - индивидуально, по решению наместника. Сайты монастырей, как правило, делают сами монахи, поэтому, разумеется, у них есть доступ в интернет и навыки работы с ним. В соцсетях довольно много аккаунтов монахов, некоторые их заводят под своим монашеским именем, а некоторые - под мирским, как в паспорте. Слушать музыку в плеере или читать светские книги обычно не возбраняется.

Иеромонах Иоанн

насельник монастыря в средней полосе России; имя изменено по его просьбе

Примитивное среднестатистическое расписание до крайности простое: утром все раненько встали, сходили на братский молебен, дальше монахи остались на основную службу, а послушники поплелись впахивать (с завтраком или без). Впахивают они до обеда и после: начальство вменяет себе в обязанность следить, чтобы народ не бездействовал (здесь мерилом работы считают усталость). У монахов тем временем есть занятия попроще и благороднее: экскурсии водить, дежурить в храме, свечки крутить, ну или как у нас - преподавать и ездить по социальным учреждениям, а также трудиться в епархиальном управлении.

Можно: все делать по благословению. Нельзя: что-либо делать без благословения (а также - если конкретно - пить, курить и выходить за ворота без нужды; вообще не рекомендуется как-либо отсвечивать, проявлять свою личность). Благословение - краеугольный камень монашеской жизни, которым отбивают необработанную плоть потенциального монаха в целях обретения им главной монашеской добродетели - послушания. Обед и ужин по расписанию: дисциплина - наше все, что ненавязчиво отсылает нас к армейской жизни, по примеру которой игумены - некогда солдатики - и выстраивают монастырскую жизнь (про игумений не знаю: верно, выстраивают свое мировоззрение по послевоенным фильмам о буднях восстановления порушенного советского колхоза). Вечером опять же служба и ужин, после которого свободное время, чтобы помыться-постираться, родным позвонить (мобильники, кстати, послушникам не положены). Далее вечернее правило и отбой. Как правило, с послушниками никто духовные беседы не ведет, воскресные школы не устраивает, их задача впахивать и стараться не повеситься от тоски. Проще сказать: крепостные. Но это их выбор, который они могут изменить в любой момент

Роман Лазебников

учитель русского языка и литературы в средней школе, 45 лет, провел в монастыре послушником семь лет

Среднестатистические истории людей, которые приходят в монастырь, все одинаковые. Либо надо пахать с утра до вечера, как наш отец З.: в 5 утра встал, в 11 вечера упал. Либо начинают страдать. Потому что в монастырь часто приходят уже разрушенные люди. А когда ты разрушен, тебя начинает корежить, колбасить - натуральные ломки. Даже если в монастыре есть по-настоящему духовный человек, как наш игумен, ты все равно останешься один, со всеми своими пирогами разбираться будешь сам, никакой наставник не поможет. Зато в монастыре избавляешься от всех иллюзий, от всего вычитанного в книжках - и видишь себя таким, какой ты есть.

Монахов [там, где я жил] было семь человек. А многие послушники приходили и уходили. Там был свой особый социум, все очень разные. В реальной жизни мы бы никогда не пересеклись. У нас было два лагеря - люмпены и интеллигенция, причем я попал к интеллигентам. Противостояние доходило до смешного. Тогда не было стиральной машины, все стирали вручную. Отец З., представитель люмпенов, ставил тазик как-то так, что отец Р. из интеллигентов его все время двигал. Отец З. по-разному с этим боролся, но в конце концов положил на дно тазика огромные блины штанги, килограммов по 50, сверху налил воды и замочил белье. Когда отец Р. хотел его поднять, он не смог.

При этом в монастырях очень много простых людей без особого интеллектуального запроса. Это очень удобно, комфортно и очень сильно развращает: еда есть, крыша над головой есть, деньги могут давать, бабушки в церкви на тебя смотрят и уважают только за то, что ты одет в подрясник.

В монастыре действительно есть все условия, чтобы заниматься своей душой: храм, богослужения, книги. В идеале можно вести чистую жизнь, жить по-христиански. Ты избавлен от того, чтобы бороться за существование, лукавить, зарабатывать деньги. Но одиночество такое жуткое… Более жуткого одиночества, чем в монастыре, я никогда не испытывал. Это получается какой-то обман: ты должен быть счастливым, ты с Богом, но все равно остаешься один.

Анна Ольшанская

Если в монастыре живут 150 человек монахинь плюс паломники, можно себе представить, сколько, например, мороженой рыбы тебе надо помыть, чтобы всех накормить. А рыба на столе часто бывает, мясо в монастырях не едят. Если ты подорвешься и „за послушание“ будешь эту рыбу в одиночку каждый день мыть, точно руки заморозишь, заработаешь воспаление суставов. А вот если скажешь: „Матушка, я замерзла, мне помощь нужна“, - другое дело. То же самое и на картошке: дождь идет, элементарно уработаться до болезни. Надо вовремя сказать матушке, что нужны теплые штаны. Вообще, инвалидов или просто хронически больных людей в монастырях очень много, из-за того что меры своей не знают, считают, что они совершают подвиги.

Духовная жизнь очень медленная. Как мне показалось, первые лет пять в монастыре человек просто пытается понять свою меру. Может он каждый день ходить на полуночную службу или не может? Может мыть холодной водой посуду или нет? Очень много времени уходит на то, чтобы человек успокоился и приступил к настоящему спокойному монашеству. Я вот не успела приступить - ушла, прожив семь лет.

Часто ли в монастырях случаются злоупотребления властью и случаи насилия?

Женский монастырь в Шамордино в Калужской области. Фото: Serg / Фотобанк Лори

Недавно вышла книга Марии Кикоть «Исповедь бывшей послушницы», которая сначала была опубликована в блоге автора и спровоцировала большое обсуждение в соцсетях. Кикоть провела несколько лет в малоярославецком Черноостровском Свято-Никольском монастыре и ушла оттуда, полностью разочаровавшись не только в монашестве, но и в православии вообще. В книге она рассказала о психологическом насилии, манипуляциях, грубости и издевательствах со стороны игумении, полной зависимости и стокгольмском синдроме у монахинь и послушниц. И о женщинах в трудной ситуации, которые приходили в монастырь вместе с дочками, чтобы определить их в приют: женщин оставляли жить при монастыре, но не разрешали видеться с детьми, а детей наказывали за попытки встретиться с матерью.

Слова Кикоть трудно верифицировать. В соцсетях у игуменьи сразу появились и защитники, и обвинители, и все с личными свидетельствами и историями. Вообще монастыри - очень закрытые организации. Монахи, которые продолжают свою жизнь в обителях, никогда ничего не рассказывают, чтобы не подставить ни себя, ни свое начальство; «исповеди бывших», как правило, пристрастны и полны эмоций. Тем не менее многие комментаторы в соцсетях сходятся на том, что описана довольно типичная ситуация для женских монастырей, где игуменья имеет абсолютную власть и карт-бланш от архиерея, а большая часть монахинь - женщины с трудным прошлым и психологическими проблемами.

Анна Ольшанская

38 лет, редактор на телевидении, провела послушницей в разных монастырях семь лет

В первом монастыре, куда я попала, сама по себе игуменья старалась жить благочестиво, но она была гневлива и срывалась на крик. Если человек не переносил ее громкий голос и жесткие замечания, он не мог оставаться в монастыре. Она кричала много, по каждому поводу и была излишне, на мой взгляд, строга. Помню, я работала на кухне и задержала начало обеда, ненадолго, минут на 10. Все зашли в трапезную, прочитали молитву перед едой, сели, а потом матушка позвонила в звоночек и сказала: „А теперь все встали, поблагодарили Анну и ушли. Потому что трапеза должна начинаться вовремя“. Все остались голодными. Монастыри разные, атмосфера бывает более напряженной или менее. Я уже тогда поняла, что уеду из этого монастыря. Но нам объясняли, что покидать обитель опасно, что тогда может быть много неприятностей. Мне помог случай. Одна из сестер вдруг сказала матушке, что я уехала насовсем, хотя у меня была командировка. Матушка не разобралась и в сердцах по телефону крикнула: „Уехала? Вот и едь!“ Я, честно говоря, обрадовалась, поскольку это стало для меня благословением на дальнейший путь. Сейчас я уже понимаю, что можно было спокойно объяснить игуменье свой выбор и уехать. Но поскольку это не лучший пример для остальных сестер, таких спокойных расставаний пытаются избегать, превращая их в драмы с обвинениями и обличениями, чтобы у других и мысли такой не появлялось.

Монастырь - это на всю жизнь?

Послушник Коневского Рождество-Богородичного мужского монастыря (находится в Ленинградской области) в трапезной. Фото: Сергей Ермохин / ТАСС

Многие православные воцерковленные миряне проводят какое-то время в монастырях. Кто-то ездит на лето трудником или берет отпуск и уезжает в монастырь на первую неделю Великого поста или перед Пасхой. Кто-то регулярно ездит в паломничества и живет в монастырях по несколько дней два-три раза в году. А некоторые проводят несколько лет в послушниках, но все-таки возвращаются в мир. Пока не принесены обеты, человек свободен и может в любой момент передумать. Далеко не для каждого, кто провел часть жизни в монастыре, монашество становится окончательным выбором. Однако уход из монастыря после пострига - табу, то, о чем монахи говорят со страхом. Вернувшийся в мир монах считается погибшим, погубившим свою душу, предателем. Хотя о некоторых обителях говорят, что оттуда и хороший монах уйдет, - возвращения в мир нередко обусловлены спасением от духовных и психологических неурядиц, а не стремлением к прежней беззаботной жизни.

38 лет, редактор на телевидении, провела послушницей в разных монастырях семь лет

Моя история сложилась так, что я сбегала от трудностей. Я думала, что поживу дома, помоюсь, отдохну и опять приду. Но меня все-таки вынесло [наружу]. Наверное, не было во мне любви и достоинства, чтобы продолжить этот путь. Я вышла замуж, родила детей, живу сейчас в Америке. Но мечтаю, что, когда кончатся обязательства перед этим миром, когда я подниму детей на ноги, когда не надо будет работать с утра до ночи, я все-таки вернусь в монастырь.

Есть в Греции Святая Гора Афон. Общедоступные известные факты о ней следующие: Афон – это т.н. монашеская республика, куда допускаются исключительно лица мужского пола. Там очень много монастырей и, соответственно, монахов.
А малоизвестным фактом является то, что почти все монахи на Афоне очень худые. За исключением считанных лиц, от природы обладающих крупной конституцией, остальные очень стройные.
Понятно, что внешняя привлекательность или пропорции тела стоят для монашествующих на самом последнем месте. Тем не менее, достаточно человеку прожить на Афоне более года, как фигура его становиться худощавой. Как такое получается, если люди совсем не прилагают никаких усилий избавиться от жировых отложений?
Ответ крайне прост. И, самое интересное, это можно использовать в миру для достижения желаемых пропорций тела с гарантией. По сути – это самый лучший способ похудеть.

Прежде всего, необходимо знать, что монахи на горе Афон питаются всего лишь дважды в сутки.
Казалось бы, это в корне противоречит укоренившемуся в теории правильного похудения дробному питанию, когда питаться для избавления от жировых отложений предлагается 5-6 и более раз в день маленькими порциями.
Монахи едят 2 раза в день и худеют. За год они избавляются от всех накопленных жировых запасов, становятся стройными. Буквально ни жиринки.
Для того, чтобы понять, в чем причина похудения монахов, необходимо рассмотреть их рацион питания.
1. Возможно, многие не знают, но монахи не едят мяса. Совсем.
Рыба разрешается только по большим праздникам.
Т.е. в рационе питания почти полностью отсутствуют животные белки. А животные белки являются тем строительным материалом, который стоит мышечные структуры.
Конечно, и в растительных продуктах присутствуют белки. Однако обычно это неполноценные белки, в которых не хватает одной или нескольких незаменимых аминокислот – тех белков, которые должны поступать из пищи.
В итоге, при недостатке белков в рационе, страдает мышечная композиция. Попросту говоря, мышцы уменьшаются. Это сказывается и на весе тела, и на объемах. И это причина, но не главная.
2. Теперь посмотрим, что бывает на столе у монахов афонских монастырей.
Много помидоров и огурцов. Ешь сколько хочешь. Только калорийность что помидоров, что огурцов крайне мала. И белков и углеводов там по минимуму.
Много оливок, но не тех, к которым мы привыкли, зеленых и сочных. Греческие оливки обычно темно-бардового цвета (как наши маслины), с косточкой, большого размера и очень соленые. Короче, много не съешь. А если съешь, то не насытишься.
Еще на столе хлеб грубого помола – отличный источник пищевой клетчатки.
И какая-нибудь каша – отличный источник медленных углеводов.
Масло если и бывает, то только растительное, оливковое. Но это по праздникам. В обычные дни едят без масла.
В итоге получается, что ежедневный рацион содержит малое количество растительного белка, крайне малое количество растительных жиров и достаточное количество медленных углеводов.
3. Дни, когда в пищу предлагается рыба, морепродукты или какие-то другие монашеские деликатесы можно не брать в расчет.
С одной стороны это как разгрузочный день, только в другую сторону. Разгружает психику от аскетического питания.
С другой стороны дает такие необходимые полноценные белки, которые организм запасает в условиях дефицита с утроенной скоростью.
4. Калорийность питания получается крайне низкой.
Точно сложно сказать, но за два приема вполне можно съесть 1000 ккал, даже больше, если позволит количество пищи, которое ограничено.
Что получается?
Постоянная низкая калорийность питания, совмещенная с обычной или повышенной физической активностью (напомню, что монахи редко сидят без дела, у каждого есть свое т.н. послушание), а также крайне низкое количество белка в рационе очень быстро делают свое дело.
Тело худеет, сбрасывает лишний жир, теряя при этом значительный объем мышечной массы из-за недостатка полноценного белка.
По сути, монахи – это суровые вегетарианцы, которые помимо отказа от животных продуктов сидят и на сниженной калорийности питания.

Самое интересное, мы можем с успехом воспользоваться опытом афонских монахов для своих нужд. Сейчас речь идет не об аскезе, хотя в этом их опыт намного более широк, чем в области похудения.
Тем не менее, именно приняв к сведению рацион питания монашествующих, немного подкорректировав его, мы сможем также легко избавиться от жировых запасов.
Нужно лишь максимально исключить из рациона питания животные жиры и быстрые углеводы. А для того, чтобы не терять мышечную массу, добавить в ежедневный рацион животные белки с минимальным содержанием жира. Например, куриную грудку или обезжиренный творог.
Наш рацион питания может содержать почти любое количество помидоров и огурцов, которые создадут необходимый объем в желудке и на некоторое время избавят от чувства голода.
Приблизительно это будет выглядеть так :
Утро : каши на воде, животный белок (любого вида, где мало жира), огурцы, помидоры, чай/кофе без сахара. Всего 300-400 ккал.
День : макаронные изделия из твердых сортов пшеницы, животный белок, огурцы, помидоры, несладкие напитки. Всего 300-400 ккал.
Вечер : гречка/рис, животный белок, огурцы, помидоры, несладкие напитки. Всего 300-400 ккал.
Придерживаться такого рациона питания следует до момента достижения желаемого веса. После этого переходить к правильному питанию.

Русская православная церковь сама по себе достаточно закрытая организация, а входящие в ее состав монастыри особенно недоступны для внешнего мира: о том, как устроена в них власть и экономика, — да и о том, что там вообще происходит, — приходится судить в основном по редким рассказам бывших и нынешних монахов.

В силу специфики темы материал состоит из двух частей: там, где это возможно, о жизни монастырей рассказывается на основе существующей открытой информации; в других случаях - монологи бывших и нынешних монахов, говорящих о собственном опыте пребывания в монастырях.

Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный монастырь в Архангельской области, 21 августа 2016 года

Сколько в России монастырей и сколько — монахов?

В Русскую православную церковь на сегодня входит почти тысяча монастырей — 455 мужских и 471 женский. Правда, не все они находятся в России: каноническая территория РПЦ включает в себя и Украину, и Белоруссию, и другие страны бывшего СССР, более полусотни монастырей располагаются в странах дальнего зарубежья. Почти все они создавались (или воссоздавались) с нуля после 1988 года: в позднесоветское время действующих монастырей в РПЦ, считая территорию Прибалтики и Украины, было всего четырнадцать.

Сколько всего людей живут в этих монастырях, неясно: такой статистики не существует. Известно, что женские монастыри обычно больше, чем мужские. В Троице-Сергиевой Лавре по официальным данным — около двухсот монахов; это очень много. (Для сравнения: в одной из крупнейших католических обителей Европы — монастыре Святого Креста в Австрии — 92 монаха). При этом в Трифоно-Печенегском монастыре, который находится на Кольском полуострове на границе с Норвегией (это самая северная православная обитель), — всего пять монахов, и это неуникальный случай: монастыри, население которых не превышает десяти человек, вполне распространены.

Известные монастыри притягивают паломников и становятся туристическими центрами. Они превращаются в своего рода градообразующие предприятия для населенных пунктов, в которых находятся: местные жители во многом кормятся от монастырей, сдавая жилье паломникам и туристам, обеспечивая их едой и сувенирами. Такую роль играют, например, Оптина Пустынь для Козельска, Серафимо-Дивеевский монастырь для села Дивеево, Псково-Печерский монастырь для города Печоры.

Кто управляет монастырями и перед кем они отчитываются?

Монастыри делятся на две категории по типу управления: ставропигиальные и епархиальные. Ставропигиальные — это крупные и/или исторически значимые обители, которые подчиняются напрямую патриарху (всего их 33). Остальные монастыри подчиняются непосредственно епархиальным архиереям.

Руководят ими игумены и игуменьи. В древности игуменом мог быть обычный монах, но сегодня игумены всегда имеют священнический сан. Если настоятелем монастыря, «священноархимандритом», считается правящий архиерей (такое бывает в особенно значимых для епархии монастырях), то игумен называется «наместником», который от имени настоятеля руководит обителью. У женщин все проще: настоятельницы женских монастырей — матушки-игуменьи, которых назначают из числа опытных монахинь (при этом ведут службы и принимают исповеди в женских монастырях священники-мужчины).

Духовной жизнью монастырей руководят духовники — особенно уважаемые, как правило, пожилые монахи, старцы, которые принимают у насельников исповеди и напутствуют их. В женских монастырях игуменьи советуются с духовником о духовной жизни сестер. Но такой идеальный строй сегодня редко встретишь. Чаще всего игуменья сама руководит жизнью монахинь, а ради исповеди и богослужения архиерей присылает в монастырь обычного священника, который в свою очередь слушается игуменью, как начальника.

Управлением монастырскими делами в Патриархии занимается специальное «министерство» — Синодальный отдел по монастырям и монашеству. Монастырская жизнь регулируется уставом РПЦ, «Положением о монастырях и монашествующих» (его новая редакция была принята в январе 2017 года после долгих внутренних дискуссий) и собственным уставом, который есть у каждого монастыря и утверждается епархиальным архиереем.

Как устроена экономика монастырей?

Очень по-разному.

Есть очень богатые монастыри, живущие за счет паломников. Их обычно привлекают святыни, которые хранятся в монастыре, или старцы, к которым можно приехать на исповедь или за советом. Например, самым богатым монастырем в России принято считать Покровский женский монастырь в Москве, где похоронена святая Матрона Московская. Ее культ приводит в монастырь тысячи человек ежедневно (впрочем, никаких официальных оценок капитала монастырей не существует, как и публичной финансовой отчетности). А, например, в Пафнутиев-Боровский монастырь в Калужской области, где живет, в частности, победитель «Голоса» монах Фотий, приезжают, чтобы попасть к известному старцу Власию. Паломники оставляют пожертвования в ящиках и кружках, покупают книги, свечи, иконки в свечных лавках, разную монастырскую продукцию — пирожки, хлеб, мед, мыло, которое варят монахи, травяные чаи; чем выше проходимость, тем больше денег остается в монастырской казне.

Паломники у иконы святой блаженной Матроны московской в Покровском женском монастыре в Москве

Монастыри участвуют в ярмарках в разных городах — это приносит небольшим монастырям хороший доход. Большие монастыри получают помощь от губернских программ, от массовых мероприятий типа крестных ходов и от треб — когда к чтимым святыням народ идет за молитвой и оставляет деньги на богослужения. Некоторые монастыри живут только своим хозяйством — это, как правило, деревенские, лесные обители.

Есть монастыри, живущие целиком за счет спонсорских пожертвований. О том, кто спонсирует монастырь, часто можно догадаться, изучив памятные доски с благодарностями, которые принято вешать на стены восстановленных храмов — например, фонд возрождения Свято-Успенского монастыря в Тверской области возглавляет бывший министр Виктор Христенко, а одним из крупнейших благотворителей Ново-Тихвинского женского монастыря в Екатеринбурге является глава «Русской медной компании» Игорь Алтушкин. Но чаще всего спонсорская помощь приходит в монастырь время от времени и расходуется на ремонт, реставрацию и стройку или приобретение производственной техники — во многих монастырях пекут хлеб, варят сыры.

По большей части монастырям приходится как минимум частично самостоятельно обеспечивать свое существование. У монахов, которые работают на подворьях, довольно трудная жизнь: как правило, они занимаются сельским хозяйством — выращивают овощи, работают в коровниках, на пасеках и так далее. Некоторые мужские монастыри осваивают рынок лесозаготовок; многие обители из построенных или возрожденных в постсоветские годы на деле больше похожи на трудовые артели или колхозы. По сути, послушники ведут образ жизни крестьян или фермеров; при этом чаще всего на послушание в монастыри приходят городские жители, не приученные к сельскому труду.

Как люди попадают в монастыри?

На сайте Московской епархии опубликованы анкеты , которые должны заполнять претендующие на поступление в монастырь. В них перечислены стандартные вопросы для поступающих на работу — паспортные данные, образование, родственники, судимость, военнобязанность. Из неожиданного — «Состоял ли в расколе или в других конфессиях или сектах, в каком качестве» и «Состоял ли в какой-либо политической партии или движении». В списке документов копия всех листов паспорта, военный билет, медкнижка, справка о крещении, рекомендация духовника или настоятеля.

Стандартный путь: желающие принять постриг приходят просто «трудниками», то есть бесплатными работниками, мирянами, которые не входят в братию и просто живут при монастыре. Они стараются показать себя с хорошей стороны, объявляют о своих намерениях руководству монастыря, к ним начинают присматриваться внимательнее. Через некоторое время принимается решение о включении в братию и дается благословение на ношение подрясника. С этого момента будущий монах становится «послушником». Послушник начинает выполнять монашеское правило, живет по одним правилам с монахами и уже в братском корпусе, а не в паломническом. Ест с братией, а не с трудниками.

Послушник Валдайского Иверского Святоозерского Богородицкого мужского монастыря в Новгородской области ухаживает за грядками

На этих этапах еще можно передумать и вернуться в мирскую жизнь без всяких последствий. По правилам в послушниках проводят не меньше трех лет, однако в 1990-е годы, когда шел бурный рост монастырей и нужны были рабочие руки, постригали быстро и без особого разбора (срок испытания зачастую не превышал полугода). Из-за этого происходило много человеческих трагедий: не только монахами, но и священниками оказывались люди, совершенно к этому не готовые, — и, уходя из монастыря, они становились «расстригами». Ушедшие из монастырей монахи могут участвовать в церковной жизни как обычные миряне; если это иеромонах, священник, то сан снимается.

Роман Лазебников

Учитель русского языка и литературы в средней школе, 45 лет, провел в монастыре послушником 7 лет

«Я родился в очень маленьком городе в Ленинградской области, где наркотики были частью быта. Когда мне было шестнадцать, умер отец. Меня накрыл страх смерти. Я пошел во все тяжкие, были приводы в милицию и так далее. Мама поняла, что не справляется, и отправила к теткам в Москву. Я поступил в педагогический университет, но опять начались и наркотики, и полукриминальные истории, и беспорядочная половая жизнь. Лет до 25 лет я жил в полной неосознанности. Как-то даже пытался заходить в храм. Но абсолютно ничего не чувствовал. А тем временем моя тетка познакомилась с игуменом из одного из московских монастырей. И я стал к нему захаживать раз в два месяца и „сливать“ ему свою жизнь. Он смиренно все это выслушивал. Когда я заявил, что хочу в монастырь, он мне долго объяснял, что это не вариант. Но я настаивал, начитавшись у святых отцов, что надо не отступать от своей идеи. В конце концов он сдался и сказал: „Ладно, приезжай завтра с вещами“. И отправил меня на подворье в Подмосковье».

Анастасия Горшкова

39 лет, журналист, религиовед, сейчас работает в США, провела послушницей в монастырях 3 года

«Мгновенное чудо обретения веры произошло у меня в Оптиной Пустыни, куда я приехала просто за компанию со знакомыми. Я училась на журфаке, Ветхий и Новый Завет мы проходили в курсе древней литературы, так что о содержании я имела представление. Но именно там, в очереди к мощам старца Амвросия, меня вдруг как ударило: Христос ведь и за меня распялся. Ну и, конечно, я сразу поняла, что жила неправильно и это надо срочно исправлять. Я осталась в Оптиной, в монастырской гостинице, стала присматриваться, как живут монахи, ездила в Шамордино [Женский монастырь неподалеку от Оптиной пустыни]. Потом поехала домой, сварила в черной краске все свои нарядные дорогие шмотки, набила багажник этими вещами и книгами и приехала насовсем.

Сначала меня один старец благословил поехать в монастырь под Тулой. А меня там, такую салагу, сразу стали к постригу готовить. Там тогда было всего семь сестер, из них четыре — схимницы, бабушки такие на колясочках. Я была в очень здоровой духовной атмосфере. Бывали, конечно, случаи, когда приезжали девушки с несчастной любовью и завышенными какими-то ожиданиями, но как правило, случайные люди сразу видели все трудности, которых не замечали те, кто хотел идти за Христом и не видел для себя возможности делать это в миру. Вчерашние кандидатки наук, блестящие выпускницы консерваторий, которые тяжелее дирижерской палочки ничего в руках не держали, преспокойно каждый день мыли посуду на 100 человек — насельниц монастыря, рабочих и паломников. И никто не роптал».

Иеромонах Иоанн

насельник монастыря в средней полосе России; имя изменено по его просьбе

«Я принял постриг 15 лет назад, учась на четвертом курсе института. К тому времени я все свободное время проводил в храме, возле своего духовника. Поэтому для меня это оказалось естественным. Потом рукоположили в дьяконы, через год — в священники. А потом архиерей перевел меня в этот монастырь, где я могу заниматься любимым делом — петь на клиросе, составлять службы. Я никогда не сомневался в выборе своего пути — ни монашеского, ни священнического. Хотя были периоды тяжелых кризисов, когда я жил и служил „на автомате“. Здесь я занимаюсь осмысленным богоугодным делом, а что бы я делал в миру? Ну работал бы от звонка до звонка где-нибудь…»

Какие бывают монахи?

Количество так называемых «степеней монашества» в разных православных традициях варьируется. В РПЦ, как правило, три степени и три пострига: рясофор (или инок), мантия и схима.

В монастырях существуют обязательные должности. Кроме наместника это «благочинный», второе лицо, что-то вроде коменданта; «казначей» — бухгалтер, «эконом» — аналог завхоза, «келарь» — заведующий столовой и «ризничий», отвечающий за храмовое имущество. Все они составляют собор — орган принятия основных решений монастырской жизни, который утверждается архиереем.

Монахи могут быть, а могут не быть священниками. Рукоположенный в священнослужителя монах может быть иеродиаконом, иеромонахом (аналог священника или «иерея» в иерархии белого духовенства ) или архимандритом (аналог протоиерея). Но только монах может стать епископом — это высшая степень священства (патриарх — тоже епископ, «первый среди равных»). Поэтому считается, что церковная карьера черного духовенства (монахов) более «перспективная», чем белого духовенства (женатых священников). Впрочем, это не означает, что люди идут в монастырь ради карьеры.

Монахини звонят в колокола в Свято-Елисаветинском женском монастыре

Что люди делают в монастырях? Как устроена их жизнь?

Монастырский распорядок жизни подчиняется годовому и суточному кругу богослужения. Обычно утро в монастыре начинается в пять часов с утреннего богослужения. Посещение обязательно, в некоторых обителях за дисциплиной следит один из монахов, который отмечает присутствие. После литургии насельники перемещаются в трапезную (столовая) на завтрак и около полудня выходят на «послушания» — монастырские работы, которые у всех разные: от уборки территории до ведения бухгалтерии. Дальше обед, краткий отдых — и опять на работу. В пять часов вечера все собираются на обязательное вечернее богослужение. После вечернего богослужения ужин, личное время (используется для чтения, общения), потом монахи собираются на вечернее молитвенное правило в храме или читают его сами по кельям. Есть практика, когда специальный брат обходит обитель и проверяет, чтобы после 23.00 в окнах не горел свет, но обычно все-таки за монахами не следят, как за детьми в лагере.

Распорядок дня одинаков для всех, проживающих в монастыре. Но «трудники» и «послушники», младшие братья, могут быть больше задействованы на работах, в том числе и в богослужебное время. Выход за стены монастыря разрешается только по благословению старших братьев. В мужских монастырях часто возникает проблема пьянства, поэтому существует категорический запрет на принесение в обитель алкоголя. Интернет не приветствуется, мобильная связь и доступ в сеть разрешается с благословения руководства монастыря. Телевизоров в монашеских кельях нет, только у игумена или старших братьев, смартфоны, компьютеры и интернет — индивидуально, по решению наместника. Сайты монастырей, как правило, делают сами монахи, поэтому, разумеется, у них есть доступ в интернет и навыки работы с ним. В соцсетях довольно много аккаунтов монахов, некоторые их заводят под своим монашеским именем, а некоторые — под мирским, как в паспорте. Слушать музыку в плеере или читать светские книги обычно не возбраняется.

Иеромонах Иоанн

«Примитивное среднестатистическое расписание до крайности простое: утром все раненько встали, сходили на братский молебен, дальше монахи остались на основную службу, а послушники поплелись впахивать (с завтраком или без). Впахивают они до обеда и после: начальство вменяет себе в обязанность следить, чтобы народ не бездействовал (здесь мерилом работы считают усталость). У монахов тем временем есть занятия попроще и благороднее: экскурсии водить, дежурить в храме, свечки крутить, ну или как у нас — преподавать и ездить по социальным учреждениям, а также трудиться в епархиальном управлении.

Можно: все делать по благословению. Нельзя: что-либо делать без благословения (А также — если конкретно — пить, курить и выходить за ворота без нужды; вообще не рекомендуется как-либо отсвечивать, проявлять свою личность). Благословение — краеугольный камень монашеской жизни, которым отбивают необработанную плоть потенциального монаха в целях обретения им главной монашеской добродетели — послушания. Обед и ужин по расписанию: дисциплина — наше все, что ненавязчиво отсылает нас к армейской жизни, по примеру которой игумены — некогда солдатики — и выстраивают монастырскую жизнь (про игумений не знаю: верно, выстраивают свое мировоззрение по послевоенным фильмам о буднях восстановления порушенного советского колхоза). Вечером опять же служба и ужин, после которого свободное время, чтобы помыться-постираться, родным позвонить (мобильники, кстати, послушникам не положены). Далее вечернее правило и отбой. Как правило, с послушниками никто духовные беседы не ведет, воскресные школы не устраивает, их задача впахивать и стараться не повеситься от тоски. Проще сказать: крепостные. Но это их выбор, который они могут изменить в любой момент».

Обед в трапезной Иоанно-Богословского мужского монастыря в селе Пощупово в Рязанской области, 21 марта 2016 года

Роман Лазебников

«Среднестатистические истории людей, которые приходят в монастырь, все одинаковые. Либо надо пахать с утра до вечера, как наш отец З.: в 5 утра встал, в 11 вечера упал. Либо начинают страдать. Потому что в монастырь часто приходят уже разрушенные люди. А когда ты разрушен, тебя начинает корежить, колбасить — натуральные ломки. Даже если в монастыре есть по-настоящему духовный человек, как наш игумен, ты все равно останешься один, со всеми своими пирогами разбираться будешь сам, никакой наставник не поможет. Зато в монастыре избавляешься от всех иллюзий, от всего вычитанного в книжках — и видишь себя таким, какой ты есть.

Монахов [там, где я жил] было семь человек. А многие послушники приходили и уходили. Там был свой особый социум, все очень разные. В реальной жизни мы бы никогда не пересеклись. У нас было два лагеря — люмпены и интеллигенция, причем я попал к интеллигентам. Противостояние доходило до смешного. Тогда не было стиральной машины, все стирали вручную. Отец З., представитель люмпенов, ставил тазик как-то так, что отец Р. из интеллигентов его все время двигал. Отец З. по-разному с этим боролся, но в конце концов положил на дно тазика огромные блины штанги, килограммов по 50, сверху налил воды и замочил белье. Когда отец Р. хотел его поднять, он не смог.

В монастыре действительно есть все условия, чтобы заниматься своей душой — храм, богослужения, книги. В идеале можно вести чистую жизнь, жить по-христиански. Ты избавлен от того, чтобы бороться за существование, лукавить, зарабатывать деньги. Но одиночество такое жуткое… Более жуткого одиночества, чем в монастыре, я никогда не испытывал. Это получается какой-то обман: ты должен быть счастливым, ты с Богом, но все равно остаешься один».

Анна Ольшанская

38 лет, редактор на телевидении, провела послушницей в разных монастырях 7 лет

«Если в монастыре живут 150 человек монахинь, плюс паломники, можно себе представить, сколько, например, мороженой рыбы тебе надо помыть, чтобы всех накормить. А рыба на столе часто бывает, мясо в монастырях не едят. Если ты подорвешься и „за послушание“ будешь эту рыбу в одиночку каждый день мыть, точно руки заморозишь, заработаешь воспаление суставов. А вот если скажешь: „Матушка, я замерзла, мне помощь нужна“ — другое дело. То же самое и на картошке: дождь идет, элементарно уработаться до болезни. Надо вовремя сказать матушке, что нужны теплые штаны. Вообще, инвалидов или просто хронически больных людей в монастырях очень много, из-за того, что меры своей не знают, считают, что они совершают подвиги.

Анастасия Горшкова

«После монастыря под Тулой я переехала в Шамордино — женский монастырь неподалеку от Оптиной. Мы жили вчетвером в домике возле монастырских стен; трое из нас впоследствии стали игуменьями, у меня жизнь сложилась иначе. Это был домик без окон и без дверей, который до революции был монастырской гостиницей. Он был до безобразия разрушен, разорен. В плане бытового неудобства было сразу по максимуму. У нас был небольшой рукомойник, кто-то сжалился и сколотил нам будку, похожую на уличный туалет. Мы из баночки поливали друг другу голову. Мне дали послушание читать Псалтырь в храме с двух до четырех часов ночи. Идти [до храма] там примерно с полкилометра через лес, через деревню. И вот такими тропками идешь, индюки на тебя шипят из кустов, собаки лают… Не знаю, каким чудом меня тогда никто не съел.

Я там такой уникальный духовный опыт видела: была одна монахиня, которая вообще не спала, у нее в келье кровати не было. Физической работы было много, монастырь был в очень плохом состоянии, вот ей и некогда было спать. Но потом зато у нее наступил летаргический сон, и мы ее, большую спящую монахиню ростом где-то 180, возили в Кащенко и Ганушкина, где есть отделения для проблем со сном.

Женский монастырь в Шамордино в Калужской области

Мне послушания давали самые суровые, я не была на особом положении. Помню, однажды я корову доила и она меня брыкнула ногой и хвостом по морде, я реально заплакала: „Господи, почему же так-то тяжело?“. Но все остальное для меня было образом абсолютного рая».

Часто ли в монастырях случаются злоупотребления властью и случаи насилия?

Недавно вышла книга Марии Кикоть «Исповедь бывшей послушницы», которая сначала была опубликована в блоге автора и спровоцировала большое обсуждение в соцсетях. Кикоть провела несколько лет в Малоярославецком Черноостровском Свято-Никольском монастыре и ушла оттуда, полностью разочаровавшись не только в монашестве, но и в православии вообще. В книге она рассказала о психологическом насилии, манипуляциях, грубости и издевательствах со стороны игумении, полной зависимости и стокгольмском синдроме у монахинь и послушниц. И о женщинах в трудной ситуации, которые приходили в монастырь вместе с дочками, чтобы определить их в приют: женщин оставляли жить при монастыре, но не разрешали видеться с детьми, а детей наказывали за попытки встретиться с матерью.

Слова Кикоть трудно верифицировать. В соцсетях у игуменьи сразу появились и защитники, и обвинители, и все с личными свидетельствами и историями. Вообще, монастыри — очень закрытые организации. Монахи, которые продолжают свою жизнь в обителях, никогда ничего не рассказывают, чтобы не подставить ни себя, ни свое начальство; «исповеди бывших», как правило, пристрастны и полны эмоций. Тем не менее, многие комментаторы в соцсетях сходятся на том, что описана довольно типичная ситуация для женских монастырей, где игуменья имеет абсолютную власть и карт-бланш от архиерея, а большая часть монахинь — женщины с трудным прошлым и психологическими проблемами.

Анна Ольшанская

«В первом монастыре, куда я попала, сама по себе игуменья старалась жить благочестиво, но она была гневлива и срывалась на крик. Если человек не переносил ее громкий голос и жесткие замечания, он не мог оставаться в монастыре. Она кричала много, по каждому поводу и была излишне, на мой взгляд, строга.

Помню, я работала на кухне и задержала начало обеда, ненадолго, минут на 10. Все зашли в трапезную, прочитали молитву перед едой, сели, а потом матушка позвонила в звоночек и сказала: „А теперь все встали, поблагодарили Анну и ушли. Потому что трапеза должна начинаться вовремя“. Все остались голодными.

Монастыри разные, атмосфера бывает более напряженной или менее. Я уже тогда поняла, что уеду из этого монастыря. Но нам объясняли, что покидать обитель опасно, что тогда может быть много неприятностей. Мне помог случай. Одна из сестер вдруг сказала матушке, что я уехала насовсем, хотя у меня была командировка. Матушка не разобралась и в сердцах по телефону крикнула: „Уехала? Вот и едь!“. Я, честно говоря, обрадовалась, поскольку это стало для меня благословением на дальнейший путь. Сейчас я уже понимаю, что можно было спокойно объяснить игуменье свой выбор и уехать. Но поскольку это не лучший пример для остальных сестер, таких спокойных расставаний пытаются избегать, превращая их в драмы с обвинениями и обличениями, чтобы у других и мысли такой не появлялось».

Послушник Коневского Рождество-Богородичного мужского монастыря (находится в Ленинградской области) в трапезной

Монастырь — это на всю жизнь?

Однако уход из монастыря после пострига — табу, то, о чем монахи говорят со страхом. Вернувшийся в мир монах считается погибшим, погубившим свою душу, предателем. Хотя о некоторых обителях говорят, что оттуда и хороший монах уйдет — возвращения в мир нередко обусловлены спасением от духовных и психологических неурядиц, а не стремлением к прежней беззаботной жизни.

Роман Лазебников

«В первые два года у меня все было хорошо, чисто, ничего не хотелось. На третий год стало подступать, а на четвертый уже накрыло. И на пятом году я понял, что мне нужно любить конкретную женщину: не настолько я духовный, чтобы абстрактно любить Бога. Вырвался однажды к друзьям в Москву, мы тут начали кутить, со мной случился сердечный приступ… Ну я зашел в храм Иоанна Богослова и говорю: „Апостол любви, пожалуйста, дай мне любовь. Я не могу, я задыхаюсь“. И где-то через месяц встретил свою жену. Сейчас работаю по специальности учителем в школе».

Анна Ольшанская

«У меня не было цели добиться именно пострига, хотя монашества я хотела. Цель была — впитать главное, и монастырь меня многому научил. Меня не устраивает, что монастыри сегодня не защищены от вмешательства посторонних людей. Настоящий монастырь — это община, семья, которая формируется не год-два, а намного с первых дней открытия обители. Я выбрала конкретную общину, чтобы в ней жить, она мне подошла по духовному устроению, но я знаю, что в любой момент может прийти кто-то и ее разрушить, выдать новый устав и требования, а это значит, что просто небезопасно в ней оставаться. Можно жить со своими убеждениями и взглядами где-то отдельно».

Анастасия Горшкова

«Моя история сложилась так, что я сбегала от трудностей. Я думала, что поживу дома, помоюсь, отдохну и опять приду. Но меня все-таки вынесло [наружу]. Наверное, не было во мне любви и достоинства, чтобы продолжить этот путь. Я вышла замуж, родила детей, живу сейчас в Америке. Но мечтаю, что когда кончатся обязательства перед этим миром, когда я подниму детей на ноги, когда не надо будет работать с утра до ночи, я все-таки вернусь в монастырь».

Кто такие монахи? Слово « монах » в русском языке происходит от греческого слова «mono» - один. Религиозные подвижники, зачастую вели уеденный образ жизни, становились монахами. Жизнь монаха сильно отличается от мирской жизни обычного человека. Монах проводит целый день в молитвах, не имеет личного имущества и семьи. Монахи, живущие в монастырях, вместе едят и вместе соблюдают посты, молятся, вместе работают.

О монахах-одиночках, часто узнавали люди, которые начинали тянуться к «божьим людям». Так формировались, некие общины, на основе которых возникали . Люди всегда тянулись к святым местам. Так вот нередко, неподалеку от монастырей, появлялись целые .

В процессе развития в монастырях появлялись свои правила - нормы поведения и образа жизни. Свод правил для монахов , был схож с порядками, существовавшими в монастырях Византии. Чтобы стать монахом, мирянин проходил послушание.

Послушание, это временной отрезок, в течение которого мирянин, стремящийся стать монахом беспрекословно выполнял все просьбы и поручения братьев, живших в обители. Послушник (мирянин, желающий стать монахом), проверял свои духовные и физические силы. Если ему удавалось преодолеть все трудности, то мирянин сможет безболезненно распрощается с прежним укладом мирской жизни.

Обряд посвящения мирянина в монахи начинается с пострига. Постриг, это символический обряд. Мирянину, желающему принять монашество, выстригают на голове крест. Потом мирянин меняет одежду. Вместо мирской рубашки, он надевает монашеское платье - рясу.

Человек только что постриженный в монахи, получает новое имя в знак полного разрыва с прежним своим миром. Далее монах может принять большую или малую схиму. Схима обязывает к неким нормам поведения.

Некоторые монахи становятся монахами - столпниками. Монахи - столпники, могли подолгу стоять на возвышении, читать молитвы. Другие же решали уйти из стен и начинали одиночную жизнь. Домом для такого монаха-отшельника, становилась небольшая избушка или землянка, именуемая скитом.

Как же проходит день монаха? Попробуем рассказать поподробней. Монашеское утро начинается в полночь. Звенят колокола, которые сигнализируют о том, что начались новые сутки. Монахи собираются в храме, и начинается церковная служба. По окончании службы настоятель делает поучение. Когда настоятель монастыря заканчивает речь, монахи расходятся по своим кельям. Нет, монахи не идут спать. Каждый монах, обязан сделать определенное число поклонов перед образами и прочитать определенное число молитв.

В пять утра в монастырских стенах снова звонит колокол. Он снова созывает братию на молитву в храм. После службы монахи идут завтракать. Трапезничают они скромно: едят хлеб, пьют чай или квас. Теперь до обеда монахи опять расходятся по кельям, выполняя различные послушания.

После обеда, еще пару-тройку часов труда. И опять на службу в храм. Вечерняя служба обычно идет полтора часа. По ее окончанию монахи идут ужинать. После ужина еще одна служба. День монаха подходит к концу. В 7 часов можно лечь спать.

Не все монахи занимаются только молитвами и поклонами. Есть часть , которая занимается трудом. Кто-то льет пот в мастерских, а кто- то на полях, выращивая хлеб.

Монахи являются представителями «черного духовенства». На людей принявших монашеский постриг, наложено множество ограничений. Большая часть их жизни проходит внутри монастырских стен. Увидеть монаха можно в любом действующем .

То, что происходит за монастырскими стенами, для большинства людей покрыто тайной. Чтобы развеять самые распространенные из мифов, мы опубликовали уже немало материалов из различных монастырей - Псково-Печерского, Дивеевского, Валаамского, Ново-Голутвина и др. Недавно наш корреспондент Мария ВЛАДИМИРОВА встретилась с духовником Ново-Тихвинского женского монастыря (г.Екатеринбург) и мужской Свято-Косьминской пустыни (Верхотурский уезд) схиигуменом АВРААМОМ (Рейдманом).

О.Авраам, людям, живущим в миру, не хватает информации о жизни в монастыре. Рождаются догадки и предположения, зачастую не соответствующие истине. Среди мирян бытует такое мнение, что монастырь -- это то место, где должно быть трудно физически и морально: монахи встают в пять утра, постоянно молятся, измождают себя трудом. Как все обстоит на самом деле?
-- Прежде всего, хочу сказать, что и семейная и монашеская жизнь очень трудные. Если жить по заповедям и исполнять все предписания в отношении семейной жизни, тогда она превращается в настоящее крестоношение, т.к. православная семья -- это многочадие, воспитание детей, скорби по плоти, о которых говорит апостол Павел, то есть это очень трудно.

Монашеская жизнь не менее сложная, чем семейная, но сложности там совсем другого рода -- мы отказываемся от одних скорбей, и взамен получаем другие. Мирянин не ведет такой напряженной духовной жизни, как монах, но зато у него есть множество забот, связанных с материальной стороной жизни, например, с зарабатыванием денег. Монашествующий, отказываясь от этой многопопечительности в вещественном отношении, получает свободу для того, чтобы вести духовную брань, т.е. освобождается для внутренней жизни.

Насчет постоянной молитвы могу сказать следующее. Помню тот момент, когда я пришел в первый раз в церковь после крещения, мне нужно было выстоять всю службу и причаститься. Так вот, я хотел только одного, чтобы это все побыстрей закончилось. Мне тогда даже в голову не могло прийти, что я стану священнослужителем, и для меня богослужение станет самым важным делом в моей жизни.

Монахи много молятся и трудятся. Складывается впечатление, что трудятся они все-таки больше. Воспитание души в монастыре происходит через труд?
-- Труд может служить воспитательным средством, но ставить его на первое место никак нельзя. В миру волей-неволей трудиться приходится больше, а на молитву человек тратит совсем немного времени. Монашествующий же должен каждый день значительную часть времени отдавать Богу. Я думаю, что время, отведенное на молитву, не должно быть меньше времени, отведенного на труд. Кроме того, по учению святителя Игнатия Брянчанинова, главным деланием монахов является, прежде всего, молитва и чтение ради духовной пользы, а не физический труд.

Заповедь апостола Павла о непрестанной молитве относится не только к аскетам, а ко всем христианам. Нужно понимать, что молитва вообще для любого человека, вне зависимости от того, семьянин ли он или ведет аскетический образ жизни, всегда должна быть на первом месте по значению, это самое важное дело для христианина. Через молитву мы свою душу готовим к вечности.

-- А сколько часов в сутки монаху отводится на молитву и сколько на труд?
-- Шесть – восемь часов в день отводится у нас на молитву и на чтение и приблизительно от пяти до семи часов -- на работу. Мы очень тщательно следим за тем, чтобы труд по времени не превышал часы, отведенные на молитву. Предположение о том, что монашествующие должны уморить себя непосильным трудом -- неправильное. Труд ничего не принесет, если он не будет одушевлен молитвой.

-- О.Авраам, Вы являетесь духовником сразу двух монастырей: мужского и женского. Считается, что женский монастырь -- явление гораздо более сложное, чем мужской в силу специфики женского характера. Монахиням бывает сложнее ужиться друг с другом, они более ранимые, обидчивые, любят поговорить. Наверняка в таком коллективе бывает гораздо больше конфликтов и интриг, чем в мужском. Так ли это?
-- Я могу сказать, что принципиальной разницы между монахинями и монахами нет. Конечно, женщине легче заплакать. Для того, чтобы заплакал мужчина нужно, чтобы произошло что-то страшное. Вот в этом, пожалуй, и состоит основная разница, ну в чем еще? Если утрировать, то можно, конечно, сказать, что женщины имеют перечисленные вами черты характера, но в то же самое время нельзя сказать, чтобы и среди мужчин не было каких-то обид, ревности или подозрений друг в отношении друга. Мы все страстные люди, а в монастырь приходят каяться, то есть лечиться, и спасаться. Это своеобразная духовная лечебница. Кстати, если монах не молится, то, страсти в нем, зачастую, начинают действовать еще с большей силой, чем в миру.
Чисто женские или чисто мужские черты в монастыре отходят на второй план, т.е. «стираются». Остается человек -- Божья душа. Он вне пола.

-- Сколько сейчас монахинь в Ново-Тихвинском монастыре?
-- Сто пятьдесят.

Сто пятьдесят человек – это огромный коллектив. Все абсолютно разные, с разными характерами. Неужели между сестрами не бывает ссор?
-- Ну, конечно, бывают, а как же без них? Мы же все живые люди. Но очень важно, что у нас в монастыре существует духовное окормление. Сестрами непосредственно руководят так называемые старицы, т.е. более опытные и рассудительные монахини, которые, руководствуясь святоотеческим учением, дают им конкретные советы. Так вот, святые отцы рекомендуют всем на новоначальном этапе обязательно пройти через жизнь в общежительном монастыре, потому что здесь выходят наружу все страсти человека. Именно здесь он познает сам себя в общении с другими людьми. Монахи, как камешки на берегу моря, трутся волнами друг о друга и, в итоге, становятся абсолютно гладкими. А если бы этого не было, в уединении человек мог бы сохранить в себе все страсти, которые у него есть, даже не подозревая об их существовании. В монастыре в этом смысле легче, это образ жизни, подходящий для всех, тогда как уединение, в особенности в наше время, подходит для очень немногих.

Ново-Тихвинский женский монастырь. Екатеринбург. Фото нач. XX в.

-- Поощряется ли в монастыре дружба между монахинями?
-- Преподобный Антоний Великий сказал так: «Имей одного друга, самое большее двух, но лучше тебе иметь другом одного Бога».

Дружба может быть разная. Одна дружба поддерживает человека на том подвижническом пути, который он для себя избрал, а другая является проявлением слабости. Скажем, собираются молодые сестры и начинают болтать о чем-нибудь пустом. Мы относимся к этому снисходительно, глядя на их возраст, но, тем не менее, поощрять это не можем. Если же монахиня испытывает доверие к какой-то благоразумной сестре, идет к ней советоваться, и та ее поддерживает во внутренней брани или скорби, тогда можем только одобрить такую дружбу. Кроме того, бывает дружба на послушании, или дружба по келье.

Конечно же, дружеские отношения волей-неволей возникают. Но мы, повторюсь, не поощряем ту дружбу, которая возникает либо на почве каких-то слабостей, либо приносит вред.

Вы сказали, что каждый человек приходит в монастырь спасаться, то есть спасать самого себя. Получается, что в монастыре каждый сам за себя или нет? К кому монахиня может обратиться, если ей плохо или очень тяжело?
-- Нет, не сам за себя, ни в коем случае. К кому обратиться? Ну, во-первых, сестра сразу же идет к своей старице и получает от нее необходимые наставления. В такой ситуации монахине нужна очень доверительная и откровенная беседа. Подчас старицам сестры рассказывают гораздо больше, чем они осмеливаются рассказать на исповеди. Если возникает какая-то особенная проблема и ее не удается быстро разрешить, то сестер обычно направляют на беседу ко мне или к настоятельнице. Кроме того, мы, конечно, все вместе молимся за эту монахиню.

Так что у нас не бывает такого, что каждый предоставлен сам себе. Мы смотрим за сестрами и стараемся их всегда и во всем поддерживать. Даже если у кого-то просто грустное лицо -- стараемся выяснить, в чем причина.

То есть получается, что в монастыре за каждую конкретную сестру перед Богом отвечает старица и духовный наставник?
-- Отвечает не только старица. Я не знаю, кого выше поставить в этом отношении: старицу, духовника или настоятельницу? В случае каких-то трудностей настоятельница тоже может позвать к себе сестру, беседовать с ней и пытаться ее вразумить и наставить. Здесь важно, что матушка в обители -- это не просто руководитель, администратор, для сестер она -- настоящая духовная мать.

-- А бывают ли случаи, когда мнение старицы расходятся с мнением настоятельницы или духовника?
-- Да нет, не припомню что-то, чтобы такое было. Хотя теоретически это возможно. Если такое и бывает, то обычно такого рода вопросы легко и быстро разрешаются.
Единственное преимущество старицы заключается в том, что она лучше знает свою сестру. В принципе, к кому бы монахиня не пошла -- ей все скажут примерно одно и то же, потому что каждый из нас опирается не на свое мнение, а на писания святых отцов.

-- А возможна ли такая ситуация, что у сестры есть духовник вне монастыря, в котором она живет?
-- Этого не должно быть ни теоретически, ни практически. Мой духовник -- покойный игумен Андрей (Машков) из Глинской пустыни -- в молодости наставлял меня так: «Если будешь всех подряд слушаться, с ума сойдешь». В разных монастырях бывает по-разному, и я не берусь судить людей, которые подвизаются в других обителях. Но все дело в том, что у наших сестер нет необходимости искать духовника вне обители, потому что наставникам, которые находятся в нашем монастыре, мы полностью доверяем.

Сейчас появилось много разных людей, говорящих не от святых отцов, а от себя лично и претендующих на духовное дарование тогда когда они его не имеют. Мне кажется, что гораздо больше доверия достойны обычные здравомыслящие священники, нежели те, кто слывет старцами. Это очень большая опасность нашего времени. Все хотят видеть пророков и чудотворцев, а на самом деле нужно искать не пророка-чудотворца, а трезвого человека. В наше время это дороже, чем любое пророчество.

Беда современности заключается, с одной стороны, в чрезмерной приземленности, а с другой стороны, в излишней экзальтированности. Ни того, ни другого у православного человека быть не должно. Поэтому и опасно отправлять сестер к кому либо другому, позволять у кого-то окормляться. Это может привести у нарушению единодушия, которое у нас в монастыре, Слава Богу, есть.

Мы живем в XXI веке, но все монашеские правила, большая часть литературы и богослужебных книг идут из древности. Насколько сейчас монастыри адекватны или неадекватны современности?

Ново-Тихвинский женский монастырь сегодня

-- Ни в семейной, ни в монашеской жизни другого основания, кроме Христа, у нас быть не может. Поэтому мы всегда и во всем должны опираться на Евангелие. Времена меняются и в этом смысле могут быть внесены какие-то коррективы, и даже послабления, не касающиеся принципиальных аспектов монашества, то есть умного делания и послушания.

Нужно сохранить сущность монашества, а второстепенные вещи не принимать за главные. Понятно, что если в монастырь приходят городские девушки и их заставляют подвизаться так, как подвизались египетские подвижницы -- это может привести только к болезням и ни к чему больше.

Недавно несколько сестер во главе с нашей настоятельницей, матушкой Домникой, ездили в греческий монастырь Ормилия. На сегодняшний день это один из самых благоустроенных в духовном отношении монастырей, его духовником является известный старец Емилиан (Вафидис). Так вот, по приезде сестры рассказывали о порядках этой обители. И мне больше всего понравилась одна вещь, которая вам, наверное, покажется удивительной. Недавно у них был выстроен корпус, в котором каждой сестре полагается собственная келья с душем и туалетом. И это при том, что подвизаются они довольно строго, например, спят на простых подстилках -- у них нет кроватей. Но в то же самое время есть душ и туалет. У нас такого пока, к сожалению, нет.

Так вот мне это чрезвычайно понравилось, т.к. там современному образованному интеллигентному человеку предоставляется возможность вести монашеский образ жизни. Это необходимо, т.к. деревенские жители сейчас составляют меньшинство среди монахов.
А иначе получается, что человек отрекается от мира и сразу же погружается безо всяких подвигов в такие бытовые условия, которые делают его жизнь в монастыре совершенно нестерпимой. В лучшем случае, если у него ангельское терпение, он через несколько лет заболевает. А в худшем случае -- бывает вынужден уйти из монастыря, подорвав при этом свое здоровье.

Бытовые удобства имеют большое значение. И если мы хотим привлечь нормальных людей, способных к монашеской жизни в духовном отношении, мы должны сделать снисхождение к их телесной немощи.

Свято-Игнатьевский скит Ново-Тихвинского женского монастыря

Вы упомянули греческий монастырь -- поделюсь в связи с этим одним любопытным наблюдением. Почему греческие монахи имеют приветливые и улыбчивые лица, тогда как наши монахи, напротив, лица имеют суровые и мрачные?
-- Вы знаете, нас, как это ни странно, довольно часто спрашивают, почему наши сестры такие веселые? Видимо, существует такой штамп, что монах обязательно должен быть мрачным и хмурым, но на самом деле это совершенно не так. Монах, как любой человек, если он доволен своей жизнью, должен быть веселым. А отчего человек бывает мрачным? От того, что у него что-то не ладится, есть какие-то проблемы. Поэтому если у человека все хорошо, скажем, в духовной жизни, то он, естественно, будет веселым и радостным.

Да, но ведь чем больше монах понимает и ощущает свое несовершенство, и чем больше он ведет внутреннюю брань -- тем больше это отражается на его лице, разве не так?
-- Зачем устрашать людей своим мрачным видом? Нет, не должно так быть.
Человек, который ведет брань, должен одерживать победу, и, соответственно, быть довольным. Если монах удручен -- значит, он терпит поражение.

Следующий вопрос касается правил и порядков в обители, которые в каждом монастыре свои. Чего нельзя делать в вашей обители?
-- Сестра не имеет права выходить за территорию обители без благословения. Но мы надеемся, что наши сестры делают так не потому, что им это запрещено, а потому, что они осознают, зачем это нужно. Мы ничего не запрещаем, не объясняя. В церковном Уставе сказано, что не разрешены выходы в город, в особенности по одиночке. Всегда идут, исходя хотя бы из принципов безопасности, как минимум две сестры -- это тоже древний монашеский обычай.

Человек, придя в монастырь, вверяет себя нам полностью, мы за него отвечаем. Скажем, кто-то хочет строго поститься, но мы ему не разрешим, если это не подходит его здоровью. Мы запрещаем не только вещи, которые нарушают дисциплину, но то, в чем проявляется чрезмерная неразумная ревность, скажем, слишком строгий пост, или пренебрежение послушанием ради чрезмерной молитвы. То есть мы стараемся вести человека по пути здравого смысла. Только здравого смысла не житейского, а Евангельского.

-- А, например, громко смеяться можно?
-- Смотря насколько громко. Если сестра смеется так громко, что мешает другим спать, то, наверное, запретят. Но так у нас никакого особенного запрета на смех нет.

-- Можно ли современным монахиням пользоваться мобильным телефоном?
-- Если по делу, то да, а если нет, то зачем? Соседке по келье, что ли звонить? Если монахиня хочет повидаться с родственниками, то обычно родные сами приезжают в монастырь и навещают сестру.

-- Отец Авраам, разрешается ли прихожанам фотографировать в монастыре?
-- На территории монастыря -- да, можно, почему нет? Прихожане просто должны вести себя корректно. Бывает, что они начинают какую-нибудь сестру в лицо щелкать фотоаппаратом потому, что им показалось, что у нее духовное выражение лица и еще что-нибудь. Вот это уже нехорошо.

Мой следующий вопрос – о здоровье. Может и должен ли монах лечиться у врачей или ему нужно во всем полагаться на Бога? Что делать, если он заболевает?
-- В случае, если сестра заболевает -- мы везем её к врачу. В обязательном порядке. Более того, мы за этим очень тщательно следим -- у нас регулярно проходят медосмотры. Даже если человек не хочет идти к врачу, мы его убедим в том, что это необходимо сделать. А как может еще быть? Ведь девушка приходит к нам в монастырь и полностью себя нам доверяет. И в духовном и в физическом смысле. Пока она находится у нас, мы за нее полностью отвечаем.
По возможности стараемся оказывать квалифицированную помощь сестрам в Екатеринбургских больницах. Были случаи, когда мы отправляли сестер за границу, правда, для этого приходилось просить помощи у наших благодетелей, т.к. мы не имеем таких средств.

Случаи, когда монаху говорят: «Ну, ты молись, и все пройдет само собой» - это просто глупость и колоссальная самонадеянность, больше я никак это назвать не могу.

Батюшка, а от чего зависит, возьмете ли вы в человека монастырь или нет? Существуют ли в обители какие-то ограничения, например, по возрасту? Может ли стать монахом человек с судимостью?
-- В мужском монастыре у нас были братья с судимостью, но как ни странно, ни один из них не смог там удержаться. Мы брали их, но у них ничего не получилось.

-- Почему?
-- Потому что ему смиряться нужно, а у него «понятия». А понятия эти не соответствуют, тому, что требуется в монастыре. И потом, это люди, обычно, настолько испорченные, что они уже не могут приспособиться к жизни в монастыре. Они зачастую даже к нормальной мирской, нравственной жизни с трудом возвращаются. Я почти на сто процентов уверен, что такой человек, даже если он очень хочет, скорее всего, не сможет жить в монастыре.

-- А какие-то возрастные ограничения при поступлении в монастырь есть?
-- Если говорить о возрасте, то тут есть одно ограничение. Даже не ограничение, а, скорее, свойство. Дело в том, что в юном возрасте человек легче меняется и быстрее приспосабливается к новым условиям. Он также оказывается в большей степени способным к перевоспитанию. В среднем и преклонном возрасте это оказывается не просто сложным, а практически невозможным.

Еще для будущего монаха в преклонном возрасте очень важен характер. Если у него в миру сложился более или менее покладистый характер, то он и в монастыре, скорее всего, уживется. А если характер трудный, то ему здесь тоже будет трудно.

Как таковых возрастных ограничений у нас нет, но есть практика, которая показывает, что люди в возрасте с трудом уживаются с другими людьми. Лучше всего приспособлены к монашеской жизни молодые девушки, а в мужском монастыре -- молодые парни. В этом смысле, они для нас предпочтительнее.

А если к вам приходит женщина в возрасте, которая уже не может серьезно работать, то есть, она вряд ли сможет принести монастырю пользу, вы ее возьмете? И должна ли она отдать монастырю свою пенсию и имущество, например, квартиру?
-- Мы смотрим на то, насколько человек стремится к духовной жизни и насколько у него это получается. На здоровье человека мы особого внимания не обращаем -- у нас есть и очень больные молодые сестры. В принципе мы готовы принять и инвалида, но только не потому, что ему больше некуда деться. Знаете, как бывает: жизнь прожита, все удовольствия испытаны, человек вышел на пенсию и ему нужно куда-то пристроиться. Так вот с таким настроением никого, будь то пожилая женщина или девушка-инвалид, принимать в монастырь нельзя. А если у человека есть ревность, то мы не посмотрим на его здоровье и материальное состояние. Кроме того, пенсия сейчас мизерная, несколько тысяч рублей, -- на содержание сестер у нас тратятся гораздо большие деньги: на питание, обучение (мы учим сестер греческому языку, литургике, церковной истории, догматическому богословию и т.д.). Соответственно пенсия в две-три тысячи рублей составляет, наверное, четвертую или пятую часть от того, что тратится на одну монахиню ежемесячно.

Итак, если сестра остается в монастыре и мы ею довольны, то, я подчеркиваю, желательно, чтобы то, что сестра имеет (лично она, а не ее родственники) она пожертвовала монастырю. Пожертвование не является обязательным, но все же мы считаем, что если человек приходит в монастырь (на полное содержание монастыря вне зависимости от того, может он трудиться или нет) он должен внести свою лепту, каким-то образом поддержать обитель. Такое отречение от имущества полезно и с духовной точки зрения, для самого человека.

-- Но обязательным условием поступления в монастырь это не является?
-- Ни в коем случае.

О. Авраам, а может ли монах уйти из монастыря? Если да, то на какой стадии? Были ли такие случаи в вашем монастыре?
-- К сожалению, несколько таких случаев было среди тех, кто принял рясофорный постриг. Вообще-то у нас в монастыре по сравнению с другими обителями, выражаясь светским языком, текучка очень небольшая. Но, тем не менее, отдельные случаи бывают, и мы, конечно, из-за этого все очень переживаем потому, что человек, принявший постриг, становится для нас родным, мы к нему привыкаем и относимся, как к родному. Поэтому если кто-то из сестер принимает решение уйти из монастыря, это воспринимается как трагедия, но насильно удержать мы никого не можем. В нашей власти только попытаться уговорить сестру повременить и одуматься. Но если, в конечном счете, она все же примет, с нашей точки зрения, гибельное для себя решение, то мы будем вынуждены ее отпустить.

Согласно церковному праву такой поступок рассматривается как прелюбодеяние. По древним правилам, правда они сейчас не применяются, такого человека даже нужно было насильно вернуть в монастырь и заставить его вести монашеский образ жизни. Мы, конечно, этого не делаем.

Есть такое мнение, что в монастыре личность человека исчезает, а таланты, данные ему от Бога, не раскрываются, поскольку у него нет возможности для самовыражения. Как происходит на самом деле? Учитываются ли личные пожелания человека при выборе послушания?
-- Во-первых, нужно отличать талант от профессии. Иногда светская профессия, полученная человеком, может ему попросту не подходить, т.е. не соответствовать наклонностям и способностям человека. Мы обращаем внимание, в первую очередь, именно на способности человека, а не на его профессию. И как раз часто получается, что именно в монастыре человек раскрывает свой потенциал.

Но нужно понимать, что если к нам пришел, допустим, инженер или радиотехник, то его талантам в монастыре развиться будет негде, поскольку мы не можем специально для него создать такое послушание. А иногда бывает так, что человек без всякого образования, оказывается очень способным.

Есть профессии, которые в монастыре востребованы. Допустим, у человека есть музыкальное образование -- мы стараемся это как-то применить в певческом послушании, художественное образование -- в иконописной мастерской, но человеку, опять же, приходится переучиваться. Одно дело рисовать пейзажи или портреты, и совсем другое дело -- писать иконы. Одно дело играть на скрипке, а другое дело петь. Это разные вещи и далеко не всегда музыкант может стать певцом. У нас не хватает, прежде всего, чернорабочих, сестер для простых послушаний (мытья полов, посуды и т.д.).

В миру быть, например, банкиром престижно, а рабочим -- не очень. Котируются ли как-то послушания в монастыре?
-- У нас нет такого, что если ты иконописец, значит, ты -- аристократ, а если, скажем, просфоры печешь, значит, ты плебей.

-- Но все так пожелания самого человека по поводу желаемых послушаний могут учитываться?
-- А какие могут быть пожелания, если у сестры, например, нет способностей? Это же самое главное. Мы смотрим не на то, что человек хочет, а на то, что он может.

-- Перейдем к финансовой части. На что живет монастырь? Как удается зарабатывать деньги?
-- Монастырь живет на доходы от того, что жертвуют прихожане и того, что они покупают (литературу, свечи в храме). У нас, кстати, один из самых полных (по количеству литературы) книжных магазинов с церковной литературой в Екатеринбурге. Кроме того, у нас есть швейная мастерская -- это, по сути, небольшая фабрика, где мы шьем, например, парчовые облачения для священников, используя при этом самые современные технологии. Сестры также создают компьютерные программы, с помощью которых потом осуществляется вышивка. Дело это непростое -- одна такая программа может создаваться многие месяцы. Нам заказывают разные вещи. Иконописная мастерская тоже выполняет заказы -- делает иконостасы для разных храмов со всей России, иконы для частных лиц. Какая-то часть денег поступает от продажи сувениров.

-- Денег хватает?
-- Их хватает, может быть, только каким-нибудь миллиардерам. Всем остальным денег всегда не хватает, что уж про нас говорить? Нам помогают благодетели, в том числе, они спонсируют обширное строительство, которое у нас сейчас ведется.

-- Батюшка, раз уж мы заговорили про деньги, могут и должны ли быть деньги у монаха?
-- А где и что сестра будет на них покупать? На что она их будет тратить? Ведь у нас внутренних магазинов на территории монастыря нет. Деньги тратить совершенно негде, да они монаху и не нужны -- всем необходимым его обеспечивает монастырь.

-- А бывает ли у монахов отпуск, и даются ли им деньги на отпуск?
-- Нет, у наших сестер не бывает отпуска. А зачем он вообще нужен? От чего отдыхать-то? От духовной жизни и молитвы? Да и как монахиня может отдыхать? Прогуливаться по Петербургу и есть мороженое что ли? У нас бывают командировки, связанные с какими-то послушаниями, но как такового отпуска у нас нет.

-- А если сестра хочет съездить в паломническую поездку? Разве это плохо?
-- Мы можем иногда послать ее в паломническую поездку, но это скорее нужно воспринимать как поощрение за что-то. Вот, допустим, у нас эконом ездила на Святую Землю, но она так трудится весь год, что действительно это заслужила.

Переправа

-- Батюшка, а какое у монаха должно быть отношение к мирянам? Как лично вы к ним относитесь?
-- Конечно, монашеский образ жизни, если брать его в идеале, выше, чем мирской, но мы не имеем права о себе так говорить, потому что мы не такие, как Антоний или Макарий Великий. Мы всего лишь стремимся к этому. Поэтому, с одной стороны, мы понимаем, что наш образ жизни в принципе лучше, но это не значит, что мы должны осуждать или презирать тех, кто по каким-то причинам остался в миру. Безбрачный образ жизни не является обязательным и единственно верным.

Что касается меня лично, то я даже не знаю, как я отношусь к мирянам. Монашествующих я люблю, это для меня родные люди, я их понимаю и очень ценю. Можно даже сказать, что я восхищаюсь монашествующими и считаю, что это самый прекрасный образ жизни, какой только может быть.

А миряне – ну, может быть, к мирянам есть какая-то жалость. Могу сказать, что мне как духовнику с мирянами гораздо труднее.

Мне кажется, что у нас вообще происходит некая подмена понятий, люди не понимают главного. Кто такой мирянин и кто такой монашествующий? Под мирянами мы иногда понимаем вообще всех тех людей, которые живут в миру, но, на самом деле, это не миряне. Мы не можем назвать мирянами нецерковных людей. А то получается, что монашествующий -- это подвижник, а мирянину можно телевизор смотреть, плясать, пьянствовать и так далее, а ведь на самом деле это не так. Настоящий мирянин тоже должен быть праведным -- это очень трудно. Семьянину жить по евангельским заповедям гораздо тяжелее, чем монаху. Хотя в целом, мирянину легче жить потому, что он не предъявляет к себе таких жестких требований, как монах.

Как сестры относятся к мирянам? Ну, конечно, мы не учим их презрению, не учим смотреть на мирян, как на людей второго сорта, как на каких-то плебеев. Они относятся с уважением в особенности к тем, кто нам помогает. Христианин должен любить всех, а в первую очередь -- своих братьев и сестер во Христе.

Батюшка, сейчас от многих можно услышать, что современные монахи духовно гораздо слабее своих предков. Что вы об этом думаете?
-- Да, действительно, наша Церковь сейчас поднимается из состояния полного разгрома и уничижения. Открывается много монастырей, а духовно опытных руководителей не хватает. Но на самом деле ставить из-за этого крест на монашестве мы не можем.

Никто не знает, в каком монастыре что в конечном счете произойдет, где будет настоящая духовная жизнь, а где ничего не получится.

Думаю, что ориентиром для нас может быть опыт процветавших в духовном отношении дореволюционных обителей (таких как Оптина и Глинская пустыни, например) и отдельных подвижников, также мы можем брать пример с наших православных братьев, прежде всего, греков. Мы можем перенимать их опыт.

Может ли монах переходить из одного монастыря в другой? Может, лучше перейти в другой монастырь, чем уйти из обители насовсем?
-- Опыт показывает, что монах или монахиня, перешедшие из одного монастыря в другой, не могут прижиться на новом месте.

-- Но Паисий Величковский ведь переходил из одного монастыря в другой?
-- Ну и чем все кончилось? Тем, что он основал свой монастырь, где все было так, как он считал правильным. Значит, он ни в каком монастыре не смог жить? Так? И потом, нельзя сравнивать Паисия Величковского -- совершенно удивительную, исключительную личность, своего рода гения в церковной и монашеской жизни, с обычными людьми.

Считается, что миряне должны монастырю чем-то помогать: например, деньгами или своим трудом. В девятнадцатом веке оптинские старцы делали очень важное дело -- они утешали мирян, оказывая им духовную помощь и поддержку. Как должно складываться взаимодействие мирян с монахами и монастырем в целом?
-- Если говорить, например, о дореволюционных паломниках, то крестьяне, приезжая в монастырь, ничего, кроме своих трудов, принести в обитель не могли. Своими трудами они очень помогали монастырю и в награду за это получали окормление, духовную пользу и укрепление в вере и благочестии. Поэтому так уж сильно осуждать эту практику нельзя.
У нас в России паломники приезжают в монастырь, как в духовный санаторий, где они хотят реабилитироваться. Если же человека, который приехал реабилитироваться, заставляют трудиться, то нельзя назвать это правильным. Вообще желания первого попавшегося человека сразу заставить работать я не одобряю. У греков принята такая практика: человек живет в монастыре несколько дней абсолютно бесплатно, а потом он должен либо что-то пожертвовать монастырю, либо потрудиться на благо монастыря.

Когда-то я, будучи мирянином, приехал паломником в один из женских монастырей. Помню, меня там попросили покрасить забор. Я, конечно, все сделал, но потом его пришлось перекрашивать заново. Затем сестра хотела дать мне еще какую-то работу, но этого я тоже не умел делать. В итоге она мне говорит: «Ты вообще что-нибудь умеешь делать»? Я вынужден был признаться, что только в храме могу читать, но в этом не было нужды. Поэтому я испытал на себе, что чувствует паломник, когда с ним так обращаются.

Считаю, что к людям нужно относиться снисходительно, в особенности к интеллигентным горожанам, которые сейчас, в основном, совершают паломнические поездки. Их нужно, прежде всего, духовно поддержать.

Правда, иногда паломники тоже ведут себя нехорошо -- они почему-то всегда оказываются бедными и никогда не хотят ни за что платить.

Вот, например, приехал автобус на наше подворье, где находится могила святого праведного Симеона и мощи священномученика Константина. Паломникам нужно где-то ночевать и чем-то питаться. Мы предлагаем им остановиться в нашей гостинице с трехразовым питанием, но паломники отказываются.

-- А, может, у вас дорого?
-- Нет, у нас не дорого, просто люди привыкли к тому, что в монастыре все должно быть бесплатно.

-- Что Вас, как духовника монастыря, сейчас беспокоит больше всего?
-- Самая большая проблема, которая от нас не зависит, состоит в том, что государство не возвращает нам нашу недвижимость. То есть наши здания и нашу территорию. В двадцать первом году красноармейцы захватили наш монастырь, и до сих пор выселить их оттуда не удается. Не могу этого понять, почему то, что награблено и разрушено, не возвращают законному владельцу, что этому мешает? На территории обители до сих пор находится военный госпиталь, а мы вынуждены арендовать санаторий и жить там, т.к. больше жить негде.
Я объясняю многие неудачи в нашей современной государственной жизни тем, что храмам и монастырям не возвращают церковную собственность. Согласно правилу седьмого Вселенского собора, если кто-то из мирян захватил церковную собственность (будь то храм или другие здания) и не возвращает ее -- он предается анафеме. Получается, что все наше государство находится под анафемой.

-- Батюшка, а есть какие-то серьезные духовные проблемы, которые вас волнуют?
-- Да, есть одна серьезная проблема, глобальная, которую я никак не могу решить. Дело в том, что человек, находящийся под действием той или иной страсти, скажем, уныния, гнева или обиды, не слышит того, что ему говорят. У меня даже создается такое впечатление, что человек затыкает себе уши, но только не снаружи, а изнутри. Это, кстати, не только монашеская, но и мирская проблема. Христианин, находясь под воздействием страстей, которые его опьяняют, не может ничего воспринять.

Ну и в заключение, вопрос: в каких отношениях находятся монахи и миряне? Как бы вы могли определить эти отношения?
-- Скажем так: мы друг без друга жить не можем. Как бы монахи не ругали мирян и сколько бы ни говорили, что они нерадивые -- жить мы без них не можем. Надеюсь, и они в нас нуждаются. Хотя монахи и миряне -- это как будто два разных мира, но мы -- одна Церковь, один организм, только каждый несет свое служение.