Основные святые в православии. Православные Святые: список по годам жизни

На первый взгляд, да. В Раю Адам и Ева трудятся, хотя это особенный труд, не связанный с негативными переживаниями. «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать и хранить его» (Быт. 2, 15). После грехопадения труд становится уже чем-то вроде воспитательного средства: паши в поте лица и, как говорится, почувствуй разницу…

Даром человеку теперь ничего не даётся. Всё, что доставляет телу питание, тепло и уют, добывается напряжённым усилием. С течением времени зарождается культура труда, поэтика труда. Труд из проклятья и тяжкой ноши получает значение положительной ценности, ибо ему человек обязан выживанием.

“Сизифов труд”

Указывают на психолого-этическую ценность труда - «труд облагораживает». В условиях, когда у человека нет необходимости трудиться, его скоро затягивают апатия и лень. Пример этического парадокса являет «трудолюбие». Хорошо не просто – трудиться, хорошо и правильно – любить труд. Вот он, образ человека как нравственного существа, обретающего удовлетворение в самой драме жизни, в самопреодолении.

В философии стоиков и в христианских аскетических практиках труд – это духовное средство. Вместе с молитвой он очищает душу и возвышает к истине, к Богу. «Возлюби труд, - учил преподобный Антоний Великий, - он, в соединении с постом, молитвой и бдением, освободит тебя от всех скверн. Телесный труд доставляет сердцу чистоту; чистота сердца служит причиной того, что душа приносит плод».

Совсем иной образ мы находим в Новое время: труд как способ для человека доказать самодостаточность. В понятия о труде проникает порча, трудовой пафос перерастает в пафос утверждения своего «я», подчинения сил природы. В протестантской морали преуспеяния народы работают в интересах буржуазии, марксистская теория пускает огромные человеческие усилия в постройку идеологического колосса. Хорошо ли для христианина в данных условиях – много работать? Результаты работы отчуждены, падают в копилку отнюдь не богоугодного свойства. Прообраз этого уже был в истории: строительство Вавилонской башни.

Правильно ли много работать сегодня, во времена, когда мы уже не изобретаем perpetuum mobile и не возводим корчагинского светлого завтра? Работа – новое “наше всё”, принцип наиболее простой и удобной организации во времени и пространстве. Удобной, но для кого и зачем?

Ежедневно, в течение длительного времени в моем дворе бабушка прогуливалась с внучкой. Ребеночек был совсем ещё крохой. Мама, знакомая мне молодая особа, появлялась редко. “Работает, нагрузка большая”, – поясняла бабуля и как бы сочувственно вздыхала. За этим следовали сетования на дороговизну жизни, рассказы о хорошем месте бухгалтера в фирме и способностях дочери, из-за которых её ценит начальство.

С течением времени, пока малышка вставала на ноги и училась произносить фразы, в окнах квартиры засверкал пластик, а из мебельного фургона грузчики вынули и подняли наверх кухонный гарнитур и бытовую технику. Бабушка переменилась. На прогулках она выглядела экспертом, говорила чинно и в нос, как бы поневоле снисходя к коллегам по выгулочному цеху.

– Что-то тебя не видно, – бросил я однажды пробегающей мимо бухгалтерше, – прелестная у тебя дочка растет.

– Да, – отвечала она, – работы невпроворот, сижу вечерами.

– А чего делаешь? Коммунизм строишь? – подтрунил я.

– Нет, – рассмеялась она, не проникая впрочем в иронию, – Сейчас годовой отчет, а перед этим налоговая. В общем, голова идет кругом…

Эта сценка не идёт из моей памяти, когда я слышу о проблемах работы и заработка. В том числе и из уст людей православных. Моя мать, вероятно, перечеркнула себе жизнь, отказавшись идти на повышение и оставшись на скромной должности детсадовского воспитателя с 90 рублями. Зато на полдня…

Последнее – возможность проводить время дома – было аргументом и очень весомым. Подумать только, в наши дни это может вызвать ужас: половину времени в доме! Общение с детьми, уроки, домашние дела, уборка, готовка, посуда… Основное преимущество работы как раз в том, чтобы не приходилось думать ни о чём больше. Я на работе и – баста! Я делаю то же, что делают все остальные.

Думаете, отчего нам так сложно дается рождение детей? Откуда потом все проблемы со школой? А почему даже в морозный январь старые лыжи остаются задвинуты на глубину антресолей? И приходская жизнь отчего замирает с воскресным отпустом? Правильно. Все потому, что все упомянутые вещи крайне вредны и противопоказаны:

а) для работы;

б) для отдыха после нее.

Я не собираюсь преуменьшать ценность общественного труда и рисовать пасторали. Прекрасен порыв учёного и конструктора, исполнены благородства служения врача и учителя. Сам автор данных строк наверняка не сделал бы многого без профессионального увлечения, так что свеча в одиноком окне, бывает, не гаснет до утра. Однако, “работа” как феномен общественного сознания, как социологический маркер – это нечто особенное. Преимущественная самоидентификация по полу, профессии и служебному положению неоднократно отмечалась социологами. “Работа” есть центр и скрепа; место, через которое, как через символическую пуповину, современный человек прикрепляется к жизни, воспринимает действительность, обменивается с нею энергиями. “Работа” теснит дом, родных и друзей из числа жизненных приоритетов. От “работы” как от базовой категории современный человек исчисляет жизненные пропорции; вне отнесения себя к конкретной вакансии-должности он ощущает себя пораженным, дезориентированным, стоящим как бы вне существующего миропорядка.

На практике смещение акцентов выглядит так, что семья из провинции в поисках работы готова уехать в столицу, в перспективу, исполненную рисков, но не решает вопрос занятости на своей малой родине тем или иным способом, опираясь на обжитое место и налаженные связи. Нередки примеры, когда в семьях, не испытывающих материальных затруднений, женщина отправляется на работу, оправдывая это теми или другими причинами. Хотя настоящая причина проста: без работы не знаешь, что делать… У себя в доме, на своей территории наш современник оказывается неспособен как следует развернуться душой, ощутить себя в роли ответственного лица, творца и хозяина. Домашнюю роль не поставишь в один ряд со служебной. В доме я кто? Кухарка и поломойка? Забиватель гвоздей и сантехник? А там я – начальник отдела! Сравнения, как говорится, излишни…

Чем же чревато подобное положение и почему нельзя удовлетвориться тем, каким образом в настоящий момент решаются вопросы о заработке и занятости?

Первое неприемлемое – это, конечно, “самоидентификация через работу”. Печально видеть, когда мирская табель о рангах переносится и на церковную реальность. Волей-неволей мы привыкаем к тому, что человек, приезжающий к храму на дорогой автомашине, считается более благополучным и состоявшимся, нежели многие. Волей-неволей в компании собратьев мы опускаем разговоры о вере и предпочитаем мирские темы, в которых важнейшую роль играют работа и приобретения.

Второе , что должно настораживать, касается роли “работы” как универсального заменителя остальных типов активности – активности церковной, духовно-аскетической, познавательной (интересует лишь то, что относится к специальным профессиональным типам знаний), педагогической (нет желания заниматься воспитанием и вообще уделять время детям), домостроительной, общенческой, мастеровой, помогающей (не хочется овладевать навыками, принимать участие в типах деятельности и поручениях вне рабочего «функционала»). Редко, когда человек думает о служении и деле жизни. Почувствовав вкус к карьере, православные, увы, перестали искать особых путей, а стали просто «ходить на работу», довольствуясь общим ощущением занятости и материальных возможностей.

Для Церкви было бы странно возражать против стремления к большему благополучию. В каждом примере замучишься объяснять: чем вредна для души замена изношенных “Жигулей” на новенькую иномарку. Пожалуй, в смене “Жигулей” нет ничего предосудительного, когда перед нами стоит четкое представление о христианской жизни, а жизнь в семье, церковной общине наполнена, развернута в разнообразных активности и взаимосвязях. Не возникает двух мнений, что считать главным, а что вспомогательным, второстепенным. Но поскольку образ христианской жизни размыт, а давление мира нарастает, стремление к заработку и приобретениям означает секуляризацию и откат к массовому мировосприятию.

Сумеем ли мы выйти из замкнутого круга заработка-потребления, придать слову «труд» внеэкономический смысл? Сумеет ли православная община отстоять собственное видение жизни, сохранить необщее выражение лица? Бесплодный сизифов труд по общему стереотипу, ради статусности, развлечения или утоления подступающего потребительского стресса вряд ли отвечает христианским принципам. Много трудиться для христианина – хорошо, но пусть труд этот будет многообразен. Ведь трудиться необходимо не только на рабочем месте, но и в семье, на приходе, в дружеских отношениях. Да и работа над собой – также труд и немалый.

— Начнем с того, что Господь — Творец мира и человека. Больше того, человек создан по Его образу и по подобию. Господь взял персть от земли, сотворил человека и вдунул в него душу живую, дух жизни. Человек был сотворен сразу взрослым, и тело его было совершенно. Так как в основе видимого мира было положено земное, плоть, то возрастание души человека не могло происходить без телесного труда. «И взял Господь Бог человека, которого создал, и поселил его в саду Эдемском, чтобы возделывать его и хранить его» (Быт. 2: 15). Так что труд человеческий был заповедан как необходимое условие для жизни человека на земле.

Собственно, этим человечество и занимается на протяжении всей истории своего существования. Растения, приносящие плоды, которые были рассеяны повсюду, человеку хочется собрать в одном месте: он делает посевы, грядки. Поскольку Господь Сам творил видимый мир от простого к сложному, то и человеку, сотворенному по Своему подобию, Он дал возможность творчества: например, из диких яблонь человек научился культивировать самые разнообразные садовые сорта.

И вот еще один важный момент. Бог есть любовь, и Он хочет, чтобы Его любовь распространялась на творение, чтобы все сотворенные существа могли воспринимать ее. Поэтому в основе всей человеческой жизни лежит любовь. В раю была только любовь — смерти не было. А свойство любви таково, что без проявления себя, без деятельности она не может существовать, без этого она погибает. Вот почему любовь и дела любви всегда связаны, вот почему мы говорим: «Свидетельство любви — дела». А дела — это труд, поэтому совершенствование, возрастание без труда невозможно. И именно поэтому труд был заповедан даже безгрешным первозданным людям.

Другое дело, что преступление человеком заповеди воздержания обусловило кардинальные изменения во всем. Труд после грехопадения стал некоторым наказанием, земля стала взращивать волчцы и тернии. Теперь нужно было полоть сорняки, бороться с вредителями — в раю ничего этого не было.

Мы подошли к труду духовному — к молитве. В раю человеку была дана заповедь воздержания для того, чтобы он укреплял свою волю в добре. Человек преступил, нарушил эту заповедь, и воля его склонилась к злу. Поэтому с тех пор, как напоминание человеку о его непослушании Творцу, труд стал тяготой, которая, однако, при духовном к нему отношении облегчается: бремя становится легким. Почему молящиеся люди в труде не ропщут, не раздражаются? Труд молитвой облегчается. Почему сейчас для многих труд стал чуть ли не непосильным бременем? Потому что их духовное состояние плачевно.

— Получается, что всякий труд может быть творческим и всегда имеет духовную составляющую, и нет труда бесполезного, бессмысленного?

— Любой труд должен быть творческим, потому что человек создан по образу Творца. Примеры святых показывают, что физический труд — необходимый элемент жизни, а точнее низшая ступень, подводящая к духовному, возводящая на высшие ступени. Потому святые иногда песок таскали, камни перекладывали, заставляя тело подчиняться душе. И, конечно, пост телесный — воздержание плоти, помогает духовному, они переплетаются. Как тело и душа переплетены непостижимым образом, так телесное и духовное соединены между собой: совершается телесное — что-то происходит с душой, и наоборот. Немощствует тело — немощствует и душа; немощствует душа — сохнет тело.

Труд — необходимое условие духовного возрастания, без которого человек не может жить — мышцы атрофируются, а душа мертвеет.

— Вы сказали, что Адам был создан в совершенном теле, а младенец рождается в слабом? С какого возраста надо приучать его к труду?

— Дело в том, что труд начинается уже с рождения человека. У новорожденного появляется потребность в еде, грудное вскармливание для него труд, он потеет, трудится. При этом у младенца вырабатывается терпение, особенно если его не кормят беспорядочно, если есть режим. Правда, у нас теперь чуть ребенок пикнет, к нему бросаются и исполняют все его прихоти.

Сама жизнь свидетельствует: очень редко нужно спешить исполнять желание ребенка, даже грудного. Я не имею в виду, когда он болеет и поэтому надрывается, плачет. Но он часто проявляет характер, вполне понимая, что вот сейчас крякнул, вякнул — тут же прибегут, тут же принесут. Ну, так он и кричит, пока не дадут желаемое. Я часто вижу семьи, где ребенок, как повелитель, вокруг которого все пляшут. Такая избалованность и есть отсутствие труда родителей по воспитанию к воздержанию.

— Получается, что младенец уже в своем младенчестве начинает духовно трудиться?

— Первая заповедь, которая человеку была дана, заповедь труда — возделывать рай и хранить его. Вторая заповедь духовная — пост, воздержание: хочется телу, а душа говорит: нет, нельзя этого. Адаму, сотворенному телесно взрослым, первой была дана телесная заповедь, а затем и духовная. Младенцу, рожденному в немощном теле, — сначала духовное, а затем телесное! Он хочет — а ему не дают, это труд терпения, воздержания! Родителям, конечно, нужно следить за тем, чтобы у младенца не было надрыва, но важно знать, что ребенок начинает раздражаться очень рано.

Будем помнить, что один из первых и последних моментов духовного труда — это сдерживание гнева, раздражения. И младенец, и взрослый, и даже старый могут раздражаться: гнев — самое любимое дьявольское оружие. Если можно раздражить младенца и старика, то взрослого тем более. Чуть что — раздражение. Потому и пеленание детей приучает детей к неполной свободе, к неполной вольности. Физический труд начинается с того момента, когда ребенок начинает что-то соображать и двигаться: пирамидки собирать, игрушки за собой убирать — это очень серьезный труд.

— А у нас теперь почти повсеместно принято не пеленать детей. Может быть, с этого начинается своеволие?

— Не то, чтобы с этого, но в этом кроется один из серьезных элементов детской своевольности. Вообще причин много всяких, но самое главное — это состояние родителей и личный пример. Мы знаем, когда Адам и Ева вышли обиженные, что их изгнали из рая, у них родился Каин, но потом, когда они осознали свое грехопадение — у них родился Авель, первый мученик!

— Многие подростки сегодня не хотят учиться, не могут учиться, не могут заставить себя трудиться.

— Когда не хотят и не могут — это как раз паралич воли, поэтому трудолюбие нужно воспитывать, к нему нужно ребенка приучать. С младенчества нужно давать задания, которые воспитывают, например: «Вот уберешь игрушки — тогда получишь, а нет, значит, не получишь!» Приучать к тому, чтобы с трудом, заслуженно он получал то, что ему нравится, то, что ему нужно.

— Как быть, если уже пропустили момент, если ребенок уже ленив?

— Ну, голод не тетка! В основном-то, ему всегда чего-то хочется. Принцип тот же — вот сделаешь дело — и получишь. Как мы росли? У нас всегда было какое-то задание: вот прополешь грядку — побегаешь. А так просто — никаких игр. Должна быть последовательность в воспитании.

— Батюшка, расскажите, как вас в детстве приучали к труду .

— У нас было задание, например, по огороду. Надо было сначала вскопать, потом посадить, потом окучить, потом прополоть. Обязанности были распределены: это твое, а это твое. И правило такое было установлено: сначала сделать дело по дому, по хозяйству. Никуда без этого. И никакого другого разговора не было. Надо полить огород — так и поливали. Я, например, даже и не задумывался: нужно, значит нужно. Вот теперь, оглядываясь назад, вспоминаю и удивляюсь: до реки было метров сто, и когда пятьдесят раз сбегаешь с коромыслом туда и обратно — я помножил — получалось десять километров, из них пять — с полными ведрами! Ничего себе!

Конечно, такое трудовое воспитание современной молодежи и не снилось, наверное. Я помню, что и другие в то время так же жили, никого не нежили. У моего свояка с четырех лет по дому трудились, а с десяти лет — на поле.

Но вот сейчас в городах с их многоэтажками картина печальная: трудно воспитывать трудом — огорода нет, надо что-то придумывать. На самом деле деревенским в этом смысле было легче.

Да и школа мало помогает семье, из школы изгоняется труд, хотя это один из важнейших элементов духовного развития человека, без него человек деградирует как личность.

— Уже давно в родительской практике появилась такая «воспитательная мера» — платить детям за выполнение домашней работы и за оценки в школе…

— Не-е-ет! Этого нельзя делать! Ни в коем случае! Ни в коем! Деньги до сознательного возраста не должны участвовать в воспитании. В отношении детей в семье не может быть вообще разговора о денежных вознаграждениях: дети должны понимать, что они с ног до головы обязаны своим родителям, домашняя работа и учеба — их обязанность. У нас к несчастью, и родители-то не всегда понимают свои обязанности. Нужно внушать ребенку понятие долга.

— Стало быть, карманные деньги — это плохо?

— По-моему, очень вредно. Это ни к чему. У нас их не было. Да их и у родителей наших почти не было, и мы боялись истратить родительские деньги…

— А если поработать в каникулы, заработать?

— Да, это, конечно, труд. Но дело все в том, куда ребенок эти деньги понесет и на что использует. Очень важно, чтобы человек понимал, как использовать деньги. Пока он не понимает этого, по-настоящему ему нельзя давать деньги в руки. Вот вспомнилось мне, что в молодости я ездил на целину, а на заработанные деньги купил костюм, в котором венчался.

— Батюшка, а как правильно распределять обязанности в семье?

— Ну, по-настоящему, главным должен быть отец. Молитва «Отче наш», говорит, что главный у нас отец. Он — как бы законодательный утверждающий орган в семье, правда не всегда бывает дома при детях. Он зарабатывает, обеспечивает пропитание. А контролирующая, исполнительная роль остается за матерью: она с детьми. А уж когда она не справляется, ребенок выходит из послушания, привлекается отец, который должен строго наказывать. Об этом в Ветхом завете прямо сказано.

— Отец Валериан, вы часто сталкиваетесь с семейными проблемами. В чем, по-вашему, заключается основная ошибка родителей, бабушек, дедушек?

— Основная ошибка… Дело в том, что ошибки сплошные, мало правильного. Только Господь и поправляет своим Промыслом. Главное, что у нас, к несчастью, утеряно традиционное понимание роли отца и матери. Вот мы говорим: кто должен, что должен? Слово отца всегда было законом, за матерью — контроль и исполнение. Родители должны свои обязанности знать, а у нас, как правило, стараются знать свои права. Беда современных людей в том, что все, как говорится, «права качают». Обязанностей почти никто не знает, даже когда на работу устраиваются, спрашивают, в первую очередь, о зарплате, а не о самой работе. Я часто наблюдаю, как люди на работе говорят: «А этого я не должен!» Куда какую ложку положить и куда веник поставить заранее не распишешь. Получается, государство, в котором множество инструкций и законов на каждый шаг — это государство, в котором народ развращен.

Во всех фирмах круг обязанностей жестко прописывается. А человек сам должен видеть то, что необходимо делать! И в семье так.

И ребенка нужно научить самостоятельно, без подсказки, делать необходимое. Как этому научить? Как родители поступают, так и он поступает — дети копируют родителей. Какие родители — такие и результаты.

— Можно ли исправить ленивого?

— С Божией помощью, думаю, можно! Но нельзя сказать, что всегда. Тут присутствует главный фактор — сам человек. Как говорится, Господь помогает, но насильно не спасает. Тут должен быть совместный труд отца, матери, родных и нельзя допускать разногласий, потому что лень искусно ищет слабое место.

— Случается, что некоторые родители придерживаются мнения, что не особенно и нужно учиться, главное, чтобы он в храм ходил …

— Учение необходимо для всех: не считай себя умным, век живи и век учись. Конечно, ребенок должен стать хорошим человеком, но и учиться он должен. Если он хороший, то он не посчитает себя самодостаточным, самым умным, а если это не так, то он уже не умный человек.

Хорошо ходить в церковь, молиться. Но плохая учеба в школе как раз часто вредит самому главному, потому что, по большому счету, ребенок, который не хочет учиться, и в духовной области ничего не может достигнуть. Да, он приходит в церковь, стоит, вроде молится. Но это состояние еще далеко от настоящей молитвы. Сказано: труднее всего Богу молится. Учеба и молитва друг другу не только не помеха, но и подспорье. Другое дело, что человеку может не даваться ученье, но не учиться — это лень. А лень в числе смертных грехов.

— Как научить ребенка духовно трудиться?

— Это надо во всех случаях и всякий раз разъяснять. Вот мои дети были маленькими. Как-то прихожу — они все в кроватках лежат, игрушки валяются, маме некогда. Я говорю: «Вот видите, вы сейчас лежите, игрушки валяются, а ведь вы за них недавно так дрались. Оказывается, все лишь для того, чтобы отнять. Чтобы отнять — нужна сила, а чтобы отдать — нужно смирение, нужна сила воли — а это выше». Они запомнили.

Другой раз двое схватились за игрушку, я говорю: «Ну, у кого смирение?» — игрушка между ними и упала, вспомнили! Дети все прекрасно понимают. А как-то раз один у другого отнимает, третий подходит: «Отдай, — говорит, — ему она не нужна, ему просто нужно ее отнять у тебя!» Тот отпустил. Вот это и есть духовный труд.

— Что нужно сделать родителям, чтобы ребенок понял необходимость духовного труда и смог воспроизвести опыт самостоятельного духовного делания?

— Родители должны приложить все усилия, чтобы как-то показать, рассказать, разъяснить, как жить и как трудиться, а все остальное делает Господь. И нужно усердно молиться за своих детей, тогда Господь создает обстоятельства, через которые ребенок начинает понимать, что и как.

Я с детства вырос в Церкви и вроде бы привык к молитве. Но вот я поступаю в институт, а мой брат мне говорит: «Вот к такому-то преподавателю математику не ходи сдавать — не поступишь». Я готовился: математика профилирующая. Прихожу на экзамен, сажусь, готовлюсь по билету. А подготовлен я был неплохо, думаю: сейчас сдам. А тут приходит как раз тот самый человек, к которому лучше не попадать. Он смотрит на меня и говорит: «Ну, идите отвечать».

Поначалу все шло неплохо, а потом просит построить отрезок функции. Сижу и ничего не соображаю! Кто-то рядом тоже «сыпется», я прошу: «Разрешите подумать». Он: «Пожалуйста, пожалуйста!» А что тут думать, когда в голове ничего нет? Вот тут я взмолился! И Господь послал мне решение. Я получил у этого преподавателя пятерку и на ней въехал в институт, потому что у этого преподавателя получить «отлично» было сверх всякого. Я понял, что нужно молиться. Да, на своем опыте я убедился в этом.

— Как научить ребенка молиться?

— Это, по-моему, самое сложное. Во-первых, самому нужно молиться. Я многих людей знал, которые в старости, вспоминая своих родителей, говорили: «Открою глаза — а папа или мама стоят, молятся!» Я тоже всегда вспоминаю, как молилась моя мама.

В семье, я бы так сказал, должна быть молитвенно-трудовая атмосфера, и главное, во всем нужен личный пример, а в молитве особенно, ребенок потом поймет!

— К сожалению, подростки начинают реже ходить в храм. Что можно сделать, чтобы они не избегали посещения храма?

— Общего рецепта нет. Правда, во всех случаях нужно стараться слегка удерживать ребенка рядом с храмом. Сколько ты удержишь, это вопрос… Не надо забывать, что мы живем в духовном мире, он совершенно реально существует и действует на каждого, враг воюет, старается детей с родителями столкнуть, нужно видеть действие другой силы. Иногда ребенок не то чтобы не хочет в храме быть, его просто подзуживают, выталкивают. Иногда надо просто поддержать: устал — посиди. Иногда отвлечь ребенка от сосредоточенности на своем усталом состоянии. Помнится мне, как я был духовником в одной паломнической поездке. Мы плыли на пароходе, была качка, всех укачало, побежали за таблетками. Тут я что-то интересное стал рассказывать, и, пока рассказывал, уже забыли про качку. Рассказать быть может о понятии «второе дыхание», которое есть у спортсменов: вот уже падаешь, уже нет сил — ничего подобного, не упадешь, дотянешь… Так и тут.

Но когда появляется «не хочу» — нужно понуждать.

— Можно ли трудиться духовно, не будучи церковным человеком? Часто приходится слышать: «Главное, что в душе, что внутри самого себя» или «Бог у меня в душе».

— Трудиться-то можно, только какой результат будет? Такой пример из жизни есть: одного ругают, а тот спокойно выслушивает. Кто-то удивился: такой молодой, а достиг такого состояния, и спросил у него, как он этого достиг. А тот отвечает: «Да кто они такие, чтобы на них обращать внимание?» Спрашивающий ужаснулся такому состоянию. Спрашивает другого, которого ругают, и тот тоже спокоен: «Почему ты спокоен, когда они тебя так ненавидят?» А тот отвечает: «Да ведь они меня тренируют!»

Видите, и здесь, и там есть какой-то духовный труд, только последний нашел правильный выход из положения, а первый — таблетку, и у него нет ничего общего с любовью, одно только презрение и пренебрежение к людям. В духовной области без духовного руководства и наставления очень легко заблудиться и ошибиться и можно прийти не в то состояние, хотя внешне все покажется нормальным. Так, например, внешнее спокойствие в йоге отличается от спокойствия в христианстве: там человек стремится погасить желание, сделать себя бесчувственным, а в христианстве наоборот, очистить чувства при сохранении полноты жизни.

А потом, все-таки, уж простите, сказано же: теория без практики мертва, а практика без теории слепа — это относится и к вашему вопросу. Достичь чего-то существенного даже в области внешнего труда без учителей, наставников наивно, а в области духовной, по-моему, невозможно: как осенние листья сыплются те, у кого нет духовного руководства. Весь опыт духовной жизни — в сокровищнице Церкви! И не только это. Самое главное: нужна благодать, ведь можно все это понимать, но не иметь возможности справиться с самим собой. А благодать дается через молитву, через таинства — исповедь, причастие. Справиться в духовном мире без Церкви, все равно что воевать одному.

— Связан ли сегодняшний кризис с отношением современного человека к труду?

— Кризис — это суд системы. Кроме того, экономический кризис — это производная от духовного кризиса. В сущности, получается, что безработица, сокращение учебных заведений — это результат того, что никто не хочет ни трудиться, ни учиться: «да даст тебе Господь по сердцу твоему». Бог попускает это, чтобы люди смогли оценить по-настоящему труд и учение. Не будешь учиться, не будешь трудиться — жизнь станет каторгой. Чем ближе человек к Богу, тем труд для него радостнее, а чем дальше, тем невыносимее.

Труд – 1) сознательная, целесообразная деятельность, направленная на улучшение условий жизни, физическое или духовное самосовершенствование; 2) какая-либо деятельность, работа вообще, в том числе бессмысленная; 3) усилие, направленное на достижение определенного (желаемого, предполагаемого, искомого, требуемого, заданного) результата; 4) итог, последствие, результат какой-либо работы.

Труд служит средством пропитания и материального обеспечения, милостыни, реализации творческих способностей человека, лекарством от лени и уныния, воспитателем в добродетелях.

Трудолю́бие – добродетель, любовь к труду, желание старательно и добросовестно трудиться во благо себе и ближнему.

Возлюби труд: он, в соединении с постом, молитвой и бдением, освободит тебя от всех скверн. Телесный труд доставляет сердцу чистоту; чистота сердца служит причиной того, что душа приносит плод. прп.

Антоний Великий.

Святитель Феофан Затворник писал, что нужно каждое дело воспринимать, как данное Богом, тогда уйдут суетливость, многозаботливость и нерадение о делах домашних и общественных.

Приносит ли пользу обществу монашеский труд?

На протяжении истории развития монашества в адрес монахов со стороны мирян высказывались различные мнения. В целом их можно объединить и сгруппировать по трём направлениям.

Большая часть Православных верующих всегда питала и продолжает питать к добродетельным, ревностным представителям монашества искреннее уважение, как к рабам Божьим, оставившим всё и последовавшим за Христом (ср.: слова апостола Петра, обращённые ко Христу: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою (Мф.19:27).

Другие относились к монашеству более или менее нейтрально - мол, ну хочется им жить, так, как живут, да и пускай себе живут; разве они кому-нибудь мешают? Многие современные протестанты испытывают к монашествующим именно эти чувства.

Наконец, в число представителей третьего направления входят те, кто имеет остро-негативное мнение о монахах и монастырях. Одним из центральных пунктов недовольства монашеством служит ложное предубеждение, что якобы монахи живут обособленной внутренней жизнью и никак не участвуют в развитии общества (а если и участвуют, то их роль минимальна).

В свое время Петр I, радея о государственных интересах, обязал монастырское руководство принимать больных или уволенных со службы солдат, не способных к труду, а также - бедняков, повелел строить лечебницы. В правление Елизаветы обители тоже использовались для размещения отставных военнослужащих.

Кроме того, при Петре I была ограничена сама возможность вступления в монашество. Так, мужчин дозволялось постригать не ранее достижения ими тридцатилетнего возраста, а женщин - не ранее пятидесяти-шестидесятилетнего. Возможность строительства новых обителей была поставлена в зависимость от произволения царя.

Немалый урон был нанесен монашеству во времена Советской власти. Впрочем, тогда это было связано с общим отношением государства к религии.

Что можно ответить тем, кто и искренне полагает, что монахи не вносят вклад в общественную жизнь, а особенно тем, кто считает их тунеядцами и бездельниками?

Во-первых, монашеская жизнь - тяжелейший труд. Этот труд основан на любви к Богу и к ближним, ведь именно к этому призывал нас Христос (Мф.22:37-39). Стало быть, исполнение заповеди о любви к ближним стоит в числе важнейших монашеских приоритетов. Поскольку монах, следуя призыву Христа, с любовью относится к ближним, постольку с любовью и молится за них.

В свою очередь Бог, отвечая на эти молитвы, низводит благословения на людей, в общество, в мир.

Во-вторых, деятельность монастырей отражается в жизни общества и в более зримых вещах. Так, в историческом прошлом новообразованные монастыри становились центрами, вокруг которых, впоследствии, формировались новые поселения, обустраивались города. В эпоху малограмотности населения монашеские обители нередко играли роль местных образовательных центров.

В неурожайные годы монастыри помогали нуждавшимся людям продуктами и кровом, а во время нашествий врага - крепкими стенами. В настоящее время монахи, помимо прочего, участвуют в просветительской и миссионерской работе, чем, опять же, способствуют развитию общества.

Является ли труд изначальным предметом Божественных благословений или он вошёл в человеческую жизнь вследствие грехопадения прародителей?

Благословение Божье на труд было дано прародителям ещё до того, как они согрешили: тогда, когда они пребывали в состоянии счастья и жили в Раю.

Одним из первых трудовых заданий, порученных Богом Адаму, было дать имена всем животным (Быт.2:19); другим заданием было хранить и возделывать сад (Быт.2:15).

Кроме того, уже тогда Бог поставил перед человеком и более важную, можно сказать, стратегическую цель. Реализация этой масштабной задачи подразумевала необходимость усилий со стороны представителей множества поколений. Она касалась осуществления хозяйственной деятельности людей на земле, преображения царства природы: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими [и над зверями,] и над птицами небесными, [и над всяким скотом, и над всей землею,] и над всяким животным, пресмыкающимся по земле (Быт.1:28).

Разумеется, призывая первозданного человеку к труду, Бог не имел в виду лишить его радости свободного творчества. Замыслом Божьим предполагалось, что труд, к которому был призван человек, будет ему в радость. Но главное, предусматривалось, что труд будет способствовать раскрытию творческого потенциала людей, служить средством для лучшего раскрытия в них черт образа Божьего.

Тяжким бременем труд стал для человека лишь тогда, когда тот, преступив Божью заповедь, отступил от Создателя и был изгнан из Рая. До грехопадения человек мог вдоволь пользоваться и наслаждаться плодами Райских растений. После же изгнания стал вынужден добывать себе пропитание ежедневным скорбным трудом, в поте лица (Быт.3:17-19).

Помимо того, что приобщившись ко злу, человек был поставлен в зависимость от обременительного труда ради обеспечения текущих жизненных нужд, труд стал необходимым условием и для борьбы с грехом.

Если первозданный Адам, для того, чтобы жить вне греха, не имел необходимости ни в борьбе со страстями, ни в борьбе с греховными помыслами, то все его потомки (исключение - Господь Иисус Христос) были обусловлены такой зависимостью.

В настоящее время труд тоже может быть в радость. Важно, чтобы он был направлен не на зло, но на добро.

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.