Повесть о тверском отроче монастыре анализ. Повесть о Тверском Отроче монастыре (старая орфография)
ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ
ЛЪта мироздания 6773-го, а от рожества Христова 1265 года составленъ бысть Отрочь монастырь тщанием и рачением великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго и великия княгини богомудрыя Ксении по совокуплении ихъ законнаго брака в четвертое лЪто по прошению и молению любимаго его отрока Григориа, а во иноческом чину Гуриа.
О ЗАЧАТИИ ОТРОЧА МОНАСТЫРЯ
В лЪто великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, бысть у сего великаго князя отрокъ, именемъ Григорий, иже пред нимъ всегда предстояше и бЪ ему любимъ зЪло и веренъ во всемъ; и тако великий князь посылаше его по селом своим, да собираетъ ему повелЪнная. Случися же тому отроку быти в селЪ, нарицаемомъ Едимоново, и ту обита у церковнаго понамаря, именем Афанасия, и узрЪ у него дщерь его, девицу, именем Ксению, велми красну, и начатъ мыслити в себЪ, да оженится ею. И бояся князя своего, да некогда прииметъ от него великий гнЪвъ, и велми печаленъ бысть о семъ, возлюби бо ю зЪло, и не повЪда мысли своея никому от друговъ своихъ, но в себЪ размышляше, да како бы ему улучити желаемое. Случися же наединЪ со отцемъ ея Афанасиемъ, начатъ ему глаголати, да вдастъ за него дщерь свою и обЪщается ему во всемъ помогати. Отецъ же ея велми удивися о сем: «Да како у таковаго великаго князя имать предстояти всегда пред лицем его, и тако ли вЪщаетъ мне о семъ?» И не вЪдяше, что ему отвЪщати противу словесъ его. Шедъ убо Афанасий, вопроси о семъ жены своея и дщери, сказа имъ подробну; дщерь же его, исполненна духа святаго, возглагола отцу своему сице: «Отче мой! сотвори ему вся сия, елика онъ тебЪ обЪщася, положи на волю его, богу бо тако изволившу, и сие да будетъ».
Бяше бо девица сия благочестива и кротка, смиренна и весела, и разум имЪя великъ зЪло, и хождаше во всЪхъ заповЪдехъ господнихъ, и почиташе родители своя зЪло, и повинуяся има во всемъ, от младых ногтей Христа возлюбила и послЪдуя ему, слышаше бо от отца своего святое писание и внимаше прилЪжно всЪмъ сердцемъ своимъ.
Отрок же наипаче того уязвися любовию и прилЪжно о семъ вЪщает отцу ея, да не устрашается: «Азъ бо ти во всемъ имаюся и князя умолю во всемъ, ты же не бойся». И тако совЪщастася во всем, и быти в томъ селЪ браку, и вЪнчатися в церкви святаго великомученика Димитриа Селунскаго, и жити ту, даже великий князь повелитъ. И тако повелЪнная великаго князя исполни вся, яже повелЪна быша, и возвратися во градъ Тферь с радостию и дивляшеся в себЪ велми, яко нигдЪ таковыя обрЪте девицы, и не повЪда сего никому.
Отроковица же послЪ его рече отцу своему и матери: «Господие мои! не дивитеся о сем, что вам обЪщался сей отрокъ, онъ бо тако совЪща, но богъ свое строить: не сей бо мнЪ будетъ супругъ, но той, его же богъ мнЪ подастъ». Родители же ея о семъ велми дивистася, что рече к ним дщерь ихъ.
Предиреченный же отрокъ той, усмотря время благополучное, и припаде к ногама великаго князя, и молитъ его со многими слезами, и возвЪщаетъ ему свою мысль, да сочетается законному браку, яко ему годно бысть, красоту и возрастъ девицы оныя изъявляетъ. Князь же великий, сия от него слышав, рече ему: «Аще восхотЪлъ еси женитися, да поимЪши ce 6Ъ жену от велможъ богатых, а не от простыхъ людей, и не богатых, и худЪиших, и безотечественныхъ, да не будеши в поношении и уничижении от своихъ родителей, и от боляръ и друговъ, и от всЪхъ ненавидим будеши, и от мене удален стыда ради моего». Однако на многи дни отрокъ моляше прилЪжно великаго князя, да повелитъ ему желание свое исполнити и тамо жити. И тако великий князь наединЪ его увЪщаваетъ и вопрошаетъ о семъ подробну, чего ради тако восхотЪ. Онъ же все исповЪда великому князю обЪщание свое, яко же тамо обЪщася.
Князь же великий Ярославъ Ярославичь по прошению его повелЪваетъ всему быть, яко же ему годно и потребно, и насадъ изготовити, и вся воли его потребная, и люди ему тамо готовы быть имЪютъ, елико годно будетъ на послужение отроку, когда приспЪетъ время обручению и вЪнчанию его, и отпущаетъ его в насадЪ по ВолгЪ рЪкЪ, бЪ бо то село близъ Волги стояй, а кони ему обЪщаваетъ прислати за ним вскорости по брегу.
Отрок же с радостию поклонися великому князю и поиде в насаде по ВолгЪ рЪкЪ со всЪми посланными с нимъ.
Наутрие же великий князь повелЪ готовити себЪ коня и всему своему сигклиту, яко же угодно великому князю, соколы и псы, да, Ъдучи, ловы дЪетъ; в ту бо нощъ великий князь сонъ видЪлъ, якобы быти в полЪ на ловЪхъ и пускати своя соколы на птицы; егда же пусти великий князь любимаго своего сокола на птичье стадо, той же соколъ, все стадо птицъ разогнавъ, поималъ голубицу, красотою зЪло сияющу, паче злата, и принесе ему в нЪдра; и возбнувъ князь от сна своего и много разъмышляше в себЪ, да что сие будетъ, и не повЪда сна того никому, токмо повелЪ с собою на ловъ вся птицы взяти; и тако великий князь поиде в ту же страну, идЪ же отрокъ, ловы дЪюще, тЪшася. БЪ же великий князь безбраченъ и младъ, яко двадесяти лЪтъ, еще ему не достигшу возраста своего.
Той же отрокъ, егда прииде в насадЪ по рЪкЪ, и приста у брега, ожидающе коней от князя, и посла вЪстники своя къ девицЪ, да вся готова будутъ, яко же есть обычай брачнымъ.
Девица же присланнымъ рече: «ВозвЪстите отроку, даже помЪдлЪетъ тамо, дондеже сама вЪсть пришлю к нему, какъ вся изготована будутъ, понеже бо нам от него о приходЪ его въсти не было». ВЪстницы же его, пришедше, повЪдаша ему о всемъ, еже имъ повелЪно бысть от девицы возвЪстити: провидЪ бо она великаго князя приход к себЪ, рече родителем своим: «Яко уже сватъ мой приЪхалъ, а жених мой не бывалъ еще, но уже будетъ, яко в полЪ тЪшится и замЪдлилъ тамо, но пождемъ его немногое время, даже приЪдетъ к нам»,- а о имени его никому от сродниковъ своих не повЪда, но токмо готовяше ему честныя дары, яже сама строяше; сродницы же ея велми о семъ дивляхуся, а того жениха ея не вЪдяху, но токмо она едина.
Князь же великий села того не знаяше, но восхотЪ тамо быти наутрие или на другий день и да видитъ своего отрока оженившагося; и тако обначева на ловЪ, бяше бо село то от града Твери четыредесять поприщъ. В нощи же той видЪ сонъ прежний и наипаче разъмышляше в себЪ, что будетъ сие видЪние, наутрие же по обычаю своему ловы дЪяше.
Отрок же той, не дождався вЪсти ни коней, помысли в себе: «Яко аще государь мой великий князь раздумает и пошлетъ по мене, и велитъ возвратитися вспять, азъ же своего желаннаго не получилъ». И тако вскорЪ поиде во дворъ той, идЪ же девица та, и по чину своему все изготовавше. И тако сЪдоста вкупЪ на мЪсто свое, яко же быти вскорЪ вЪнчанию ихъ, отрок же повелЪваше по скору вся строити и дары разносити.
Девица же рече отроку: «Не вели спЪшити ничемъ, да еще у меня будетъ гость незванной, а лучше всЪхъ и званных гостей».
Великий же князь в то время близъ бЪ села того, и увидЪ стадо лебедей на ВолгЪ рекЪ, и тако повелЪ пустити вся своя птицы, соколы и ястребы, пусти же и сокола своего любимаго и поимаше много лебедей. Той же соколъ великаго князя, заигрався, ударися лЪтЪти на село то; великий же князь погна за нимъ и приЪхалъ в село то борзо, забывъ вся; соколъ же сяде на церкви святаго великомученика Димитрия Селунскаго; князь же повелЪ своимъ вопросити про село, чие есть. Селяня же повЪдаху, яко село то великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, а церковь святаго великомученика Димитриа Селунскаго. В то же время множеству народа сошедшуся смотрЪти, яко уже к вЪнчанию хотятъ итти. Князь же, сия слышавъ от поселянъ, повелЪ своимъ сокола своего манити;
соколъ же той никако же думаше слЪтЪти к ним, но крилома своима поправливаяся и чистяшеся; сам же великий князь поиде на дворъ, идЪ же бЪ отрокъ его, в дорожномъ своемъ платье, не на то бо приЪхалъ, но богу тако изволившу. Людие же, видЪвше князя, не знаяху его, мняху бо его с конми и с потЪхами к жениху приЪхавша, и не встрЪтиша его никто же.
Девица же рече всЪмъ ту съдящимъ: «Востаните вси и изыдите во стрЪтение своего великаго князя, а моего жениха»,- они же дивляхуся.
Великий же князь вниде в храмину, идЪ же бяху отрокъ и девица сЪдяще, всЪмъ же воставшимъ и поклоншимся великому князю, им же не вЪдущим пришествия его и прощения просящим, князь же повелЪ имъ сЪсти, да видитъ жениха и невЪсту.
Девица же в то время рече отроку: «Изыди ты от мене и даждь мЪсто князю своему, онъ бо тебЪ болши и женихъ мой, а ты былъ сватъ мой».
Великий же князь узрЪ ту девицу зЪло прекрасну, и аки бы лучамъ от лица ея сияющимъ, и рече великий князь отроку своему Григорию: «Изыди ты отсюду и изыщи ты себЪ иную невЪсту, идЪ же хощеши, а сия невЪста бысть мнЪ угодна, а не тебЪ»,- возгорЪся бо сердцемъ и смятеся мыслию.
Отрок же из мЪста изыде повелЪниемъ его; великий же князь поимЪ девицу за руку и поидоста в церковь святаго великомученика Димитрия Селунскаго, и сотвориша обручение и цЪлование о ХристЪ, яко же подобаетъ, потом же и вЪнчастася в той же день; и тако бысть велия радость у великаго князя той день до вечера, бяше бо лЪтомъ, и селянъ повелЪ покоити день и нощъ. Идущу же великому князю послЪ вЪнчания от церкви ко двору, тогда оный соколъ его любимый видЪ, господина своего, идуща с супругою своею, сидя на церкви, начатъ трепетатися, якобы веселяся и позирая на князя. Князь же вопроси своих соколников: «СлЪтЪлъ ли к вам соколъ или нЪтъ?» Они же повЪдаша ему: «Не лЪтитъ с церкви». Князь же, возрЪвъ на него, кликнулъ его своим гласомъ, соколъ же скоро прилЪте к великому князю, и сяде ему на деснЪй его руцЪ, и позирая на обоихъ, на князя и на княгиню. Великий же князь отдаде его соколнику. Отрок же той великою кручиною одержим бысть, и ни яде, и ни пия. Великий же князь велми его любляше и жа-ловаше, наипаче же ему не веляше держатися тоя кручины, и сказа ему сны своя, яко же видЪхъ во снЪ, тако и збысться божиимъ изволениемъ.
Отрок же той в нощи положилъ мысль свою на бога и на пречистую богоматерь, да яко же восхотятъ къ которому пути, тако и наставят; и снем с себя княжее платье и порты, и купи себЪ иное платье, крестьянское, и одеяся в него, и утаися от всЪхъ своих, и изыде из села того, никому же о сем не вЪдущу, и поиде лЪсом, незнаемо куды.
Наутрие же великий князь того отрока воспомянув, что его у себя не видитъ, и повелЪ своим боляром, да пришлютъ его к нему; они же поискавше его много и не обрЪтоша нигдЪ, токмо платье его видЪша, и великому князю возвЪстиша о немъ. Князь же великий о немъ велми печаленъ бысть, и повелЪ искати его сюду и сюду, по рЪкЪ и в кладезяхъ, бояся того, чтоб самъ себя не предалъ губителной и безвременной смерти; и нигдЪ его не обрЪтоша, но токмо той селянинъ повЪда, что, де, купилъ у меня платье вЪтхое, и не велЪлъ о томъ никому повЪдати, и поиде в пустыню.
Великий же князь повелЪ его искати по лЪсамъ, и по дебрямъ, и по пустыням, да гдЪ его обрящутъ и приведутъ его; и многие леса, и дебри, и пустыни обыдоша, и нигдЪб его не обрЪтоша, бог бо его храняше. И пребысть ту великий князь даже до трехъ дней.
Великая же княгиня его Ксения вся возвЪсти бывшая великому князю Ярославу Ярославичю о себЪ и о отрокЪ, яже напреди писана суть.
Великий же князь велми печаленъ бысть об отрокЪ своемъ, глаголаше бо: «Яко азъ повиненъ есмь смерти его». Княгиня же его Ксения печалитися ему всячески не велитъ и глаголетъ великому князю: «Богу убо тако изволившу быть мнЪ с тобою в совокуплении; аще бы не божиимъ повелЪниемъ, как бы было мощно тебЪ, великому князю, к нашей нищетЪ приЪхати и пояти мя за себя. Ты же не печалися о семъ, но иди с миромъ во град свой и мене пойми с собою, ничего не бойся». Великий же князь велми печаленъ бысть, воздохнувъ, прослезися и воспомяну своя глаголы: «Яже глагола ко отроку своему Григорию, тое на мнЪ собысться, а его уже отнынЪ не увижу». И возложи свою печаль на бога и на пречистую его богоматерь. И отпусти свою великую княгиню в насаде и боляръ своихъ, иже были со отрокомъ, во град Тферь, и повелЪ великий князь боляром своим, да берегутъ великую княгиню его и покланяются ей и слушаютъ во всемъ. Сам же великий князь, по-прежнему, поЪхалъ берегомъ, дЪюще потЪхи своя и ловы; и прииде во градъ Тферь прежде княгини своея. Егда же прииде и великая княгиня его Ксения ко граду Тфери, великий князь повелЪ боляромъ своим и з болярынями, и своимъ дворовымъ, и всему граду, да выдутъ на встрЪтение великия княгини и з женами своими. Вси же, слышавше от великаго князя, с радостию изыдоша, весь град, мужи и жены, и младенцы, от мала даже и до велика, з дароношениемъ, и срЪтоша ея на брезЪ у церкви архаггела Михаила. Егда же прииде ко граду Тфери, великий князь посла всЪхъ боляръ с корЪтами, и тако с великою честию срЪтоша ю и поклонишася ей; и вси, зряще красоту ея, велми чудишася: «Яко нигдЪ же видЪхомъ очима нашима или слышахомъ слухом нашимъ таковую жену благообразну и свЪтящуся, аки солнце во многихъ звЪздахъ, яко же сию великую княгиню, сияющу во многих женахъ сего града паче луны и звЪздъ многихъ». И провождаше ю во град Тферь с радостию великою и з дарами многими на дворъ великаго князя. И бысть во градЪ радость и веселие велие, и бысть у великаго князя пирова-ние на многи дни всякому чину от мала даже и до велика.
Предиреченнаго же отрока не 6Ъ слухом слышати на много время. Божиимъ же промысломъ той отрокъ прииде на рЪку, зовомую Тферцу, от града Тфери пять на десять поприщъ, на мЪсто боровое, и ту вселися на лесу, и хижу себЪ постави, и часовню на том мЪстЪ, и назнаменова, гдЪ быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Рожества. И ту пребысть немногое время и наидоша его ту близъ живущие людие, хождаху бо по лЪсу потребы ради своея, и вопрошаху его, глаголюще: «Откуду ты сюду пришелъ еси, и какъ тебя зовутъ, и кто тебЪ велЪлъ тутъ вселитися в нашемъ мЪстЪ?» Отрок же имъ не отвЪща ничто же, но токмо имъ кланяшеся, и тако от него отъидоша восвояси. Он же ту мало пребысть и от того мЪста отъиде, и хотяше отъитти от града подалЪе, понеже увЪда от пришедшихъ к нему людей, яко близъ есть градъ. Божиимъ же изволениемъ прииде близъ града Тфери по той же рЪкЪ ТферцЪ на устье, и вышед на рЪку Волгу, и позна, яко град Тферь есть, ибо знаемъ ему бЪ, и возвратися в лесъ той, и избра себЪ мЪсто немного вдалЪе от Волги на ТферцЪ и начатъ молитися пресвятЪй богородицЪ, да явитъ ему про мЪсто сие. В нощи же той возляже опочинути и в сонъ тонокъ свЪденъ бысть, и видитъ на томъ мЪстЪ аки полЪ чистое и великое зЪло и свЪтъ великий, яко нЪкую лучу божественную сияющу. И воспрянувъ от сна, и мышляше в себЪ, да что сие будетъ знамение, и тако моляшеся Спасу и пресвятЪй владычицЪ, богородицЪ, да явитъ ему вЪщъ сию. В ту же нощъ паки явися ему пресвятая богородица и повелЪваетъ ему воздвигнути церковь во имя честнаго и славнаго ея Успения и указа ему мЪсто, и рече: «Хощетъ бо богъ прославити сие мЪсто и роспространити его, и будетъ обитель велия; ты же иди с миромъ во градъ ко князю своему, и той помощник тебЪ будетъ во всемъ и прошение твое исполнитъ. Ты же, егда вся совершиши и монастырь сей исправиши, немногое время будеши ту жити и изыдеши от жития сего к богу». И тако воспрянувъ от сна своего, и велми ужасеся о видЪнии томъ, и размышляше в себЪ яко: «Аще отъиду от сего мЪста, боюся явления сего и показания мЪсту. Яко господеви годно, тако и будетъ». И помысли в себЪ, глаголя: «Аще ли же пойду к великому князю и увЪщати меня станетъ, однако не хощу в домЪ его быти». Сие же ему мыслящу, абие приидоша в той часъ в оный лесъ нЪкия ради потребы мужие княжий звЪрей ради. Отрок же позна ихъ и прикрыся от нихъ, они же видЪвше крестъ и хижу и удивишася зЪло, и глаголаху другъ ко другу, яко есть человекъ тутъ живяй. И тако начаша искати, и обрЪтоша его, и познаша: «Яко той есть отрок князя нашего». И пришедше к нему, и поклонишася ему, и возрадовашася о немъ радостию великою, той бо отрокъ по пустыни хождаше три лЪта и вящше, и не видЪ его никто же, и 6Ъ питаемъ:
богомъ. И тако вземше его с собою и вЪдоша ко князю и сказаша ему вся яко: «Великий князь печаленъ бысть зЪло о тебЪ и донынЪ, аще же увидитъ тя жива и здрава, возрадуется о тебЪ радостию великою». Онъ же, сия слыша от нихъ, с веселиемъ идяше с ними. Егда же прииде во дворъ великаго князя и вси узрЪвши его, возрадовашася велми о немъ и прославиша бога, и возвЪстиша о немъ великому князю. Князь же повелЪ ввести его в верхния палаты, и видЪ отрока своего, и возрадовася велми, и похвали бога. Он же поклонися великому князю и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪших пред тобою, опечалихъ бо тя зЪло». И рече к нему великий князь: «Како тя господь богь хранит до сего дне и времени?» И облобызавъ его. Он же поклонися до земли и рече: «Прости мя, господине мой великий княже, яко согрЪшихъ пред тобою». И исповЪда вся о себЪ по ряду, како изыде от него, и како богъ привЪде до сего мЪста. Князь же о сем велми удивися и прослави бога, и повелЪ своим предстоящим, да дадутъ ему всю его первую одежду, и да будетъ в первом своем чину. Он же со смирениемъ рече: «Господине мой великий княже, я не того ради приидохъ к тебЪ, но да ты от печали свободишися и прошения моего да не презъриши: молю тя и прошу, да повелиши то мЪсто разчистити»,- и вся повЪда великому князю, како ту прииде, и како явилася ему пресвятая богородица со святителемъ Петромъ митрополитомъ московским и мЪсто показа, идЪ же быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения; и вся ему сказа о себЪ по ряду. Князь же, воздохнувъ велми, и прослезися и отрока похвали, яко таковаго страшнаго видЪния сподобися, и обЪщася во всемъ помогати мЪсту тому до совершения; и бесЪдова с ним многое время, и повелЪ предстоящим пред ним поставити трапезу, да вкуситъ брашна; он же вкуси малую часть хлЪба и воды, а иной же пищи отнюдь не прикоснуся. Великий же князь повелЪ по воли его быти и тако отпусти его с миромъ, идЪ же онъ восхощетъ. Отрок же отъиде на мЪсто свое и по обычаю своему моляшеся богу и пресвятЪй владычицЪ богородицЪ, и на помощъ ея призываеть о создании обители тоя, и тако молитвами пресвятыя богородицы вскорЪ дЪло совЪршается. Князь же великий повелЪ вскорЪ собрати крестьянъ и иных людей, да росчистятъ мЪсто то, идЪ же оный отрокъ покажет, и посла их ко отроку; слышавше же то, граждане и сами мнози идяху на помощъ мЪсту тому. Тако вскорЪ очистивше мЪсто, еже отрокъ показа имъ, и возвЪстиша великому князю о семъ; князь же прослави бога и отрока своего о сем похвали. И тако сам великий князь прииде на то мъсто и видЪ его сияюща паче иныхъ мЪстъ. Отрок же паки припада-етъ к ногама его и молитъ, да повелитъ церковь создати древянную и монастырь возградити. Великий же князь вскорЪ повелЪ всЪмъ прежнимъ людемъ тутъ работати и мастеровъ добрыхъ собрати к церковному строению. И тако божиею помощию и великаго князя повелЪнием вскорЪ дЪло совершается, и освящение церкви сотвориша. Бысть же ту на освящении церкве Успения пресвятыя богородицы сам великий князь Ярославъ Ярославичь и с своею супругою великою княгинею Ксениею, и со всЪмъ своим княжиим сигклитом, и всЪмъ трапезу устроилъ, и по прошению отрока своего великий князь даде ему игумена Феодосия, и братию собра, и колокола устрой. И назвася мЪсто от великаго князя Ярослава Ярославича Отрочь монастырь, и вси прославиша бога и пречистую его богоматерь. На другий день по освящении церкве тоя той отрокъ Григорий пострижеся во иноческий чинъ и нареченъ бысть Гурий от игумена Феодосия. И той отрокъ по пострижении своемъ немногое время поживе и преставися ко господу, и погребенъ бысть во своем монастырЪ. По преставлении же блаженнаго онаго отрока немногим лЪтом мимошедшим великий князь Ярославъ Ярославичь и великая княгиня Ксения изволили в том монастырЪ создати церковь каменную во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения, с придЪломъ Петра митрополита московскаго чудотворца, и села подаде к тому ж монастырю, и мЪсто то насели, идЪ же бЪ отрокъ прежде пришедыи. Монастырь же той стоитъ и донынЪ божиею благодатию и молитвами пресвятыя богородицы и великаго святителя Петра митрополита московскаго и всея России чудотворца.
К тому жъ монастырю дана граммата великихъ князей тферскихъ за девятью печатми, а в ней писано сице:
Великий князь Василий Михайловичь
Великий князь Всеволодъ Александровичь
Великий князь Владимиръ Александровичь
Великий князь Андрей Александровичь
Великий князь Иеремий Васильевичь
Великий князь Симеонъ Констянтиновичь
Великий князь Иоаннъ Михайловичь
Великий князь Борисъ Александровичь
Великий князь Феодоръ Феодоровичь
Великий князь Иоаннъ Георгиевичь
Великий князь Андрей Димитриевичь
Великий князь Феодоръ Александровичь
Великий князь Михаила Васильевичь.
Къ церкви пресвятыя Богородицы дана сия граммата. В ней написано тако:
«Кто станетъ монастырь сей и монастыря того людей обидить, не буди на немъ милость божия в сии вЪкъ и в будущий».
Тема, заявленная в названии этой главы, может быть рассмотрена с двух точек зрения. С одной стороны, всю жанрово-тематическую группу повестей об основании монастырей можно отнести к роду местных легенд (учитывая при этом письменный характер такого рода повестей); в этом случае есть основание рассмотреть некоторые мотивы «Повести…» с точки зрения использования их в легендах, имеющих местный характер. С другой стороны, необходимо поставить вопрос о возможности существования устной легенды и ее отношении к «Повести…».
Обратимся сначала к первой стороне проблемы. Сопоставление Повести со свадебным обрядом показало, что природа отдельных мотивов и персонажей не выявляется полностью при сравнении со свадебным фольклором.
В первую очередь это касается разработки в «Повести…» мотива соколиной охоты. Как уже говорилось, возникающий в Повести дублет - сокол-Григорий, приводящий князя в Едимоново, и реальный сокол, улетающий во время охоты и также приводящий князя в Едимоново, - можно объяснить тем, что в данном случае соединились два мотива, мотивы сокола свадебного и сокола строительного. Остановимся на этом подробнее.
В качестве примера приведу легенду, найденную А. А. Титовым и рассмотренную С. К. Шамбинаго в статье о местных легендах. Эта «легенда интересна тем, что построена на мотиве, которым часто пользуются рассказы об основании монастырей: в княжение Константина Всеволодовича Ростовского (XIII век) княжеский сокольник Богдашка среди дремучего бора нашел улетевшего у него любимого княжеского сокола, причем во время поисков был перевезен через реку неизвестным стариком. Когда князь пожелал видеть место, где был пойман сокол, то, пришедши туда, нашел образ св. Николая, в лице которого Богдашка узнал перевозившего его старца. Князь основал тут церковь во имя св. Николая и около нее образовалось село «Никола на перевозе» (8,5 км от Ростова)».
Другая легенда, в которой сохранился след мотива строительного сокола, зафиксирована устюжскими летописями.
«В лето 6770. Бысть вечье на бесермены по всем градом руским, и побиша татар везде, не терпяще насилия от них, зане же умножишась татарове во всех градех руских, а ясащики живуще, не выходя. Тогда ж Изосиму убиша, злаго преступника, в Ярославле. А на Устюзе городе тогда был ясащик Буга богатырь и взял у некоего крестьянина дщерь девицу насилием за ясак на постелю. И приде на Устюг грамота от великаго князя Александра Ярославича, что татар бити, и девка сказала Буге. И он, пришед на вечье, и доби челом устюжанам на их воле, и крестися, а 3 девицею венчася, и наречено бысть имя ему Иванн. Се ж бысть чюдо дивно. Сей Буга Иван сед на конь, поеде с соколом на утицы, и бысть во утрии день красен. И одержим бысть сном, взыде на гору, и слез с коня, и привяза за древо, а сокол посади на луку у седла, а сам ляже на землю и усну. И явися ему во сне Иванн Предоотеча, глаголя: «Ha сем месте постави церковь мою во имя мое». И востав от сна своего, и потом постави на том месте, еж есть на Соколье горе, церкви рожество Иванна Предтечи».
Совершенно очевидно, что, хотя в этой легенде есть сообщение о женитьбе, мотив сокола (охота сокола на утиц) не имеет к ней никакого отношения, и сама охота происходит уже после женитьбы.
Интересна для нас и история Петра, царевича ордынского, особенно в том виде, в каком она изложена в летописном своде 1652 г.
«В та же лета (6757) прииде из Орды в Ростов Петр царевич и крестися в Ростове. По крещении же своем некогда ловящу ему птицы на поли, и отправив правило свое, на поле ляже спати. И явишася ему во сне апостоли верховнии Петр и Павел, и даста ему два мешца, во едином злато, а в другом сребро, и повелеста ему сотворит монастырь. Он же убудився от сна и обрете метцы в пазусе своей и, советовав со епископом, купи; у воеводы земли, идеже строити монастырь. Егда же потянута вервь, он же кладе по тому месту, идеже вервь, по 9 сребреник, а десятой златник, и, собирающе их, наполнита пятеры возила, елико мощно вести, метцы же полни бяху. Той же монастырь в Ростове и до днесь нарицается Петровский. Потом же браку сочетався, и чада породи, и преставися лета 6771, в том монастыре и погребен бысть».
Этот рассказ имеет много общего с легендой о Буге-богатыре. Легенду о церкви святого Николая можно представить следующим образом: соколиная охота-потерявшийся и найденный сокол-строительство церкви. Две другие легенды выглядят несколько иначе: соколиная охота-сон, видение-строительство церкви (монастыря).
Мотив строительного сокола - это мотив преимущественно местных легенд, таким образом использование мотива строительного сокола в «Повести о Тверском Отроче монастыре» вполне традиционно. В разработке этого мотива Повесть ближе к первой из приведенных легенд, в которой фигурирует потерявшийся и вновь найденный сокол. Однако в «Повести о Тверском Отроче монастыре» мотив строительного сокола самостоятельной роли не играет, а лишь влияет на разработку мотива сокола свадебного.
Отметим, что в фольклорных текстах мотив свадебного сокола (будь то сокол-жених или сокол-сват) связан с идеей выбора (или поиска, что в данном случае одно и то же) невесты. Сокол-жених из стада лебедей выбирает себе одну лебедушку, что равно выбору какой-то одной девушки из целой «толпы» сверстниц. Соколы-сваты ищут и находят утушку, что равно поискам и высватыванию какой-то девицы. В «Повести о Тверском Отроче монастыре» мы также видим выбор невесты: и в сне Ярослава, где дано символическое изображение этого выбора («…той же сокол, все стадо птиц разогнав, поймал голубицу, красотою зело сияющую, паче злата, и принесе ему (т. е. князю) в недра»), и при сватовстве Григория («...и дивляшеся в себе велми, яко нигде таковыя обрете девицы...», т. е. мысленно отрок сравнивает свою избранницу с другими девушками).
Обратим внимание на то, что коллизия Повести в полной мере присутствует в сне Ярослава. Сокол из сна князя попадает в такую ситуацию, в какой обычно сказывается фольклорный сокол-жених (охота на стаю птиц и выбор одной из них), но ведет себя как сокол-сват (пойманную птицу отдает другому). Между этим соколом и Григорием полностью сохраняется параллелизм. Отрок находит невесту и отдает (вынужден отдать) ее другому.
Сокол из сна Ярослава не приравнивается однозначно ни к соколу-жениху, ни к соколу-свату, и это еще раз говорит о том, что содержание свадебных песен не объясняет полностью сюжета Повести. Однако структура свадебных песен, состоящих из параллельных, символического и реального, пластов, несомненно оказала влияние на композицию Повести, где также сохраняется параллелизм между поведением сокола в символическом сне князя и действиями Григория.
В свадебном фольклоре мы имеем дело исключительно с выбором, в Повести же, несмотря на то что Григорий выбирает себе невесту (а как потом оказывается, не себе, а князю), постоянно говорится о том, что Ксения Ярославу предопределена свыше. Идея предопределения - одна из ведущих идей Повести. В тексте ее мы постоянно сталкиваемся с напоминаниями о Божьей воле: «Богу бо тако изволившу», «его же Бог мне подаст» (о женихе), «Богу тако изволившу», «Божьим изволением», «Богу убо тако изволившу».
Идея предопределения связана в Повести главным образом с Ксенией. Но отметим, что к идее предопределения имеет отношение и мотив строительного сокола. В приведенных выше легендах сказано, что церковь строится там, где сел сокол. Т. е. сокол, приводящий к построению церкви, указывает и место для этой церкви, место, предопределенное свыше. В одной из легенд идея предопределения подчеркнута тем, что мотив строительного сокола усилен мотивом явления иконы.
Подчеркнем еще раз, мотив сокола свадебного традиционно связан с идеей выбора, мотив сокола строительного - с идеей предопределения. Сокол-Григорий и сокол, улетевший от князя во время охоты, приводят Ярослава к предопределенной Богом невесте. Сокол в Повести - вестник Божьей воли, это подчеркнуто тем, что он садится на церковный крест, да и всем поведением его на кресте. Женитьба князя является предысторией построения монастыря, и сокол, таким образом, приводя князя к невесте, приводит отрока к идее строительства монастыря. Можно заключить, что, несмотря на органическую связь Повести со свадебным обрядом, на явное преобладание в тексте свадебной символики, мотив сокола свадебного тесно переплетается с мотивом сокола строительного.
Особого внимания заслуживает вопрос об устных легендах, касающихся истории возникновения Отроча монастыря и объясняющих его название.
Сопоставление Повести со свадебным обрядом позволяет отрицательно ответить на вопрос о возможности существования легенды о женитьбе князя на крестьянке, предшествующей Повести. Этому есть еще одно подтверждение. Ни один из текстов, касающихся князя Ярослава Ярославича и его жены Ксении (летописи, различные редакции Жития Михаила Ярославича) и предшествующих Повести, не сохранил следов такой легенды. Рассказ о неравном браке содержится лишь в поздних (не ранее середины 18 в.) редакциях Жития Михаила Ярославича и явно имеет своим источником Повесть.
В книге Н. Н. Овсянникова «Тверь в XVII веке» была приведена легенда о женитьбе князя Ярослава Ярославича на крестьянке.
Вот эта легенда и примечания к ней:
«Член Тверской ученой комиссии И. А. Иванов передал нам следующие интересные подробности и предания, относящиеся к недавно посещенному им. с. Эдимонову и его окрестностям.
«В с. Эдимонове и его окрестностях и до сих пор очень живы предания о князе Ярославе и его сыне, благоверном князе Михаиле. На левом берегу Волги против с. Городни протянулся верст на 10 широкою полосою прекрасный луг, заливаемый весною, когда Видогощинское озеро соединяется с Волгою. По лугу разливаются несколько ручьев. Параллельно реке, но в значительном от нее расстоянии, длинною грядою тянутся невысокие песчаные холмы, поросшие вековым сосновым лесом. Этот луг был любимым местом для княжеской соколиной охоты, а в лесу князь и его охотники отдыхали и утоляли голод, зажаривая на вертелах убитую дичь. Под углом каменной часовни, построенной в этом лесу, именно там, где песчаная возвышенность прорезывается журчащим ручьем, и ныне показывают остатки очага или костра. Ежегодно в праздник Вознесения сюда собираются от 3000 до 4000 человек из окрестных селений. После молебствия они располагаются близ часовни и угощаются принесенными кушаньями и лакомствами. О самой женитьбе Ярослава местное предание рассказывает так: князь охотился с соколами по лугу между Видогощем и Эдимоновым; любимый княжеский сокол погнался за белой лебедью, которая потянула к Эдимонову. Князь поехал туда же и увидел, что сокол запутался (бывшею на его ноге цепочкою) на церковном кресте. Пока ловчие делали приспособления, чтобы снять сокола, князь взошел в отворенную церковь. Там стояли пред алтарем жених, отрок князя Григорий, и невеста, красавица Ксения, дочь эдимоновского причетника. Князь, пораженный ее красотою, с словами: «Венчай поп» стал на место жениха. С этих пор как Ярослав, так и дети его особенно часто посещали Эдимоново, сделавшееся великокняжескою вотчиною. Когда св. великий князь Михаил Ярославич отправлялся в Орду в твердой решимости «положить душу свою за многия души», то все его семейство, бояре, слуги и многие тверичи провожали его на стругах до любимого становища у с. Эдимоново, где ныне часовня; здесь происходило трогательное прощание доблестного князя-мученика с провожавшими его. Все эти предания были собраны и записаны бывшим мелковским священником, недавно умершим, но, к сожалению, несколько лет тому назад эта рукопись погибла во время пожара».
Нельзя видеть в этом рассказе большого противоречия с другим известием, вошедшим в житие благоверного князя, что семья и бояре провожали его до устья Нерли (в нынешнем Калязинском уезде). Вполне возможно, что некоторые из ближних бояр, так же как и семейство, провожали князя и дальше Эдимонова, именно до Троицко-Нерльского монастыря».
В связи с этим преданием о женитьбе Ярослава Ярославича было высказано два противоположных мнения. В. Ф. Ржига считал «существующее и ныне предание еще более поздним новообразованием, возникшим уже на почве нашей повести». Полемизируя с В. Ф. Ржигой, С. К. Шамбинаго высказал диаметрально противоположное суждение: «Это предание, ярко подчеркивающее феодальный произвол, скорее можно расценить как зародыш повести, внесшей сентиментальную окраску в изображение «отрока» к своему князю».
Мнение С. К. Шамбинаго было поддержано и М. О. Скрипилем: «Автор не чужд... некоторой идеализации феодальных кругов: он неоднократно говорит о любви князя к своему отроку. Очевидно, в этом он отступает от своих фольклорных источников. Сохранившийся отрывок устного рассказа о драме Григория дает более верное изображение феодального произвола, чем повесть, смягчающая отношения между князем и его подчиненными».
Однако факт классовой оценки не может служить свидетельством первичности или вторичности текста: с равной долей вероятности можно предположить наличие классовой оценки ситуации в источнике Повести и, напротив, привнесение этой классовой оценки во вторичную по отношению к Повести легенду в результате бытования ее в демократической среде.
С одной стороны, сопоставление текстов со свадебным обрядом указывает на явную первичность Повести. С другой стороны, приведенная Н. Н. Овсянниковым легенда имеет очевидные признаки пересказа.
Техника пересказа продемонстрирована Ю. М. Лотманом. Исследуя один из пересказов «Бедной Лизы» Н. М. Карамзина, Ю. М. Лотман отметил, что «художественное мышление пересказывающего «Бедную Лизу» «мастерового» прежде всего сюжетно: произведение для него - это рассказ о событиях...» . То же самое увидим, если сравним Повесть и легенду. В легенде кратко передан сюжет, и при сохранении сюжетной основы исчезает то, что усложняет и украшает этот рассказ. Ю. М. Лотман выделяет две черты пересказа ״Бедной Лизы”: «это рассказ страшный и занимательный» . И несмотря на всю краткость легенды, эти две черты можно выделить и в ней. Ярким признаком ее вторичности является то, что она, условно говоря, «страшнее». Вовсе не случайно кульминационная сцена перенесена из дома невесты в церковь, князь отнимает у своего отрока невесту в самый последний момент, во время венчания. Отметим, что причины трансформации кульминационной сцены чисто литературные: легенду от Повести отличает не то, что легенда верно отражает феодальный произвол, а Повесть вносит в отношения между героями сентиментальную окраску, а то, что Повесть рассчитана на книжную сферу бытования, а легенда - на устную, и потому легенда должна быть более динамичной, более - «ужасной»; занимательные, неожиданные, но в то же время неторопливые построения Повести легенда заменяет молниеносным и ״страшным” действием.
Одной из важных черт, отмеченных Ю. М. Лотманом для пересказа «Бедной Лизы», является «перекодировка» на уровне жанра. «Точность географической приуроченности места действия заставила даже пересказывающих воспринять рассказ как местную легенду об озере у Симонова монастыря, а все повествование как определение свойства озера - «бабы-то все здесь тонут». То же самое происходит с Повестью и легендой: повесть, посвященная истории основания монастыря, род местной легенды, постепенно от списка к списку, от редакции к редакции утрачивает местный характер, превращаясь в рассказ о женитьбе князя на крестьянке. Особенно очевиден этот процесс в позднейших обработках Повести.
Повесть символична, полна упоминаний о Божьей воле, легенда - реалистична, то, что в Повести таинственно, в легенде - легко объяснимо (сокол ״запутался (бывшею на его ноге цепочкою) на церковном кресте”, ״ловчие делали приспособления, чтобы снять сокола”).
Прежде чем попасть в книгу Н. Н. Овсянникова, легенда прошла через несколько рук: Овсянникову ее передал И. А. Иванов, тот в свою очередь записал ее у некоего мелковского священника, который умер, а его бумаги, в том числе и запись легенды, сгорели. Во всяком случае, в том виде, в каком эта легенда воспроизведена в книге Н. Н. Овсянникова, она явно вторична по отношению к Повести.
На мой взгляд, не Повесть была основана на легенде, но сама она породила легенду, нашедшую большой отклик в краеведческой и художественной литературе.
О,0 О ■; сII -
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ (ПУШКИНСКИМ ДОМ)
На правах рукописи
СЕМЯЧКО Светлана Алексеевна
УДК 882 (091) «ПОВЕСТЬ О ТВЕРСКОМ ОТРОЧЕ МОНАСТЫРЕ» (историко-литературное исследование)
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических паук
ЛЕНИНГРАД 1991
Работа выполнена в Отделе древнерусской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.
Научный руководитель - доктор филологических наук Р. П. Дмитриева.
Официальные оппоненты:
доктор филологических наук Е. А. Костюхин, кандидат филологических наук М. В. Рождественская.
Ведущее научное учреждение - Ленинградский государственный университет.
Защита состоится $ /» 1991 г. в часов на заседании Специал
зированного ученого совета Д 002.43.02 по защите диссертаций на соискание уч пой степени доктора филологических наук при Институте русской литератур (Пушкинский Дом) АН СССР.
Адрес: 199034, Ленинград, наб. Макарова, 4.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института.
Ученый секретарь Специализированного совета, кандидат филологических наук
В. К. Петухов
В13БДЕН И12
гаиШ жсс"п> 0 Тверском Отроче монастыре», названная Д. С. Лиха-етгт-м!«идпим из самых замечательных произведений XVII п.»1, до их пор остается одним из наименее изученных памятников. По-вящеппая историческому событию, женитьбе князя Ярослава 1рослаш1ча Тверского, брага Александра Невского, и основанию верского Отроча монастыря, она долгое время привлекала впима-ие историков и краеведов лишь как возможный исторический ис-очпик. К тому же распространение получил не текст самой Повети, а лишь ее сюжет, известный по двум пересказам вт. пол. XVIII -ач. XIX вв. Один из них был сделан в 1765 г. ректором Тверской уховпой семинарии архимандритом Макарием в его редакции Жи-ия Михаила Ярославича Тверского и помещен Н. М. Карамзиным примечаниях к четвертому тому «Истории государства Российско». Другой впервые появился в 1801 г. в «Ручном дорожнике...» I. Ф. Глушкова. В основном, они и послужили источником много-ислсппых литературных обработок этого сюжета и дали возмож-ость ученым начать свой долгий спор об исторической достоверпо-1и рассказанного. Текст Повести был впервые опубликован в 1865 в «Тверских губернских ведомостях» и особого внимания к себе не ривлек. По настоящему Повесть была замечена лишь после вы-1сдшсй в 1928 г. статьи В. Ф. Ржиги, материалом которой послужи-и 5 списков этого текста. Эта статья до недавнего времени и остава-ась основной работой, посвященной изучению Повести.
Со времени выхода исследования В. Ф. Ржиги было обнаружено цс 13 списков Повести, что вызвало необходимость изучения ис-)рии текста этого памятника. Актуальность данного исследования Т)условлепа не только тем, что обнаружение новых списков Повести лзрушило представление о неизменности ее текста на всем иротя-спии его бытования, но и появлением новых исследований в обла-ги древнерусской литературы и фольклора, которые позволяют па;)лее высоком уровне подойти к вопросу о художественном своеоб-тши этого произведения. Все это обусловило цели и задачи пасто-щей работы:
1) исследовать все известные списки Повести, определить их ¡аимоотиошения, выявить историю текста памя тника на всем прошении его существования;
2) рассмотреть вопрос об источниках Повести, уточнит:» время. создания п редактирования;
1 Лихача; Д. С". 1\| ¡i-.ii I пс цичч.пп.ш к|>.11\ рм \ XVII иском. //■".) мох и и с 1 п. ш.// 1\;р|смД С. 11;П|К1МП1.К"р;|оо| м Д.. I I (124-
3) исследовать вопрос о взаимоотношении Повести с фольюи ром, остановиться на изучении основных литературных мотивов сюжета;
4) рассмотреть историю бытования сюжета Повести в литерат ре XIX - нач. XX вв;
5) на основании всестороннего изучения Повести подойти к в просу о художественном своеобразии Повести и о ее месте в литер туре Древней Руси.
Методикой данной работы является широко применяющийся современной медиевистике принцип комплексного текстологиче кого и историко-литературного анализа. Текстологическое исслед вание проводится на основе пословного сличения всех списков П вести. Для уточнения времени создания произведения использует! метод датировки текста по упоминаемым в нем историческим и т пографическим реалиям, уже применявшийся по отношению к эт му памятнику Р. П. Дмитриевой. Этот метод в данном случае наиб лее продуктивен, так как текст Повести насыщен разного рода р алиями, обнаруживаемыми и в различных документах: переписи! книгах, жалованных грамотах, географических планах, записках п тешественников. Исследование художественной природы произв дения ведется как на основе анализа его источников и литературш образцов, так и путем изучения литературных мотивов.
Источником исследования стали 18 известных списков памя ника, устная легенда о женитьбе князя Ярослава Ярославича Тве ского и 17 обработок сюжета Повести второй половины XVIII - п чала XX вв.
Практическая значимость работы заключается в возможное использования ее материалов и выводов и в общих курсах истор: древнерусской литературы, и в отдельных трудах, посвящешн проблемам теории литературы XVII в. и вопросам взаимоогнон ния литературы и фольклора. Подготовленные тексты Повести да] основу как для научного ее издания, так и для изданий, рассчита ных на широкого читателя.
Апробация. Основные материалы и быводы диссертации бы. представлены в качестве докладов на заседании Отдела древнерз ской литературы ИРЛИ (Пушкинского Дома) АН СССР (м 1986 г. - «История текста «Повести о Тверском Отроче монастыр март 1988 г. - «"Повесть о Тверском Отроче монастыре" и древ1 русский свадебный обряд») и на научной конференции молод! ученых и специалистов ИРЛИ (апрель 1988 г. - «Отношение «П01 сти о Тверском Отроче монастыре» к фольклорным источникам»)
Структура диссертации. Работа состоит из введения, четыре* 1ав, заключения и приложений, содержащих археографический об->р списков и 3 основные варианта ее текста.
Внедение посвящено, в основном, истории изучения Повесп которая сравнительно поздно привлекла к себе внимание как памят ник литературы. Долгое время она попадала лишь в поле зрения и< ториков и краеведов (В.Матвеев, А.В.Соколов, В.С.Борзаковскш Н. Н. Овсянников, В. В. Зверинский и др.), споривших об ее исторг ческой достоверности. Лишь в 1892 г. появилась статья И. С. Некр; сова, обратившего внимание на литературные достоинства Повеет и выделившего основные ее сюжетообразующие мотивы. Но, ш смотря на эту статью, настоящее филологическое исследование эте го текста началось с работы В. Ф. Ржиги (1928 г.). Он ввел в научны оборот 5 списков Повести, которые осознавались им как списки oj ного вида. Хотя впоследствии Н. С. Демковой, продолжившей выя] ление новых списков Повести, и был поставлен вопрос о необход! мости ее текстологического исследования, представление о теке Повести как неизменном на всем протяжении его бытования ост; лось непоколебленным. Исследование В. Ф. Ржиги определило и н; правление последующих работ, посвященнкх изучению Повеет (С. К. Шамбинаго, М. О. Скрипиля): особенности разработки ог дельных мотивов, связь со свадебным фольклором, влияние «П0В1 сти о Петре и Февронии». В основном, ученые были согласны друг другом, за исключением вопроса о взаимоотношении Повести устной легенды, опубликованной в 1889 г. Н. Н. Овсянниковы;
B.Ф. Ржига считал ее вторичной по отношению к Повести,
C. К. Шамбинаго придерживался противоположного мнени И. П. Еремин рассматривал Повесть как пример нового отношен! к теме человека и теме любви в литературе второй половины XVII i
Новым этапом в изучении Повести стали работы Д. С. Лихаче и Р. П. Дмитриевой. С одной стороны, литературоведческий анали проведенный Д. С. Лихачевым, с другой стороны, анализ историче ких реалий и датировка Повести, данная Р. П. Дмитриевой, опред лили место этого произведения в литературном ряду XVII в. Разв! вая идею Д.С.Лихачева о сюжетной эмансипации, A.M. Панчеш писал о принципе сюжетной непредсказуемости как одной из н иболее характерных черт этого произведения. Однако работа неме: кой исследовательницы У. Петере, выполненная в русле системн структурного метода, показала, каким тормозом стало отсутсга текстологического исследования Повести в ее дальнейшем изуч
Повесть издавалась неоднократно по разным спискам, предста ляющим одну разновидность текста. Эти издания были рассчитаг на широкого читателя или преследовали учебные цели, - и потор не дают полного представления об истории текста памятника.
На основе анализа предшествующих исследований Повести во ¡ведении сформулированы задачи настоящей работы.
Глава I «История текста "Повести о Тверском Отроче монастыре"» содержит анализ всех известных списков этого памятника. 18:писков Повести распадаются на три основные группы: 1/2 списка "ГПБ, собр. ОЛДП, Q.731, 30-40-е гг.. XVIII в. и ГПБ, Q.1.637, Í0-e гг. XIX в) представляют текст се Краткой редакции (далее -КР); 2/2 передают текст Распространенной редакции (далее - РР) шда А/БАН, собр. Успенского, № 118, 1761 г. и ГАТО, ф. 1409, Ме 17022,.80-е гг. XVIII в.); 3/12 списков (ОР ГИМ, собр. Забелина, Sí? 524, сер. XVIII в.; БАН, собр. Лукьянова, № 12, сер. XVIII в.; ОР ГИМ, Музейское собр., № 2563, 60-е гг. XVIII в.; ГПБ, собр. ОЛДП, Э.713, 70-80-е гг. XVIII в.; ГАТО, ф.1409, № 1701; 80-е гг. XVIII в.; "ATO, ф.1409, № 772, 80-е гг. XVIII в.; ГПБ, Эрмитажное собр., 4° 455,
Ю-е гг. XVIII в.; ГПБ, собр. Титова, № 3315, кон. XVIII в.; ОР ГИМ, :обр. Щукина, № 175, нач. XIX в.; ТОКМ,3 № 1866, перв. пол. <1Х в.; ЦГАДА, ф. 181, оп.1, № 179, сер. XIX в.; ГПБ, F.XVII. 112, Ю-е гг. XIX в.) - текст РР вида Б. Два списка (ГБЛ, ф.803.1, № 17, 30-80-е гг. XVIII в.; ОПИ ГИМ, ф.96, 17676/3256, 70-е it. XVIII в.) юединяют в себе чтения двух видов РР, причем в первом случае это фоисходит механически (начало списка, приблизительно 1/4, переписано по тексту вида А, все остальное - по тексту вида Б. Второй:писок в основном передает текст вида Б, чтения вида А появляются шшь в отдельных фрагментах.
Текстологический анализ позволяет представить взаимоотноше-Н1я всех известных вариантов текста Повести следующим образом:
КР в большей степени передает первоначальный текст Повести, аднако сама таковым не является. Анализ текста этой редакции за- руднен тем, что список ГПБ, собр. ОЛДП, Q.731 дефектный, а спи-:ок ГПБ, Q.1.637 довольно поздний, и множество чтений, судя но ¡сему, современны списку. Первоначальным этапом формировани-1Я текста РР является текст вида А. Списки вида А РР мало отлича-отся друг от друга; список ГАТО, ф.1409, № 1702 сохранил лишь юследшою часть Повести, в списке БАН, собр. Успенского, № 118 ;сть некоторые пропуски, легко восстанавливаемые по тексту списка "ATO. Анализ текста списка ОПИ ГИМ, ф. 96,17676/3256 показал, по его протограф явился промежуточным (между видом А и видом >) этапом формирования текста РР. Наиболее законченный вариант "Р - текст вида Б. В работе представлена стемма, на которой отра-
В Гос. архиве Тверской области в ф. 1409 под №170 хранятся фрагменты вух списков, сшитые вместе (они отличаются и по почерку, и по формату, и по бу-iare), в настоящей работе они обозначены № 170^ и № 170-,
Тверской областной краеведческий музей.
жены взаимоотношения 13 списков (включая список ГБЛ, ф.803.1, № 17) этого вида.
За изменениями текста Повести не скрываются ни идеологические, ни политические, ни религиозные идеи. Проблема истории текста Повести - это проблема художественная. Характер переработки текста в РР позволяет сделать вывод о том, что редактор преследовал, прежде всего, цели художественного совершенствования текста (большая психологизация действия в РР, уточнения и дополнения, не разрушающие занимательности и напряженности сюжета, стремление избежать неувязок, придать тексту более правдоподобный вид, стилистическая орнаменталистика).
Анализ показал, что протографом издания 1865 г. является список ГПБ, Г. XVII. 112, причем он представляет собой текст, специально подготавливаемый для публикации. Этот список Повести хранится среди бумаг П. И. Савваигова, есть основания предполагать, что он и был его издателем.
В обеих редакциях текст Повести заканчивается сообщением о грамоте великих князей, источником которого являются хранившиеся в Отроче монастыре и известные по публикации в «Актах Археографической Экспедиции» княжеские жалованные грамоты (ААЭ. Т. 1. № 5 и 34). Поскольку сообщение о грамоте имеется во всех известных вариантах текста, это дает возможность предполагать его наличие и в первоначальном тексте. Использование автором Повести документов, хранившихся в Отроче монастыре, наиболее вероятным делает предположение о том, что и сама Повесть была написана в этом монастыре. В КР между основным текстом и сообщением о грамоте великих князей читается фрагмент о приходе в Отрочь монастырь митрополита Петра, источником которого является либо эпизод о митрополите Петре из Третьего вида «Сказания об убиении Даниила Суздальского и о начале Москвы» (по классификации М. А. Салминой), либо запись под 1307 г. в летописном памятнике, названном А.Н.Насоновым сводом 1652г. Образ Ксении в РР испытал на себе влияние со стороны Службы св. князю Михаилу Ярославичу Тверскому, из которой заимствован и употребляющийся но отношению к героине эпитет «богомудрая». Таким образом, среди письменных источников, использованных при создании и редактировании Повести, были документы, хранившиеся в Тверском Отроче монастыре, служба, написанная в Твери, широко распространенная в письменном виде (и основном, в тверских сборниках) и читавшаяся во всех тверских церквах, и либо «Сказание об убиении Даниила Суздальского...», литературный памятник, созданный тверитином (но предположению М. А. Салминой), либо общерусский летописный свод, списки которого имелись также и в Твери. Аналогичная картина (создание текста на основе местных матери-
алой или выборок из общерусских памятников материалов с местной тематикой) наблюдается и по отношению к другим произведениям, связанным с традицией повестей об основании монастырей, в работе это продемонстрировано и на примере «Летописца Воскресенского Солигалицкого монастыря».
Анализ писцовых и владельческих записей па рукописях, содержащих текст Повести, указывает на то, что Повесть не только создавалась и редактировалась в Твери, но и распространялась преимущественно там же, в посадской и купеческой среде.
Анализ же некоторых исторических и топографических реалий, не учтенных в свое время Р. П. Дмитриевой (местоположение монастыря, придел митрополита Петра в Успенском храме...), подтверждает датировку Повести Р. П.Дмитриевой временем не позже второй половины XVII в. Не противоречат этому и использованные в Повести письменные источники. Датировка эта имеет отношение к первоначальному тексту. Точно определить время создания имеющихся вариантов текста не представляется возможным. Можно лишь предположить, что они разделены незначительными временными интервалами.
Плана II «Повести об основании монастырей. «Повесть о Тверском Отроче монастыре» и древнерусский свадебный обряд» посвящена анализу жанровых особенностей Повести и ее связей с фольклором. В работе рассмотрены рассказы об основании монастырей, существующие как в составе житий святых, так и п виде отдельных повестей (на основе которых часто формируются монастырские летописцы или синодики). Между этими двумя группами есть некоторые отличия. Сравнение с ними Повести показало, что она полностью сохраняет композиционные особенности жанрово-тематичес-кой группы повестей об основании монастырей. Однако практически во всех текстах этой группы (материалом для анализа послужили «Повесть о Борисоглебском монастыре», «Повесть о Владычнем монастыре в Серпухове», «Повесть о Лебяжей пустыни», «Повесть об Усть-Шехонском Троицком монастыре», «Летописец Воскресенского Солигалицкого монастыря», «Синодик пустыни Дедовского острова») предыстория основания, являющаяся важным композиционным моментом, имеет сакральный характер. В этом отношении Повесть резко выделяется па фоне других произведений этой жанрово-тематической группы. В Повести предыстория основания монастыря имеет абсолютно светскую окраску.
Рассказ о женитьбе княза Ярослава Ярославича исследователи (В. Ф. Ржига, М. О. Скрипиль, А. М. Паиченко) традиционно связывали со свадебным обрядом. Однако речь шла лишь об использовании символики свадебных лирических песен и об изображении в Повести отдельных моментов свадебного обряда (но назывался
лишь один эпизод- ожидание отроком коней для свадебного поезда). В действительности соотношение Повести со свадебным обрядом значительно шире. Последовательное сопоставление истории женитьбы Ярослава Ярославича, как она изображена в Повести, i древнерусским свадебным обрядом (в качестве источников были использованы «Чин свадебный», приписанный к «Домострою» (XVI в.) сочинения Д. Флетчера (XVI в.), А. Олеария (XVII в.), Г. Ко-тошихина (XVII в.) и ряд других, в частности, источники более поздние, но относящиеся к Тверской губернии) показало, что каждый эпизод рассматриваемой части Повести, фактически, является отражением определенного момента свадебного обряда. Более того, в Повести выделяются два плана изображения, в каждом из которые совершается свой свадебный обряд: первый план - это сватовство и предполагаемая женитьба отрока, второй - женитьба князя. Двум планам изображения соответствуют и два уровня восприятия ситуации: первый план очевиден, его воспринимают и читатель, и все герои Повести, восприятие второго плана изначально возможно лишь для Ксении (и, естественно, для автора). Рассказывая о неудачной женитьбе отрока, автор обращает внимание читателя на то, что требования обряда постоянно нарушаются (жених, у которого живы родители, сам выбирает себе невесту, сам сватается, не дожидается коней для свадебного поезда) - автор как бы намекает, что этот обряд несовершенен и потому он обречен на неудачу. В скрытом же до некоторых пор от читателя плане свадебный обряд соблюдается безукоризненно: жених (князь) не видит своей невесты дс дня свадьбы, в качестве «смотрителя» невесты и свата выступает отрок (еще А. М. Панченко отметил, что свадебная символика допускает толкование сокола как свата; добавим, что в свадебных песнях встречается и изображение жениха как князя, охотящегося с соколами), кони, приготовленные для охоты, становятся конями свадебного поезда, княжеский «сигклит» оказывается свадебной «свитой».
Анализ этого фрагмента Повести, сопоставление его со свадебным обрядом показывает, что персонажи Повести - это персонажи свадебного обряда («молодой князь» жених, «молодая княгиня» невеста, свадебный «отрок», который по требованию обряда, перед появлением жениха занимает его место рядом с невестой, а потом это место у него выкупают или просто «сгоняют» его; среди свадебных «чинов» выделяются «бояре» и «боярыни»), то есть мы видим, что символические фигуры свадебного обряда переведены в «реальный» план и прикреплены к конкретным историческим лицам. Более того, можно сказать, что сцена «сымания отрока» в свадебном обряде стала источником основной сюжетной коллизии Повести.
Глава III «"Повесть о Тверском Отроче монастыре" й местные легенды» посвящена анализу тех мотивов и образов, которые-не об"ьяс-
шпотся однозначно сопоставлением со свадебным обрядом. В первую очередь, это касается мотива соколиной охоты. В тексте Повести существует дублет: сокол-Григорий, приводящий князя к невесте и являющийся полным аналогом сокола из символического сна Ярослава, и реальный сокол, улетевший от князя во время охоты и также приведший его в Едимопово. Это можно объяснить соединением в Повести двух мотивов, мотива свадебного и мотива строительного сокола. Материалом для анализа мотива строительного сокола послужили три легенды: записанная А. А.Титовым легенда о соколе, улетевшем во время охоты и найденном сокольничим Бог-дашкой (на месте, где сокол был обнаружен, Богдашка впоследствии поставил церковь во имя Николы чудотворца, помогавшего ему во время поисков), зафиксированная устюжскими летописями легенда о Буге-богатыре (во время соколиной охоты он остановился отдохнуть, заснул, во сне ему было видение, потом на этом месте он поставил церковь) и рассказ о Петре, царевиче Ордынском, в том виде, в каком он отражен в летописном своде 1652 г. (содержание близко второй легенде: соколиная охота - сон - видение во сне - строительство монастыря). Все три легенды имеют местный характер (die Ortsage): первая объясняет название села Никола-па-перевозе, вторая приурочена к церкви на Сокольей горе, третья - к Петровскому монастырю. Мотив строительного сокола - это, преимущественно, мотив местных легенд. Использование его в Повести вполне естественно, ибо все повести об основании монастырей являются своего рода местными легендами, т. е., по славам В. О. Ключевского, «цепляются» за урочище. Реализация мотива строительного сокола в Повести аналогична его разработке в первой из названных легенд: это сокол, потерявшийся во время охоты и впоследствии найденный. Однако этот мотив не имеет в Повести самостоятельного значения, он лишь оказывает влияние на разработку мотива свадебного сокола. Сокол, приводя князя к невесте, приводит отрока к идее строительства монастыря.
Мотив свадебного сокола связан с идеей выбора, мотив сокола строительного - с идеей предопределения. Отчасти это сохраняется и в Повести (сокол, улетевший во время охоты, садится на церковный крест-и это особый знак божьей воли). Однако идея предопределения в Повести наиболее ярко выражена устами главной героини. Образ Ксении исследователи (И.С.Некрасов, В.Ф. Ржига, М. О. Скрипиль, С. К. Шамбинаго) традиционно связывали с типом «мудрой» или «вещей девы» и с образом главной героини «Повести о Петре и Февронии». Д.С.Лихачев объяснил разницу между двумя героинями разницей между литературой XVI и литературой XVII вв. И лишь Р. П. Дмитриева указала, что «мудрая де.ва» (Февронии) и «вещая» (Ксения) - это принципиально разные персонажи, хотя и
генетически родственные. Действительно, Ксения - «вещая дева». Однако образ героини в разных редакциях Повести не одинаков. В КР (и, скорее всего, в первоначальном тексте) Ксения никак не характеризуется. Она постоянно говорит о божьей воле, но источник ее знания скрыт от читателя. Возможно, это воспринималось как некоторая двусмысленность. И потому в РР появляется развернутая характеристика героини («Бяше бо девица та...») и во вступлении к основному тексту она называется «богому^рой». Как показало исследование, эпитет «богомудрый» преимущественно употребляется в житиях и службах святым или текстах, связанных с житийной традицией, по отношению к героям, обладающим даром предвидения, или героям, чья судьба предопределена, и они знают это, или по отношению к персонажам, поступающим, исходя не из обычной человеческой логики, а согласуясь с высшим смыслом, не всегда понятным окружающим. То есть речь идет о традиционном «вещем» герое, но осмысленном сквозь призму агиографической традиции. «Богомудрый» герой - это герой, получивший свое знание, свой дар предвидения от Бога. Мы видим, что составитель РР характеризует источник знания Ксении с помощью одного лишь эпитета, не вводя дополнительных сцен (видений, снов и т. п.) и не разрушая занимательности, остроты сюжета. Это еще раз подтверждает мысль о том, что редактор Повести преследовал прежде всего художественные цели.
Ксения названа «богомудрой» не только в Повести, но и в Службе св. Михаилу Ярославичу Тверскому и в редакции 50-х гг. XVII в. Жития Михаила Ярославича. Однако в этих трех случаях за одним и тем же эпитетом стоит разное содержание. В Житии это обычный этикетный эпитет, употребляемый наравне с другими. В Службе Ксения прославляется как родительница и воспитательница «бого-мудрого» сына. И только попав из Службы в Повесть, этот эпитет приобретает особое значение. То есть нет оснований подозревать существование некой легенды о «богомудрии» Ксении, которая могла бы отразиться в этих трех текстах.
Нет основания говорить и о существовании предшествующей Повести легенды о женитьбе князя на крестьянке, не обязательна даже имеющей местный характер. Об этом свидетельствует и связь Повести со свадебным обрядом как с непосредственным источником, и отсутствие следов такой легенды в других источниках, в частности, в летописях, уделяющих Ксении достаточно внимания.
Не легенда предшествовала Повести, а Повесть породила легенду, которая и отразилась в краеведческой и художественной литературе.
Глава IV «Сюжет "Повести о Тверском Отроче монастыре" в литературе XIX - начала XX вв.» посвящена источниковедческому анализу произведений новой литературы на сюжет Повести. Анализ этот показал, что подавляющее большинство авторов, обращавшихся к этому сюжету, самой Повести не знали. Посредствующими звеньями между Повестью и произведениями новой литературы на ее сюжет стали, с одной стороны, пересказ Повести, сделанный архимандритом Макарием в Житии Михаила Ярославича Тверского и помещенный впоследствии Н.М.Карамзиным в примечаниях к «Истории государства Российского», с другой стороны, рассказ из «Ручного дорожника..» И.Ф. Глушкова, восходящий, скорее всего, не к самой Повести, а к рожденной ею легенде. Как показал анализ, особенности сюжета в том или ином произведении объясняются, как правило, не столхЙ* творческой волей автора, сколько тем, какая из двух версий (Макария или И. Ф. Глушкова) послужила источником для этого автора. Те, кто имел своим источником, непосредственно или через другие произведения, рассказ И. Ф. Глушкова (В. Т. Нарежный, С. Н. Глинка, Ф. Н. Глинка, В.К.Кюхельбекер, В. С. Глинка, П. Н. Полевой), переносят кульминационную сцену в едимоновский храм. Эта особенность идет еще от легенды. Интересно, что ее сохраняют и те авторы, которым известны обе версии (Ф. Н. Глинка, В. С. Глинка, П. Н. Полевой). От источника зависит и количество сюжетных линий. Те, кто обращался к «Истории» Н. М. Карамзина (A.A. Шаховской, В. С. Глинка, П. Н. Полевой, Т. Северцов (Полилов)), к коллизии любовной и социальной, отрок-князь-возлюбленная, добавляют линию политическую: Русь и немцы, Русь и татары, Тверь и Новгород. Некоторые авторы использовали и произведения своих предшественников. В этом отношении наибольшей популярностью пользовалась драма В. С. Глинки. Непосредственным откликом на нее была поэма Н. Третьякова, обращался к ней и П. Н. Полевой. И лишь последняя из известных нам обработок этого сюжета, повесть Т. Северцова (Полилова) «Княжой отрок», имела своим источником Повесть, и то не древнерусский ее текст, а перевод, напечатанный в книге неизвестного автора «Отрочь монастырь в г. Твери» (Тверь, 1894).
Сюжет Повести был весьма популярен, нам известны 17 русских и 2 немецких его обработки. И это не случайно, он предоставляет широкие возможности для выражения самых различных идей, нравственных, социальных, политических. И в то же время, большинство позднейших обработок унаследовали лишь внешнюю сторону сюжета, его основные коллизии. Произведения XIX в. более однозначны; конфликт, который в Повести «перенесен в самую суть
человеческой природы»4, становится в них внешним и очень часто приобретает социальную окраску; идея божественного предзнаменования почти полностью исчезает. Во многом это происходит оттого, что источником этих произведений явилась не сама Повесть, а ее обработки, выхолощенные рационализмом XVIII в.
Сопоставление Повести с позднейшими произведениями на ее сюжет особенно наглядно демонстрирует ее стилистическую однородность. Для древнерусского автора одинаково близкими были и мир книжной монастырской культуры, и мир культуры народной, фольклор. Эта стилистическая однородность в позднейших обработках сюжета Повести была полностью утрачена.
В заключении на основе наблюдений, сделанных в работе, формулируется вывод о сосредоточенности автора и редакторов Повести на вопросах художественных и о приоритете для ни» проблем сюжета над проблемами жанра.
Основной текст диссертации сопровождается приложениями, содержащими археографический обзор списков Повести и 3 ее текста (КР и вид А и вид Б РР).
Ряд положений диссертации изложен в следующих работах:
1) Якунина С. А. К изучению списков «Повести о Тверском Отроче монастыре» // ТОДРЛ. Д., 1985. Т. 40. С. 410-413;
2) Якунина С. А Переработки XVIII-XXвв. «Повести о Тверском Отроче монастыре»//Литература Древней Руси. Источниковедение./ Сборник научных трудов. Л., 1988. С. 290-300;
3) Якунина С. А. Отношение «Повести о Тверском Отроче монастыре» к фольклорным источникам.//Проблемы развития русского фольклора и литературы ХП-ХХ вв./ Тезисы научной конференции молодых ученых и специалистов 6-7 апреля 1988 года. Л., 1988. С.22-24;
4) «Повесть о Тверском Отроче монастыре» (Подготовка текста и комментарии С. А. Семячкс»)//Памятники литературы Древней Руси. XVII век. Книга первая. М., 1988. С. 112-120,616-618;
5) «Повесть о Тверском Отроче монастыре» / Сокращенный перевод С. А. Якуниной // Семья. 1989, № 48 (100). С. 14-15;
6) Семячко С. А. «Повесть о Тверском Отроче монастыре» и древнерусский свадебный обряд // ТОДРЛ. Т. 45 (в печати);
7) Семячко С. А. К вопросу об использовании письменных и устных источников при создании повестей об основании монастырей и монастырских летописцев («Повесть о Тверском Отроче монастыре», «Летописец Воскресенского Солигалицкого монастыря») // Книжные центры Древней Руси. Вып.З (в печати).
4 Лихачев Д. С. Великое наследие. /Классические произведения литгритуры Древней Руси. // Лихаче» Д. С. Избранные работы. Л.. 1987. Т. 2. С. 298.
Лета мироздания 6773-го, а от рожества Христова 1265 года составлен бысть Отрочь монастырь тщанием и рачением великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго и великия княгини богомудрыя Ксении по совокуплении их законнаго брака в четвертое лето по прошению и молению любимаго его отрока Григориа, а во иноческом чину Гуриа.
В лето великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, бысть у сего великаго князя отрок, именем Григорий, иже пред ним всегда предстояше и бе ему любим зело и верен во всем; и тако великий князь посылаше его по селом своим, да собирает ему повеленная. Случися же тому отроку быти в селе, нарицаемом Едимоново, и ту обита у церковнаго понамаря, именем Афанасия, и узре у него дщерь его, девицу, именем Ксению, велми красну, и начат мыслити в себе, да оженится ею. И бояся князя своего, да некогда приимет от него великий гнев, и велми печален бысть о сем, возлюби бо ю зело, и не поведа мысли своея никому от другов своих, но в себе размышляше, да како бы ему улучити желаемое. Случися же наедине со отцем ея Афанасием, начат ему глаголати, да вдаст за него дщерь свою и обещается ему во всем помогати. Отец же ея велми удивися о сем: "Да како у таковаго великаго князя имать предстояти всегда пред лицем его, и тако ли вещает мне о семъ?" И не ведяше, что ему отвещати противу словес его. Шед убо Афанасий, вопроси о сем жены своея и дщери, сказа им подробну; дщерь же его, исполненна духа святаго, возглагола отцу своему сице: "Отче мой! сотвори ему вся сия, елика он тебе обещася, положи на волю его, богу бо тако изволившу, и сие да будетъ".
Бяше бо девица сия благочестива и кротка, смиренна и весела, и разум имея велик зело, и хождаше во всех заповедех господних, и почиташе родители своя зело, и повинуяся има во всем, от младых ногтей Христа возлюбила и последуя ему, слышаше бо от отца своего святое писание и внимаше прилежно всем сердцем своим.
Отрок же наипаче того уязвися любовию и прилежно о сем вещает отцу ея, да не устрашается: "Аз бо ти во всем имаюся и князя умолю во всем, ты же не бойся". И тако совещастася во всем, и быти в том селе браку, и венчатися в церкви святаго великомученика Димитриа Селунскаго, и жити ту, даже великий князь повелит. И тако повеленная великаго князя исполни вся, яже повелена быша, и возвратися во град Тферь с радостию и дивляшеся в себе велми, яко нигде таковыя обрете девицы, и не поведа сего никому.
Отроковица же после его рече отцу своему и матери: "Господие мои! не дивитеся о сем, что вам обещался сей отрок, он бо тако совеща, но бог свое строить: не сей бо мне будет супруг, но той, его же бог мне подастъ". Родители же ея о сем велми дивистася, что рече к ним дщерь их.
Предиреченный же отрок той, усмотря время благополучное, и припаде к ногама великаго князя, и молит его со многими слезами, и возвещает ему свою мысль, да сочетается законному браку, яко ему годно бысть, красоту и возраст девицы оныя изъявляет. Князь же великий, сия от него слышав, рече ему: "Аще восхотел еси женитися, да поимеши ce6е жену от велмож богатых, а не от простых людей, и не богатых, и худеиших, и безотечественных, да не будеши в поношении и уничижении от своих родителей, и от боляр и другов, и от всех ненавидим будеши, и от мене удален стыда ради моего". Однако на многи дни отрок моляше прилежно великаго князя, да повелит ему желание свое исполнити и тамо жити. И тако великий князь наедине его увещавает и вопрошает о сем подробну, чего ради тако восхоте. Он же все исповеда великому князю обещание свое, яко же тамо обещася.
Князь же великий Ярослав Ярославичь по прошению его повелевает всему быть, яко же ему годно и потребно, и насад изготовити, и вся воли его потребная, и люди ему тамо готовы быть имеют, елико годно будет на послужение отроку, когда приспеет время обручению и венчанию его, и отпущает его в насаде по Волге реке, бе бо то село близ Волги стояй, а кони ему обещавает прислати за ним вскорости по брегу. Отрок же с радостию поклонися великому князю и поиде в насаде по Волге реке со всеми посланными с ним.
Наутрие же великий князь повеле готовити себе коня и всему своему сигклиту, яко же угодно великому князю, соколы и псы, да, едучи, ловы деет; в ту бо нощ великий князь сон видел, якобы быти в поле на ловех и пускати своя соколы на птицы; егда же пусти великий князь любимаго своего сокола на птичье стадо, той же сокол, все стадо птиц разогнав, поимал голубицу, красотою зело сияющу, паче злата, и принесе ему в недра; и возбнув князь от сна своего и много разъмышляше в себе, да что сие будет, и не поведа сна того никому, токмо повеле с собою на лов вся птицы взяти; и тако великий князь поиде в ту же страну, иде же отрок, ловы деюще, тешася. Бе же великий князь безбрачен и млад, яко двадесяти лет, еще ему не достигшу возраста своего.
Той же отрок, егда прииде в насаде по реке, и приста у брега, ожидающе коней от князя, и посла вестники своя к девице, да вся готова будут, яко же есть обычай брачным.
Девица же присланным рече: "Возвестите отроку, даже помедлеет тамо, дондеже сама весть пришлю к нему, как вся изготована будут, понеже бо нам от него о приходе его въсти не было". Вестницы же его, пришедше, поведаша ему о всем, еже им повелено бысть от девицы возвестити: провиде бо она великаго князя приход к себе, рече родителем своим: "Яко уже сват мой приехал, а жених мой не бывал еще, но уже будет, яко в поле тешится и замедлил тамо, но пождем его немногое время, даже приедет к нам",- а о имени его никому от сродников своих не поведа, но токмо готовяше ему честныя дары, яже сама строяше; сродницы же ея велми о сем дивляхуся, а того жениха ея не ведяху, но токмо она едина.
Князь же великий села того не знаяше, но восхоте тамо быти наутрие или на другий день и да видит своего отрока оженившагося; и тако обначева на лове, бяше бо село то от града Твери четыредесять поприщ. В нощи же той виде сон прежний и наипаче разъмышляше в себе, что будет сие видение, наутрие же по обычаю своему ловы деяше.
Отрок же той, не дождався вести ни коней, помысли в себе: "Яко аще государь мой великий князь раздумает и пошлет по мене, и велит возвратитися вспять, аз же своего желаннаго не получилъ". И тако вскоре поиде во двор той, иде же девица та, и по чину своему все изготовавше. И тако седоста вкупе на место свое, яко же быти вскоре венчанию их, отрок же повелеваше по скору вся строити и дары разносити. Девица же рече отроку: "Не вели спешити ничем, да еще у меня будет гость незванной, а лучше всех и званных гостей".
Великий же князь в то время близ бе села того, и увиде стадо лебедей на Волге реке, и тако повеле пустити вся своя птицы, соколы и ястребы, пусти же и сокола своего любимаго и поимаше много лебедей. Той же сокол великаго князя, заигрався, ударися летети на село то; великий же князь погна за ним и приехал в село то борзо, забыв вся; сокол же сяде на церкви святаго великомученика Димитрия Селунскаго; князь же повеле своим вопросити про село, чие есть. Селяня же поведаху, яко село то великаго князя Ярослава Ярославича Тферскаго, а церковь святаго великомученика Димитриа Селунскаго. В то же время множеству народа сошедшуся смотрети, яко уже к венчанию хотят итти. Князь же, сия слышав от поселян, повеле своим сокола своего манити;
сокол же той никако же думаше слетети к ним, но крилома своима поправливаяся и чистяшеся; сам же великий князь поиде на двор, иде же бе отрок его, в дорожном своем платье, не на то бо приехал, но богу тако изволившу. Людие же, видевше князя, не знаяху его, мняху бо его с конми и с потехами к жениху приехавша, и не встретиша его никто же.
Девица же рече всем ту съдящим: "Востаните вси и изыдите во стретение своего великаго князя, а моего жениха",- они же дивляхуся. Великий же князь вниде в храмину, иде же бяху отрок и девица седяще, всем же воставшим и поклоншимся великому князю, им же не ведущим пришествия его и прощения просящим, князь же повеле им сести, да видит жениха и невесту. Девица же в то время рече отроку: "Изыди ты от мене и даждь место князю своему, он бо тебе болши и жених мой, а ты был сват мой". Великий же князь узре ту девицу зело прекрасну, и аки бы лучам от лица ея сияющим, и рече великий князь отроку своему Григорию: "Изыди ты отсюду и изыщи ты себе иную невесту, иде же хощеши, а сия невеста бысть мне угодна, а не тебе",- возгореся бо сердцем и смятеся мыслию.
Отрок же из места изыде повелением его; великий же князь поиме девицу за руку и поидоста в церковь святаго великомученика Димитрия Селунскаго, и сотвориша обручение и целование о Христе, яко же подобает, потом же и венчастася в той же день; и тако бысть велия радость у великаго князя той день до вечера, бяше бо летом, и селян повеле покоити день и нощ. Идущу же великому князю после венчания от церкви ко двору, тогда оный сокол его любимый виде, господина своего, идуща с супругою своею, сидя на церкви, начат трепетатися, якобы веселяся и позирая на князя. Князь же вопроси своих соколников: "Слетел ли к вам сокол или нетъ?" Они же поведаша ему: "Не летит с церкви". Князь же, возрев на него, кликнул его своим гласом, сокол же скоро прилете к великому князю, и сяде ему на десней его руце, и позирая на обоих, на князя и на княгиню. Великий же князь отдаде его соколнику. Отрок же той великою кручиною одержим бысть, и ни яде, и ни пия. Великий же князь велми его любляше и жа-ловаше, наипаче же ему не веляше держатися тоя кручины, и сказа ему сны своя, яко же видех во сне, тако и збысться божиим изволением.
Отрок же той в нощи положил мысль свою на бога и на пречистую богоматерь, да яко же восхотят к которому пути, тако и наставят; и снем с себя княжее платье и порты, и купи себе иное платье, крестьянское, и одеяся в него, и утаися от всех своих, и изыде из села того, никому же о сем не ведущу, и поиде лесом, незнаемо куды.
Наутрие же великий князь того отрока воспомянув, что его у себя не видит, и повеле своим боляром, да пришлют его к нему; они же поискавше его много и не обретоша нигде, токмо платье его видеша, и великому князю возвестиша о нем. Князь же великий о нем велми печален бысть, и повеле искати его сюду и сюду, по реке и в кладезях, бояся того, чтоб сам себя не предал губителной и безвременной смерти; и нигде его не обретоша, но токмо той селянин поведа, что, де, купил у меня платье ветхое, и не велел о том никому поведати, и поиде в пустыню.
Великий же князь повеле его искати по лесам, и по дебрям, и по пустыням, да где его обрящут и приведут его; и многие леса, и дебри, и пустыни обыдоша, и нигдеб его не обретоша, бог бо его храняше. И пребысть ту великий князь даже до трех дней.
Великая же княгиня его Ксения вся возвести бывшая великому князю Ярославу Ярославичю о себе и о отроке, яже напреди писана суть.
Великий же князь велми печален бысть об отроке своем, глаголаше бо: "Яко аз повинен есмь смерти его". Княгиня же его Ксения печалитися ему всячески не велит и глаголет великому князю: "Богу убо тако изволившу быть мне с тобою в совокуплении; аще бы не божиим повелением, как бы было мощно тебе, великому князю, к нашей нищете приехати и пояти мя за себя. Ты же не печалися о сем, но иди с миром во град свой и мене пойми с собою, ничего не бойся". Великий же князь велми печален бысть, воздохнув, прослезися и воспомяну своя глаголы: "Яже глагола ко отроку своему Григорию, тое на мне собысться, а его уже отныне не увижу". И возложи свою печаль на бога и на пречистую его богоматерь. И отпусти свою великую княгиню в насаде и боляр своих, иже были со отроком, во град Тферь, и повеле великий князь боляром своим, да берегут великую княгиню его и покланяются ей и слушают во всем. Сам же великий князь, по-прежнему, поехал берегом, деюще потехи своя и ловы; и прииде во град Тферь прежде княгини своея. Егда же прииде и великая княгиня его Ксения ко граду Тфери, великий князь повеле боляром своим и з болярынями, и своим дворовым, и всему граду, да выдут на встретение великия княгини и з женами своими. Вси же, слышавше от великаго князя, с радостию изыдоша, весь град, мужи и жены, и младенцы, от мала даже и до велика, з дароношением, и сретоша ея на брезе у церкви архаггела Михаила. Егда же прииде ко граду Тфери, великий князь посла всех боляр с коретами, и тако с великою честию сретоша ю и поклонишася ей; и вси, зряще красоту ея, велми чудишася: "Яко нигде же видехом очима нашима или слышахом слухом нашим таковую жену благообразну и светящуся, аки солнце во многих звездах, яко же сию великую княгиню, сияющу во многих женах сего града паче луны и звезд многихъ". И провождаше ю во град Тферь с радостию великою и з дарами многими на двор великаго князя. И бысть во граде радость и веселие велие, и бысть у великаго князя пирова-ние на многи дни всякому чину от мала даже и до велика.
Предиреченнаго же отрока не бе слухом слышати на много время. Божиим же промыслом той отрок прииде на реку, зовомую Тферцу, от града Тфери пять на десять поприщ, на место боровое, и ту вселися на лесу, и хижу себе постави, и часовню на том месте, и назнаменова, где быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Рожества. И ту пребысть немногое время и наидоша его ту близ живущие людие, хождаху бо по лесу потребы ради своея, и вопрошаху его, глаголюще: "Откуду ты сюду пришел еси, и как тебя зовут, и кто тебе велел тут вселитися в нашем месте?" Отрок же им не отвеща ничто же, но токмо им кланяшеся, и тако от него отъидоша восвояси. Он же ту мало пребысть и от того места отъиде, и хотяше отъитти от града подалее, понеже уведа от пришедших к нему людей, яко близ есть град. Божиим же изволением прииде близ града Тфери по той же реке Тферце на устье, и вышед на реку Волгу, и позна, яко град Тферь есть, ибо знаем ему бе, и возвратися в лес той, и избра себе место немного вдалее от Волги на Тферце и начат молитися пресвятей богородице, да явит ему про место сие. В нощи же той возляже опочинути и в сон тонок сведен бысть, и видит на том месте аки поле чистое и великое зело и свет великий, яко некую лучу божественную сияющу. И воспрянув от сна, и мышляше в себе, да что сие будет знамение, и тако моляшеся Спасу и пресвятей владычице, богородице, да явит ему вещ сию. В ту же нощ паки явися ему пресвятая богородица и повелевает ему воздвигнути церковь во имя честнаго и славнаго ея Успения и указа ему место, и рече: "Хощет бо бог прославити сие место и роспространити его, и будет обитель велия; ты же иди с миром во град ко князю своему, и той помощник тебе будет во всем и прошение твое исполнит. Ты же, егда вся совершиши и монастырь сей исправиши, немногое время будеши ту жити и изыдеши от жития сего к богу". И тако воспрянув от сна своего, и велми ужасеся о видении том, и размышляше в себе яко: "Аще отъиду от сего места, боюся явления сего и показания месту. Яко господеви годно, тако и будетъ". И помысли в себе, глаголя: "Аще ли же пойду к великому князю и увещати меня станет, однако не хощу в доме его быти". Сие же ему мыслящу, абие приидоша в той час в оный лес некия ради потребы мужие княжий зверей ради. Отрок же позна их и прикрыся от них, они же видевше крест и хижу и удивишася зело, и глаголаху друг ко другу, яко есть человек тут живяй. И тако начаша искати, и обретоша его, и познаша: "Яко той есть отрок князя нашего". И пришедше к нему, и поклонишася ему, и возрадовашася о нем радостию великою, той бо отрок по пустыни хождаше три лета и вящше, и не виде его никто же, и бе питаем богом.
И тако вземше его с собою и ведоша ко князю и сказаша ему вся яко: "Великий князь печален бысть зело о тебе и доныне, аще же увидит тя жива и здрава, возрадуется о тебе радостию великою". Он же, сия слыша от них, с веселием идяше с ними. Егда же прииде во двор великаго князя и вси узревши его, возрадовашася велми о нем и прославиша бога, и возвестиша о нем великому князю. Князь же повеле ввести его в верхния палаты, и виде отрока своего, и возрадовася велми, и похвали бога. Он же поклонися великому князю и рече: "Прости мя, господине мой великий княже, яко согреших пред тобою, опечалих бо тя зело". И рече к нему великий князь: "Како тя господь богь хранит до сего дне и времени?" И облобызав его. Он же поклонися до земли и рече: "Прости мя, господине мой великий княже, яко согреших пред тобою". И исповеда вся о себе по ряду, како изыде от него, и како бог приведе до сего места. Князь же о сем велми удивися и прослави бога, и повеле своим предстоящим, да дадут ему всю его первую одежду, и да будет в первом своем чину. Он же со смирением рече: "Господине мой великий княже, я не того ради приидох к тебе, но да ты от печали свободишися и прошения моего да не презъриши: молю тя и прошу, да повелиши то место разчистити",- и вся поведа великому князю, како ту прииде, и како явилася ему пресвятая богородица со святителем Петром митрополитом московским и место показа, иде же быти церкви во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения; и вся ему сказа о себе по ряду. Князь же, воздохнув велми, и прослезися и отрока похвали, яко таковаго страшнаго видения сподобися, и обещася во всем помогати месту тому до совершения; и беседова с ним многое время, и повеле предстоящим пред ним поставити трапезу, да вкусит брашна; он же вкуси малую часть хлеба и воды, а иной же пищи отнюдь не прикоснуся. Великий же князь повеле по воли его быти и тако отпусти его с миром, иде же он восхощет. Отрок же отъиде на место свое и по обычаю своему моляшеся богу и пресвятей владычице богородице, и на помощ ея призываеть о создании обители тоя, и тако молитвами пресвятыя богородицы вскоре дело совершается. Князь же великий повеле вскоре собрати крестьян и иных людей, да росчистят место то, иде же оный отрок покажет, и посла их ко отроку; слышавше же то, граждане и сами мнози идяху на помощ месту тому. Тако вскоре очистивше место, еже отрок показа им, и возвестиша великому князю о сем; князь же прослави бога и отрока своего о сем похвали. И тако сам великий князь прииде на то мъсто и виде его сияюща паче иных мест. Отрок же паки припада-ет к ногама его и молит, да повелит церковь создати древянную и монастырь возградити. Великий же князь вскоре повеле всем прежним людем тут работати и мастеров добрых собрати к церковному строению. И тако божиею помощию и великаго князя повелением вскоре дело совершается, и освящение церкви сотвориша. Бысть же ту на освящении церкве Успения пресвятыя богородицы сам великий князь Ярослав Ярославичь и с своею супругою великою княгинею Ксениею, и со всем своим княжиим сигклитом, и всем трапезу устроил, и по прошению отрока своего великий князь даде ему игумена Феодосия, и братию собра, и колокола устрой. И назвася место от великаго князя Ярослава Ярославича Отрочь монастырь, и вси прославиша бога и пречистую его богоматерь. На другий день по освящении церкве тоя той отрок Григорий пострижеся во иноческий чин и наречен бысть Гурий от игумена Феодосия. И той отрок по пострижении своем немногое время поживе и преставися ко господу, и погребен бысть во своем монастыре. По преставлении же блаженнаго онаго отрока немногим летом мимошедшим великий князь Ярослав Ярославичь и великая княгиня Ксения изволили в том монастыре создати церковь каменную во имя пресвятыя богородицы, честнаго и славнаго ея Успения, с приделом Петра митрополита московскаго чудотворца, и села подаде к тому ж монастырю, и место то насели, иде же бе отрок прежде пришедыи. Монастырь же той стоит и доныне божиею благодатию и молитвами пресвятыя богородицы и великаго святителя Петра митрополита московскаго и всея России чудотворца.
У великого Тверского князя Ярослава Ярославича был верный слуга, отрок именем Григорий. Доверял ему князь во всём, поручая даже ездить по своим сёлам и собирать дань. Случилось раз тому слуге быть в приволжском селе Едимонове, что от Твери в четырнадцати верстах, и остановился он в доме местного пономаря Афанасия. У хозяина же была дочь Ксения, красоты неописанной и нрава самого приветливого и благочестивого. С ранней младости любила девочка слушать Святое Писание, постигая его не только умом, но и сердцем.
Увидал девушку Григорий и обомлел: такая красота! Влюбился с первого взгляда и задумал жениться. Но как уговорить князя, как получить его согласие? А от пономаря таиться не стал, поведал о своей любви. Пономарь сначала заробел и не поверил: «Ты служишь у такого знатного князя, а мы люди простые и бедные». Но рассказал жене и дочери, а дочь и говорит: «Положись во всём на волю Божию, сделай, как он просит, ибо не он это просит, а Господь так хочет».
Ну уговорились - свадьбе быть в том селе и венчаться молодым в церкви Димитрия Солунского.
Закончив дела, Григорий поспешил в Тверь. Вспомнит девушку - и у него так легко и радостно на душе! А девушка, как он уехал, успокаивает родителей: «Не удивляйтесь! Он так мыслит, а Бог всё сделает по-своему. Не этому суждено стать моим мужем, а другому. Тому, кого мне Бог даст». Изумились её речам, но не поняли их.
Григорий же, дождавшись удобной минуты, пал князю в ноги, рассказал о своём уговоре и умолял дать согласие. Великий князь поначалу его отговаривал: «Если уж надумал жениться - женись, но выбери себе пару из боярских детей. Возьмёшь бедную - стыдно будет тебе и от родителей своих, и от бояр, и от друзей: от всех ненавидим будешь. Да и мне-то будет стыдно за тебя!». Но отрок ничего не слушал, а только молил князя.
Наконец дал князь согласие, велел приготовить жениху барку - Едимоново стояло на Волге, - сам же обещался поспеть ко дню венчания, приехав по берегу, и отправился на охоту. А перед этим в ночь снится ему сон, будто он на охоте, и вот пустил своего любимого сокола, а тот поймал ему голубицу красоты необыкновенной. Долго думал князь, что значит сон этот (а был князь Ярослав ещё неженатый, всего-то двадцати лет).
Доплыл отрок по реке, пристал к берегу и послал гонцов в село сказать, чтоб торопились. Девица же гонцам отвечала, что ещё не всё готово, сама-де пришлю весть. А своим говорит: «Сват мой приехал, а жених пока в поле тешится».
Ночью князь снова видит тот же сон, а как его понять, не знает. Отрок же, видя, что время идёт, торопит всех. Девица же отроку говорит: «Не спеши, у меня ещё будет гость незваный, лучше позванных!».
Князь же охотился неподалёку, но в Едимонове не бывал и места те не знал. И вот видит стаю лебедей на Волге, пустил на них ястребов и соколов. Много лебедей поймали, а любимый сокол заигрался и полетел к селу. Князь - за ним. Сокол сел на церковь и чистит перья. Князь спрашивает, что за село и чьё оно? Ему отвечают - Ярослава Ярославича, его то есть, а он тут никогда не был и его не узнают: в охотничьей одежде, в дорожной пыли. Думают, лошадьми ведает, к жениху приехал.
Вот народ уже собирается в церковь идти, а девица вдруг и говорит: «Встречайте моего суженого». Пошли, посмотрели, а это князь! Все прощения просят, что не встретили, а девица говорит отроку: «Встань, дай своё место князю. Он - жених мой, а ты был сват!». Великий князь взглянул на неё и обмер - будто лучи от лица её сияют, такая она прекрасная! И сказал князь отроку: «Иди, ищи себе иную невесту, а эту беру я».
Взял князь девицу за руку и повёл в церковь и в тот же день венчался, как положено. И была великая радость у князя, и повелел он всех угощать во всю ночь даже до утра. А когда вышел князь из церкви, сокол его любимый слетел на голос его с купола церкви и сел на десницу его, оглядывает и князя, и княгиню, как бы веселясь.
Отрок же не пил, не ел, а ночью, помолившись, снял с себя всё княжеское и надел простое и ветхое платье, которое купил у крестьянина, и тайком ото всех ушёл в лес, в самые пустынные чащобы, куда глаза глядят.
Наутро хватились, а его нет. Искать. Всё обошли - только платье снятое нашли. Князь особо велел пройти по реке, колодцы оглядеть - боялся, не предал ли он себя душегубительсгву: «Я повинен в его смерти». Княгиня же возражала: «Богу было угодно так. Не человеческим это хотением случилось, чтобы ты, великий князь, приехал к нашей нищете и взял меня».
Потом молодые вернулись в Тверь, их радостно встречал весь народ «от мала до велика», и пирование шло ещё три дня.
А отрок Божиим промыслом пришёл на реку Тверцу, в глухое лесное место, и поставил там хижинку. Но однажды на его жилище набрели люди, стали выведывать, кто он, да откуда, да кто ему велел здесь поселиться. Отрок ничего не отвечал, а когда ушли те, отправился искать новое место, в ещё более глухом лесу, испрашивая видения у Богородицы.
И вот однажды во сне видит он поле чистое и свет сияющий. Проснулся он и долго думал над видением. И в ту же ночь явилась ему во сне Пречистая и повелела воздвигнуть церковь во имя Успения и указала место: «Иди и не бойся, князь будет помогать тебе. А когда поставишь монастырь, то совсем немного поживёшь и перейдёшь на небо».
Задумался отрок, как исполнить повеленное. В этих думах и застали его пробирающиеся через чащобу ловцы зверей. Они узнали Григория и обрадовались, что, прожив в диком лесу более трёх лет, нашёлся он живой и здравый. Они уговорили его идти к князю, который тоже был рад, поцеловал Григория и прослезился. Князь тут же велел принести его прежние одежды, но отрок возражал: «не за этим я пришёл», и рассказал всё о жизни своей и о своих видениях.
И дал князь ему людей, расчистили то место, привели мастеров и поставили церковь. А когда освящали церковь во имя Успения Богородицы, то были и князь, и княгиня, и весь княжеский двор. И назвали то место Отрочь монастырь и восславили Господа и Пречистую Его Матерь. А на следующий день пострижен был отрок во иноческий чин и наречён Гурием. Немного пожил он после пострижения, и похоронили его там же. Монастырь же тот существует и доныне.
